О бессмертии самой смерти: интервью с куратором пятой Уральской биеннале

В Екатеринбурге завершилась 5-я Уральская индустриальная биеннале, темой которой в этом году стало бессмертие. Strelka Mag поговорил с Шаоюй Вэн, куратором основного проекта биеннале, о том, как изменились наши отношения со смертью, почему мы можем быть бессмертными уже сегодня и как технологии становятся новой формой магии. Шаоюй Вэн. Фото: Алексей Пономарчук. Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Почему мы говорим о бессмертии сегодня Тема смерти всегда находилась на поверхности размышлений. Вне зависимости от временной эпохи мы всегда рассматривали существование человека как путь от рождения к смерти. Однако сегодня такой взгляд будто бы становится чуть менее актуальным, чем сто или двести лет назад. Развитие технологий позволило нам с более научной точки зрения взглянуть на вещи, ранее казавшиеся необъяснимыми. Сегодня медицинское оборудование и методы лечения, которые 50 лет назад могли себе позволить только самые обеспеченные люди, стоят намного меньше и доступны практически каждому. Кроме этого, мы больше знаем о человеческом теле, болезнях и самом процессе ухода из жизни. Сегодня становится ясно, что смерть уже не так страшна для нас, как раньше. Конечно, это утверждение верно только относительно светлой стороны вопроса, когда мы выбираем самый этичный и гуманный подход к технологиям. Но нельзя забывать о скрытых травмах и последствиях страшного прошлого многих народов, которые укоренены в нашем сознании. Природные бедствия, войны и семейные потери всё же заставляют большинство из нас испытывать страх перед смертью как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Здание Уральского оптико-механического завода, где проходила основная программа биеннале. Фото: Сергей Потеряев Такая двойственность создаёт сложные, труднообъяснимые отношения со смертью в обществе. По мере развития технологий эти отношения меняются. Именно поэтому на биеннале мне было интересно говорить о концепции смерти и бессмертия с технократической точки зрения. Кроме того, этот подход стал продолжением темы, которую биеннале изучала на протяжении всех лет существования: переход от индустриализации к технологическому развитию XIX века, а затем и к современному миру. Пространство оптико-механического завода сыграло большую роль в раскрытии темы. Мы старались кардинально не менять ничего внутри, поскольку само место обладает совершенно особенной эстетикой. Для многих посетителей расположение комнат внутри других комнат само по себе стало частью экспозиции. И я согласна: такой лабиринт задаёт эмоциональные паттерны, которые становятся особенно яркими, когда мы размышляем о концепциях жизни и смерти. Цифровое бессмертие как форма магии Когда мы думаем о том, почему современные технологии так сильно стремятся избавиться от смерти, уничтожить её, особенно важным становится культурный вопрос. Большую роль в этой тенденции играют традиционные западные идеологии, верования и ритуалы, в которых смерть окрашена негативно. При этом во многих незападных культурах жизнь и смерть не представляются как абсолютные оппозиции, из-за чего ни одному из этих понятий не присваиваются значения плохого или хорошего, страшного или приятного. В обществах, где смерть так же интересна, как и жизнь, не проявляется яркое желание избавиться от конечности жизни. Получается, что в таких культурах концепт бессмертия может означать бессмертие самой смерти. Элемент оформления. Фото: сourtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства В то же время, если мы смотрим на реальность с материалистической точки зрения марксистской традиции, все вещи имеют конкретную осязаемую форму, в которой они и существуют в этом мире. Смерть сущности наступает с исчезновением этой формы. Бессмертие в таком случае оказывается совсем невозможным. При этом во многих культурах, где материализм не существовал вовсе, люди исторически наполняли вещи духовностью, создавали всё новые ритуалы и суеверия, которые некоторым образом продлевали им жизнь. Я говорю, например, о привидениях и духах умерших предков. Сегодня же мы всё больше наблюдаем, как технологии, зародившиеся из абсолютно материалистических сущностей, ведут к совсем не материальному. Наблюдаем, как этот процесс всё больше связывается с духовностью, ритуалами и суевериями. Можем ли мы считать технологии формой магии, когда пишем поздравление с днём рождения на странице умершего родственника в Facebook? Об опыте работы в России Работа Анны и Виталика Черепановых «Простые движения» Фото: Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Екатеринбург — совершенно особенное место, и больше всего меня удивили его жители со своим искренним, неподдельным интересом к биеннале. Несмотря на это, мне кажется, что город мог оказать большую поддержку мероприятию. Иностранцам или жителям отдалённых городов не всегда понятно даже то, как добраться до города. Мне потребовалось время, чтобы привыкнуть к тому, как в России работают с предметами искусства. Здесь намного сильнее регулируется окружающая среда, в которой находятся объекты: например, влажность и температура помещения. Охранники больше следят за тем, чтобы люди не прикасались к произведениям. Такой подход мне, конечно, понятен, но ведь он мешает посетителям взаимодействовать с объектами искусства в контексте музея. При этом я всё равно наблюдала, как люди играют с работами, трогают их и веселятся. Я думаю, многих особенно зацепила часовая комната Кристины Лукаш. Посетители постоянно переставляли стрелки часов на стене, хотя изначально подразумевалось, что они будут находиться в чётко определенных позициях. С одной стороны, это не самый лучший исход для объекта искусства. С другой — мы видим, что люди были действительно заинтересованы, хотели понять, как это работает. Я думаю, нам всем — и художникам, и кураторам, и директорам музеев — нужно задуматься о том, как искать баланс в таких случаях, как образовывать людей, каким в целом должно быть будущее интерактивного искусства. Кристина Лукаш «По часовой стрелке» Фото: сourtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Почву для размышлений дал случай, который произошёл в одну из последних недель биеннале. Работу Джилл Магид «Я свет миру», состоявшую из оптического прицела и книги Булгакова, украли незадолго до закрытия выставки. Эту инсталляцию художница создала для биеннале, и её не просто украли, а подменили все её составляющие: вместо прицела появился другой прибор, а вместо позолоченного «Мастера и Маргариты» — рандомная книжка. Конечно, нам пришлось решать вопрос со страховкой и выплатами художнице. Но люди, укравшие работу, наверняка очень вдохновились ей. Ведь они сильно постарались, чтобы найти ей замену, а не оставили просто пустой пьедестал. Копия работы выглядит ужасно, она далека от оригинала, но весь процесс кражи, очевидно, был хорошо спланирован. Возможно, эти люди не один раз приходили на выставку, наблюдали и выбирали наиболее удачный момент для кражи. Мне кажется, эту ситуацию можно тоже рассматривать в качестве особого способа взаимодействия с предметом искусства. Джилл Магид, «Я свет миру» Фото: Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Технологии как часть нас самих Для этой биеннале была важна отсылка к работам философа Юка Хуэя. Мне близка его мысль о том, что бессмертие невозможно, пока технологии не перестанут являться чем-то отдельным от нас самих. Размышляя о космотехнике, мне кажется важным обратиться к происхождению и традициям человеческого труда и того, как мы относимся к продукту этого труда. Зачастую мы воспринимаем что-то произведённое человеком лишь как инструмент для облегчения собственной жизни. Но ведь этот продукт нельзя считать чем-то внешним относительно наших тел, он дополняет человеческое, делает его крепче. С этой точки зрения мы сами становимся частью инструмента, а он — частью нас. По мнению Хуэя, мы всё ещё думаем о современных технологиях — от компьютера до искусственного интеллекта — линейно и рассматриваем их как нечто внешнее относительно нас самих, как что-то, что просто улучшает наши тело и жизнь. Но как тогда мы можем говорить о бессмертии как альтернативе конечности жизни, если мы всё ещё исходим из предпосылки нашей смертности? Обоснование бессмертия не может быть логическим — тогда оно становится лишь коммерческим инструментом. Нам стоит переосмыслить наше существование и восприятие технологий как чего-то отдельного от нас. Карлос Аморалес, «Чёрное облако» Фото: Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Многие работы на выставке изучали традиции ручной работы и взаимоотношения человеческого тела с внешними объектами. Мне казалось важным перенести теоретические философские идеи на что-то более осязаемое, визуальное и понятное. Как мы будем думать о жизни и смерти в будущем Независимо от того, придём ли мы к бессмертию когда-либо, я точно уверена, что мы сможем увеличить продолжительность нашей жизни. Тогда встанет вопрос о том, как разумнее использовать выигранное время. Станет ли нам просто скучно? Или мы научимся создавать новые более значимые вещи? Кроме этого, уже сейчас нам стоит задуматься о том, сможет ли Земля принимать нас и дальше. Думаю, для этого мы должны начинать менять образ жизни всего человечества. С увеличенной продолжительностью жизни нам также предстоит переосмыслить понятие человеческой природы. Если мы станем жить по 200 лет, будем ли мы всё ещё оставаться людьми? Скорее всего, нам понадобятся новые способы мышления о человечестве и новое определение для этого понятия. Нам также, возможно, придётся сосуществовать с чем-то наполовину «человеческим» или тем, что будет лишь выглядеть как человек. В таком случае нам уже сейчас стоит сосредоточиться на вопросах, находящихся за пределами существования человечества. Для этого, я думаю, нам придётся всё больше уходить от индивидуалистических идей и двигаться в сторону коллективных нужд и интересов. Феликс Гонзалес-Торрес, «Без названия (Месть)» Фото: Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Многие теоретики давно задаются этими вопросами. Но я думаю, что именно искусство способно спекулировать этими темами вне идеологической привязанности. Художники сегодня создают пространство, где самые разные мысли сосуществуют рядом и дополняют друг друга. Тем самым мы создаём дискурс, заставляя людей думать и говорить о нашем совместном будущем. О смертности и бессмертии искусства Сегодня в музеях всегда работают реставраторы, а в некоторых даже есть специальные отделы, обеспечивающие долгую жизнь произведениям искусства. Как ни странно, современные диджитал-работы намного более смертны, чем написанные картины и другие традиционные произведения искусства. Ведь возможности программирования эволюционируют, и старые коды зачастую теряются или больше не подходят к современным устройствам. Новый интернет-арт просто исчезнет, когда Java-код обновится. Работа Юн Чжу Чен, представленная на биеннале Фото: Courtesy Уральская индустриальная биеннале современного искусства Получается, что использование новых технологий заставляет работы умирать быстрее. Но разве это плохо? Мне нравится думать, что нам не обязательно постоянно заниматься сохранением и восстановлением утерянного. Искусство может быть таким же подвижным и изменчивым, как человеческое существование. Интервью состоялось при поддержке благотворительного фонда Владимира Потанина в рамках международного форума «Индустриальность и культура», прошедшего 28–30 октября в Екатеринбурге. Эксперты форума говорили об основаниях сотрудничества культурных институций и бизнеса, особенностях культурных проектов, а также задались вопросом о том, возможна ли креативная экономика в промышленных городах России. Среди спикеров были программный директор VAC Франческо Манакорда, директор центра Помпиду Бернар Блистен и сооснователь Британской биеннале керамики в Стоук-он-Тренте Эндрю Палмер.

О бессмертии самой смерти: интервью с куратором пятой Уральской биеннале
© Strelka Magazine