Захар Прилепин: Я всегда был крымнашист и имперец

Во МХАТе теперь обстановка если не прифронтовая, то все равно какая-то военная, по коридорам ходят мужчины с военной выправкой, начальник службы безопасности, заходя в кабинет Прилепина, представляется по всей форме. Кабинет Дорониной закрыт – за огромной занавешенной двустворчатой дверью темно. Кабинет не открывался больше года – Дорониной нет, а без нее никто не смеет туда зайти. Зато в дирекции оживленно, где-то там в недрах доложили обо мне и сказали «ждите». Захар Прилепин: даты биографии 1975 – родился 7 июля в селе Ильинка Рязанской области 1996 – отправлен на службу в Чечню 1999 – командировка в Дагестан 2014 – вышел роман «Обитель», наиболее известная книга Прилепина 2018 – в декабре стал завлитом МХАТа им. Горького Доронина – Захар, опять и снова о МХАТе пишут в связи со скандалом. Как развивается ситуация с Татьяной Дорониной? Пока что все выглядит так, как будто вы с Эдуардом Бояковым свергли Доронину, захватив с помощью Мединского в театре власть. – Театр объективно нуждался в том, чтобы как-то взбодриться, чтобы появились новые авторы и артисты, чтобы была какая-то циркуляция новой крови. И нас – Боякова, Пускепалиса и Прилепина – в театр привели в качестве усиления Татьяны Дорониной: вот вам ребята, руководите ими, у вас максимально широкие полномочия. И дальше началось: якобы Татьяну Васильевну кто-то там обманул и прочие домыслы. Если бы Доронина реально сказала: да, я руковожу, вот это вы будете ставить, а это нет, а вот сюда вообще не заходите, – ну кто бы ей мог противостоять? Она же в одну секунду может набрать любой телефон и сказать: вы мне пригнали тут помощников, а они мне мешают. Это вполне реально. Но этот вопрос даже не обсуждался! Мы пообщались только однажды, когда только пришли в театр, пообщались максимально добрым образом, потом она однажды вышла на сцену, и потом мы с ней больше не виделись. Мне кажется, что какая-то часть персонажей просто пользуется именем Татьяны Васильевны, ссылаясь на якобы проведенные с ней разговоры и нагоняя бурю: великую актрису обидели. Ну так расскажите, где, кто и каким образом? Она президент театра, я – ее подчиненный. Я подчинялся бы ей беспрекословно, но она не появляется в театре. Ну а что касается ее встречи с Владимиром Владимировичем, то он скорее всего вообще не в курсе проблем во МХАТе. А Доронина – это для меня самое по-человечески понятное объяснение – она, как мать, отвечает за весь театр. Есть 70 артистов, которые нашли себя в обновленном театре, и есть 10–15, которые не нашли. Они – ее дети, и, конечно, она говорит: я не оставлю вас, дети мои, я пойду к Владимиру Владимировичу Путину и скажу, что с вас сняли надбавку. – Почему же вы сами к ней не пойдете? Упали бы в ноги, и все было бы исчерпано. – Каким образом? «Пустите нас, пожалуйста»? Да если бы хоть одна ресница моргнула, что она не против, чтобы к ней пришли Бояков с Прилепиным, мы бы вошли к ней на всех конечностях просто! Но ни единого знака не было. Все мы дети Византии, но какой-то сигнал можно ведь подать? Пусть Татьяна Васильевна сама скажет, что она думает обо всем этом. Партия – Захар, спрошу вас о партии, которую вы решили создать. Что это будет? – Я 20 лет занимаюсь политической деятельностью и 20 лет исповедую одни и те же убеждения. Я в 96-м году познакомился с Лимоновым – то есть даже 23 года. У меня вся жизнь связана так или иначе с политической деятельностью левоконсервативного, антизападнического толка, и песню я пою одну и ту же, как акын, на одной струне. Поэтому создаю левоконсервативную партию людей, которые плюс-минус разделяют мои убеждения на государственность, на экономику, на политику, на Крым и на прочие болевые точки. Самое главное то, что мне даже не пришлось объясняться с людьми – я просто сказал, что я делаю партию, и у меня отделения тут же открылись в пятидесяти городах. Мгновенно. Я езжу по стране как писатель и в каждом городе собираю залы по пятьсот человек. И это мужики 40–45 лет, которые жили ту же самую жизнь, что и я, родившись в Советском Союзе, пережив становление в 90-е, причем тогда большинство из них были за демократов, а сейчас они повзрослели, постарели. Они приходят и говорят: «Захар, короче, надо родину спасать. Давай вместе что-нибудь делать уже, в конце концов!» Очевидно же, что есть некоторая исчерпанность существующей политической и партийной системы, у нас половина населения вообще не ходит на выборы, ни за кого не голосует. При этом сорокалетние люди – это большинство России, и они физически хотят иметь дело со своими сверстниками. А у власти – 60-летние. Ну и в какой-то момент стало понятно: давайте собираться. – А где вы будете брать деньги на партию? – Денег пока никаких не требуется. Офис в Москве мы уже сняли. Со мной работают в основном люди, которые имели отношение к Донбассу, я этого даже скрывать не стану, – это полевые командиры, советники Захарченко. Ну, то есть весь костяк оттуда. В регионах мы сейчас открываем одно за другим отделения, и ни копейки не потребовалось – никто и не просит. А потребуется – найдем. За последний месяц я был в 5–7 городах, и там везде приходят мужики, они приезжают на хороших машинах и говорят: «Захар, у меня все нормально, есть дом, бизнес, то и это, у меня жена, дети, собака. Я хочу, чтобы моя родина жила так, как я представляю себе ее будущее. Можно я с тобой буду работать?» Я не переживаю, что не найду три рубля на заполнение какой-нибудь там бумаги – конечно, найду. – Но любой взрослый человек знает, что в нашей стране ни одна партия без указания и одобрения сверху не создается. Навальному вот не дают зарегистрировать партию. – У Лёши Навального, конечно, совсем другой background. А люди там, на самом верху, рассуждают рационально. Я всегда был условный крымнашист и имперец. И сейчас это у нас стало если не в полной мере практикой, но точно риторикой действующей власти. Они сами не смогли воспитать на своих Селигерах хоть сколько-нибудь убедительных для населения России молодых лидеров. У них нет кандидатур для сорокалетних. А тех, кто был, они сами всех повыгоняли, потому что все это был фейк, а политика нуждается хоть в чем-нибудь человеческом. В общем, власть понимает, что надо что-то с политической системой делать. И я надеюсь, что они поприглядятся. Меня, конечно, позвали пару раз, спрашивали, какие у меня планы. Но эти разговоры были уже по факту, уже когда я объявил о партии, а не до. Полгода назад я сам еще даже не думал ни о какой партии. Это все произошло стремительно, буквально за 3 месяца. А побудительным мотивом стала уличная активность последнего времени. Мои донецкие товарищи говорили мне, что запускается «майдан», «перестройка-2»: «Ты хочешь дождаться этого?» Я говорю: нет. «Ну давай тогда, делай, вперед». Навальный – Так вы хотите уличную активность задавить? – Нет. Я хочу, чтобы у нас был другой центр притяжения – интеллектуального и гражданского. Чтобы вся гражданская активность не была кем-то приватизирована. Не может и не должна вся страна обсуждать повестку только представителей одних взглядов. Так получилось, что страна всегда обсуждает повестку только Навального. Но на самом деле мы прекрасно понимаем, что это 10% общества. А что с остальными? Вот вы знаете, что из Шиеса навальновцев прогнали? Тамошний народ не хочет, чтобы рядом были ребята Навального. И наоборот, их раздражает, что я их мало поддерживаю – не в той мере, как им хотелось бы. – Ну так это потому, что они понимают, что вы с властью одной крови. Потому и хотят вашей поддержки. – Кто? Я? Да я столкновений с властью имел в 200 раз больше, чем оба Гудкова, помноженные друг на друга четыре раза, понимаете? – Может быть. Но это было ровно до 2014 года. Когда-то вы были и нацболом, и обозревателем «Новой газеты», и говорили о воровстве в верхах, и о коррупции. А в четырнадцатом году вы горячо поддержали Крым и Донбасс, и всю критику как обрезало. Что так? – Крым – это же национал-большевистская мечта во плоти. Мы в НБП собирались захватывать Крым либо север Казахстана, и мы и не скрывали, что наша идея фикс была создать там другую Россию. Мечты сбываются. – А как Лимонов относится к созданию вашей партии? – Молчит пока. У него суровое ко мне отношение, отцовское. Он мне ничего не говорит, копит какие-то эмоции. Но Дед ревнивый, скрывать не стану. – В интернете есть видео, где вы, Навальный и Шаргунов уже после Болотной дружески сидите в ресторации и, похохатывая, обсуждаете, что можете собрать большую протестную толпу. – Мы дружили с Лёшей, да. У Лёши было какое-то предложение, а мы давно уже не виделись и решили вот встретиться. И я Лёше говорю: вот мы с Шаргуновым будем делать левую радикальную оппозицию – мы не с тобой, но и с властью тоже ничего общего не имеем. Это была декларация о намерениях, что мы будем воевать против всех. В 2012 году у меня было просто такое настроение – радикальное. И вот из-за этого пошли разговоры, что, мол, Прилепин с Навальным делят оппозицию. Все это фигня. Самое смешное, что тогда как раз вышло мое «Письмо товарищу Сталину», и вся либеральная общественность объявила меня исчадием ада. – А когда вы перестали дружить с Навальным, на чем разошлись? – Последний раз мы с ним виделись в том же 2012-м, когда я познакомил Навального с Лимоновым. Я, помню, пил коньяк, а они общались. У Лимонова на стене висела карта, и я говорю: «Лёша, представь, что на Украине началась гражданская война, мы пойдем нашим помогать?» Он говорит: «Нет». Я: «Ну как так, там русские люди». Он: «Нет, мы не должны вмешиваться». После этого мы не общались никогда. – Вы в последнее время крайне аккуратно высказываетесь по адресу топ-чиновников и Путина, а вот что вы думаете о расследованиях Навального? – Можете не верить, но я недавно делал программу для НТВ о лоббировании строительным бизнесом беспредела в конкретных городах: мы там наводим шороху не меньше, чем Лёша Навальный. Я думаю, он за моей деятельностью не следит – и я за его расследованиями тоже. – Да ладно! Вы не можете о них не знать, даже если не смотрите. – Клянусь! Даже не знаю, что там обсуждается. – Что жена Медведева без конца летает частным офшорным самолетом? – Ну, это неприятно. А это Лёша раскрутил? Удивительно, что когда я говорю о подобных вещах, езжу по регионам и делаю то же самое, что делает Навальный, то за мной не бегает вся либеральная общественность, чтобы сказать: ай, какой Захар молодец, он ничего не боится. Они считают, что это Лёша не боится, а у Захара-то, наверное, просто крыша есть. Таланты и поклонники // фото: Андрей Струнин Война – У вас были две войны – в Чечне, а это РФ, и на Украине, в Донбассе. В Чечне вы были за федералов, а в Донбассе – за сепаратистов. Это же двойная мораль. А если бы Сахалин решил уйти к Японии? – Никакой двойной морали тут нет. Я стою и там, и там на стороне интересов Российского государства и российских людей. В Чечне была война между чеченцами, между тейпами, а в Донбассе никакой гражданской войны между жителями Донбасса не было. Военные действия там не начались, пока из Киева не приехали войска. Все прекрасно знают, что жители Донбасса на 90% не хотят жить на Украине. Если их мнение противоречит каким-то украинским законам, это значит, что оно не должно никого волновать? И на Сахалине проводятся рейтинги, и в Татарстане. И чеченцы не хотят отделяться. Вы можете говорить, что чеченцев задавили просто, но они действительно не хотят. И на Сахалине не хотят. Там русские люди живут, они любят свою родину. Так что абстракции априори не подтверждаются реальностью. – А в каком качестве вы воевали в Донбассе? Какой был у вас юридический статус? – У Донбасса статус республики, который в Минских соглашениях зафиксирован подписями нескольких сторон. У этих территорий есть народная милиция и есть армия. И вот я в этих территориальных образованиях числился в качестве офицера армии. – Захар, ваши публичные признания в том, что вы убили много людей в Донбассе, были ответом на высказывания Стрелкова о том, что на самом деле вы там не воевали. Что вы не поделили со Стрелковым? – Я прослужил два года в Донбассе. Мы стояли в пяти точках на передовых, у меня в подразделении переслужили сотни бойцов. Это очевидный факт. Я со Стрелковым никогда в жизни не встречался, и мне не надо никому ничего доказывать. Разговаривая тогда с Пивоваровым (интервью на YouTube), я был раздражен – и уж точно не на Стрелкова, а просто был злой, потому что с похмелья. – Многие предположили, что вы были... – ...под таблетками. Но я не употребляю ничего. – Но я звонила Стрелкову. И он сказал, что считает вас «жуликом» и «фигляром», что к тому времени, как вы появились в Донбассе, то есть в 2016 году, все боевые действия там уже кончились. Сказал, что на передовой вы не были, а спокойно жили на съемной квартире в Донецке, ходили по ресторанам и занимались пиаром – своим и Захарченко. – Ну-ну. Я не думаю, что все то, что он произносит, это признак особенного душевного здоровья. С тех пор как он ушел из Донбасса, там погибли тысячи людей. Я сам похоронил 15 парней из моего батальона. Что я им скажу на могиле? Что они плохо воевали? Или что война там была только тогда, когда там был Игорь Иваныч, а эти парни не погибли в бою, а просто умерли сами по себе? Это какая-то чушь и вихри в голове Игоря Ивановича. – Какова, по-вашему, дальнейшая судьба Донбасса? – Посмотрим. Логика событий говорит о том, что Донбасс не собирается возвращаться на Украину и максимально отделяет себя от нынешней Украины. И Украина вынуждена будет с этим считаться. – Недавно вышла ваша книга о Есенине, и вы, говоря о нем, как-то по-детски обвинили в есенинском алкоголизме Америку – мол, спился он, пока был там с Айседорой Дункан. – Я утверждаю это с ее же слов. До знакомства с ней он, кстати, практически не пил и склонности к этому не имел. А поехав с ней в Америку, он надорвал свое здоровье, употребив там 300 литров паленого американского алкоголя. – Ну а вы? В книге о себе вы говорите, что многие годы не просыхали и даже на интервью ходили пьяным. – Не пьяным, а нормальным. Это мы с другом как-то разговаривали, и он говорит: все, прекращай выпивать. Я, говорит, сам каждый день употреблял 250–300 грамм. И что, говорю, был датый? Нет, говорит, нормальный. Вот и я был всегда нормальный. Разве только то самое интервью, где с Пивоваровым. Я не пью сейчас. Практически совсем. А после Донбасса и не курю. * * * Материал вышел в издании «Собеседник» №48-2019 под заголовком «Захар Прилепин: Я всегда был крымнашист и имперец».