Зачем Хармс писал детские стихи?

Как вам такое? Хармс терпеть не мог детей и гордился этим, а детские стихи писал для тусовки, чтобы был легальный способ самому впадать в детство. А еще из-за денег и любви к главной женщине своей жизни. «Жили в квартире Сорок четыре Сорок четыре Тщедушных чижа: Чиж-алкоголик, Чиж-параноик, Чиж-шизофреник, Чиж-симулянт, Чиж-паралитик, Чиж-сифилитик, Чиж-маразматик, Чиж-идиот…» Такой фанфик на известное стихотворение сочинил собрат Хармса по поэтическому движению ОБЭРИУ Николай Олейников. Дети, которым Хармс с 1928-го года исправно поставлял прекрасные стихи, и не подозревали, что дома у него на одной из стен комнаты – страшный плакат, на котором написано «Здесь убивают детей». Не сказать, чтобы Хармс особо скрывался, наоборот, даже эпатировал этой своей нелюбовью. Вот, например - «Травить детей – это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!». Или даже так – «А что, по-вашему, хуже: покойники или дети?». «Хармс терпеть не мог детей и гордился этим. Да это и шло ему. Определяло какую-то сторону его существа. Он, конечно, был последний в роде. Дальше потомство пошло бы совсем уж страшное. Вот отчего даже чужие дети пугали его», - писал другой его друг Евгений Шварц. «Сорок четыре тщедушных чижа» — это и есть редакция журналов для школьников «Ёж», а потом журнал для малышей «Чиж», где с 1927- го года заседала вся поэтическая группировка ОБЭРИУ – Хармс, Николай Заболоцкий, Александр Введенский, Николай Олейников и другие. Их пригласил и потом «крышевал» популярный у властей Самуил Маршак. Очень мудрый и дальновидный, Маршак этим решением убил несколько зайцев: дал «левым» поэтам возможность самовыражаться и обеспечил их деньгами. За детскую литературу тогда очень хорошо платили, она считалась приоритетным проектом воспитания «новых советских людей» и щедро финансировалась. Редакция «Чижа» и «Ежа» располагалась на пятом этаже питерского «дома Зингера», и там было очень весело. Хармс, Введенский, Олейников и их новый друг Евгений Шварц чего только не устраивали. Леонид Пантелеев как-то гордо принес в детскую редакцию рукопись «Республики ШКИД» и увидел: «...Соседняя дверь распахнулась, и оттуда на четвереньках с криком «Я верблюд!» выскочил молодой кудрявый человек и, не заметив зрителей, скрылся обратно. «Это и есть Олейников», — сказал редактор научного отдела, никак не выражая чувств...». И таких историй у них было миллион: Хармс на спор переходил по карнизу из одного окна пятого этажа к другому, всей редакцией они сочиняли фанфики типа «Чижей» или «утром съев конфету «Ёж», в восемь вечера помрешь». А когда в редакции возникали опасные политические споры, Хармс принимал предупредительную позу и говорил «Господа, о политике мы не разговариваем!». Как говорит исследователь Валерий Шубинский, детская литература давала Даниилу Хармсу нечто большее, чем просто возможность заработка. Стиль общения, принятый в «Еже», позволял ему иногда становиться ребенком. Не исключено, что в тайной ребячливости Хармса и был секрет его «детоненавистничества»: в настоящих детях он видел своих конкурентов. Да и дети его любили: им нравились и его стихи, и его выступления – смешного дядьки в гетрах, замшевой курточке и кепочке. Выступая в школах и детских садах, он показывал фокусы с шариками для пинг-понга. И последнее, почему Хармс писал детские стихи – это любовь. Стихотворение «Иван Иваныч Самовар» оформляла в отдельную книжку художница Алиса Порет. Она делала иллюстрации и к многим другим произведениям Хармса, и это были не просто служебные отношения, но и роман – так, как его понимал Хармс. При подготовке текста использовались материалы книг «Даниил Хармс. Жизнь человека на ветру» Валерия Шубинского и «Советская литература. Мифы и соблазны» Дмитрия Быкова.