Великая балерина в тени Плисецкой. Куда исчезла прима Большого театра Нина Тимофеева
В ноябре 2014-го, пять лет назад, не стало балерины Нины Тимофеевой. Из жизни, как и из балета, она ушла по-английски: не простившись. Последние годы провела в уединении, ее единственными друзьями были собаки и кошки, которых подбирала на улицах Иерусалима, куда эмигрировала в 90-е. Но эмиграция счастья ей не принесла. Единственная дочь Надежда впервые рассказывает о трагедии семьи примы Большого театра, станцевавшей почти 130 партий, составлявшей на сцене конкуренцию самой Майе Плисецкой. Балериной стала случайно – из-за войны Ольга Розанова – балерина, педагог Вагановского училища и близкая подруга Тимофеевой – считает: Нина и Майя Плисецкая одного уровня дарования. Просто второй доставалось больше лавров. Потому что родилась на десять лет раньше Тимофеевой и пик карьеры пришелся на расцвет советского балета – оценили, безусловно, заслуженно. Но и Нину поклонники балета помнят и не забывают. – В балет мама попала совершенно случайно,– рассказывает единственная дочь – Надежда Тимофеева. – Моя бабушка – ее мама – Фрида Федоровна работала концертмейстером в Театре оперы и балета имени Кирова в Ленинграде. Кстати, аккомпанировала самой Марии Романовой – маме Галины Сергеевны Улановой. Это было в тридцатые годы прошлого теперь уже века: становление школы советского балета. Когда в 41-м году началась война, театр отправился в эвакуацию в Пермь, бабушка с шестилетней мамой поехали с остальными. Театр работал в эвакуации, выпускали спектакли, поднимая дух тружеников тыла, – в те годы люди старались держаться вместе. Сотрудники театра получали хлебные карточки. Кто-то посоветовал Фриде Федоровне: пусть Ниночка в «Волшебной флейте» танцует скорохода – и ей тоже будет положена хлебная карточка. И мама «затанцевала», видимо, влюбилась в балет. Когда после войны вернулись в Ленинград, поступила в Вагановское хореографическое. На занятиях, по воспоминаниям маминых подруг (с теми, кто жив, мы переписываемся), бесконечно рыдала, что у нее ничего не получается. Педагоги успокаивали: «Ниночка, ты очень талантливая, трудолюбивая, но слишком уж строга к себе». А бабушка говорила: «У нашей Нины совершенно нет характера – не умеет пойти «куда надо» и выпросить или потребовать себе роль. Выпрашивают другие – и они получают, а наша Ниночка остается с фигой». Очень гордая была! – Майя Плисецкая всю жизнь посвятила искусству, отказавшись от счастья материнства. Ваша мама родила вас – это решение могло стоить ей карьеры. – Это интересная история: в один прекрасный день мама вдруг обнаружила, что начал расти живот. Так как врачи еще в юности поставили ей диагноз бесплодие (многие балетные имеют проблемы по женской части, и цикл «прыгает»), подумала: надо меньше есть – села на диету. Но все равно полнела. Отправилась к врачу (у них был свой, балетный). Он обескуражил новостью о беременности. Срок уже внушительный – пять месяцев. Нина Владимировна принимает решение рожать. Одна, без мужа. Уже нонсенс для того времени. Почти до девятого месяца беременности она танцевала – живот был совсем небольшим и почти не виден. И родив, очень быстро вернулась в форму и на сцену. Воспитывать меня ей помогала бабушка Фрида. Ну и конечно, мама очень часто таскала меня в театр, я выросла за кулисами Большого, сидела на репетициях. Наблюдала «обратную сторону медали»: балет – это не только красота и порхание, но и многочасовые тренировки, стертые в кровь ноги... И... интриги. Мамин друг и коллега Марис Лиепа как-то при мне сказал: «Каждый спектакль – как экзамен. Но «экзаменуют» не для того, чтобы похвалить за усердие и талант – совсем наоборот, приходят посмотреть, что ты еще можешь и не пора ли тебя пнуть со сцены...» «Пнуть» или нет, решало руководство. А коллеги с нетерпением ждали, когда очередную звезду сочтут старой для балета – и появится шанс занять место. Ведь талантливых много. «Роковой красоткой была только на сцене – а в жизни очень домашняя...» На сцене Тимофеева была звездой. А вот личная жизнь складывалась драматично. Отец Надежды – известный оператор Георгий Рерберг, снимавший киношедевры с Андреем Кончаловским («Первый учитель», «История Аси Клячиной, которая любила, да не вышла замуж», «Дворянское гнездо»), с Тарковским («Зеркало»), с Марком Захаровым («Двенадцать стульев»), красавец-сердцеед, именно с него написали главного героя нашумевшего сериала Валерия Тодоровского «Оттепель». Ближайший друг и коллега Рерберга оператор Вадим Алисов рассказал нам, что это был невероятный роман – Рерберга и Тимофеевой. – Мы выезжали в экспедицию на съемки за пятьсот километров от Москвы. Накануне выходного (он у нас был один за неделю) Гоша на своей машине срывался в ночь, – поведал Вадим Валентинович. – Мчался к своей Нине, чтобы провести с ней один день, а следующим вечером уехать обратно, проведя обе ночи в дороге. Но что не сделаешь ради любви. В то время он буквально светился от счастья! О причинах их разрыва я ничего не знаю, ходили слухи, будто он ее жутко ревновал, ведь за ней пытались ухаживать многие. – Если и была ревность, то совершенно беспочвенная, – убеждена дочь Надежда. – Будучи роковой красавицей на сцене, в жизни мама была очень домашней. Не носила макияж, одевалась скромно. Артисты часто устраивают посиделки после спектакля, отмечая удачную премьеру или еще какое-либо событие, – она никогда не участвовала, отработала – и домой. По этой причине некоторые считали ее высокомерной. Она такой не была. Просто милая и домашняя. Дома была просто мамой, хотя и довольно строгой – сама привыкла жить по графику и приучала меня. В качестве отдыха она занималась йогой. Или читала книги. Расставание же с Гошей, думаю, случилось вот по какой причине. Он относился к богемной кинотусовке. Что такое кинобогема того времени – ночью кутили в ресторанах, а днем снимали свое гениальное кино. Гоше наверняка хотелось, чтобы любимая женщина разделяла с ним радости ночных компаний, это же весело. Но у балетных жизнь – это режим. Невозможно днем репетировать, вечером блистать на сцене Большого, а ночами зависать в ресторанах с любимым, да еще одновременно воспитывая ребенка. Просто разный круг интересов... И мои родители в итоге пошли по жизни разными дорогами. Хотя, безусловно, мама любила. Иначе не родила бы меня. Ведь дети рождаются только по огромной любви. Смерти близких и прощание с Большим Последующие спутники жизни Нины Тимофеевой были из одного с нею круга: композитор Кирилл Молчанов, дирижер Геннадий Рождественский... Но первый умер в театральной ложе во время спектакля – Нина, узнав о трагедии, нашла мужество взять себя в руки и дотанцевала до финала. «Потому что зрители купили билет, будет несправедливо по отношению к ним, если я дам волю своему горю...» – так она сказала. А Геннадий ушел от нее к другой. Так тоже бывает. – Почему Нина Тимофеева все-таки ушла из балета? – А это не ее желание! В 1988-м многих в Большом театре вышибли на пенсию. Это известная история, и нелицеприятная для советского искусства: люди, составлявшие славу советского балета, вдруг оказались не нужны. Ни мама, ни Марис Лиепа, ни еще с десяток прекрасных артистов. Судьбы их были сломаны. Они ведь жили балетом! Тех, кто их выгнал (руководство театра), можно понять: советские примы и премьеры уже танцевали меньше, старели... Но им нужно платить зарплату. Это невыгодно. В общем, чистая экономика и ничего личного. Вот только само увольнение было исполнено некорректно, грубо: маме и остальным «ненужным» просто сказали, чтоб больше не приходили в театр... Помню, как мама лежала несколько дней в своей комнате на диване, глядя в пустоту, видимо, пытаясь собраться с мыслями и понять, как жить дальше... Марис очень быстро умер – в 54 года сердце не выдержало. И мама по большому счету до конца дней так больше и не оправилась от этого удара – увольнения со сцены, которую она считала смыслом своей жизни. Последнее пристанище на Святой земле Нину пригласили преподавать балет в Иерусалим. И она переехала, вместе с дочерью и Фридой Федоровной, продав фактически за бесценок огромную квартиру в Брюсовом переулке. Это самый центр Москвы! Творческие люди непрактичные, их легко обмануть. И маму, говорит Надежда, ловкие аферисты обвели вокруг пальца. Возвращаться было некуда. – В Иерусалиме наша жизнь складывалась невероятно трудно, – признается Надежда Георгиевна. – Бабушка тосковала по родине и быстро умерла. Мама бесконечно рыдала. Но работали мы обе не покладая рук, ведь надо было на что-то жить. Открыли балетную школу, появились ученики (сейчас их уже более ста). Мама выступала перед зрителями в небольшом зале, танцуя почти до 70 лет. Она оставалась стройной, легкой, выглядела гораздо моложе. Отдавала себе отчет, для чего танцует – уже не ради искусства, а элементарно заработать на жизнь. Впрочем, в 90-е и на нашей родине людям было не легче, так что я не жалуюсь, вообще уныние – это грех. В последние годы мама перестала танцевать, – делится наша собеседница. – Выделили от государства небольшую квартирку на окраине Иерусалима. Стол, шкаф, кровать – все очень скромно. Маме хотелось быть одной, это чувствовалось – и я съехала в отдельное жилье, позже у меня появилась своя семья. Маму навещала, привозила ей продукты. Она каждый раз благодарила, но... «Ты же знаешь, мне совсем ничего не нужно». Привезенное неделями лежало у нее в холодильнике: она привыкла есть очень мало, балетные же вечно на диете. Ходила в храм, подолгу молча стояла у икон. Трудно предположить, о чем она думала наедине с Господом. Свою пенсию тратила на бездомных собак и кошек – подбирала, кормила их, лечила... Как-то я спросила, жалеет ли она о чем-нибудь. Мама ответила: «Что ты, нет. Я занималась любимой профессией, и это самое главное. Да, было трудно, но трудности делают нас сильнее, закаляют характер и воспитывают дух на пути к Богу...» К Богу она ушла в ноябре 2014-го, умерла тихо, во сне.
