Наталия Ликвинцева: мать Марию трудно засунуть в иконописный лик привычного святого

20 декабря — день рождения матери Марии, которую во всем мире знают и почитают под разными именами: Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, Елизавета Юрьевна Скобцова. И последнее – мать Мария или преподобномученица Мария Парижская. А 4 декабря, под Рождество по западному календарю, состоится презентация второго (из пяти) тома матери Марии (Скобцовой). Непростое дело в нескольких словах рассказать о матери Марии, ее деле и подвиге. В пятнадцать лет поэтическом вечере Елизавета Пиленко познакомилась с Александром Блоком. В восемнадцать вышла замуж за Кузьмина-Караваева. Вскоре у нее вышли первые книги. После развода с мужем Елизавета Юрьевна с дочерью Гаяной уехала в Анапу, где ее застала революция. Там вышла замуж за казака Даниила Скобцова и занялась общественной деятельностью. Революция, о которой Лиза грезила в юношеских мечтах, разочаровала. Через несколько лет семья эмигрировала. Елизавете Юрьевне в полной мере пришлось испытать все тяготы эмиграции: тяжелейшую материальную нужду, унижения. Она боролась с нищетой, занималась литературным трудом, рукоделием. После смерти дочери стала задумываться о монашестве. Митрополит Евлогий поддержал ее и в 1932 году постриг с именем Мария – в честь преподобной Марии Египетской. Главной своей задачей она видела общественную церковную деятельность, направленную на помощь конкретным людям. Мать Мария утверждала: "На Страшном Суде меня не спросят, успешно ли я занималась аскетическими упражнениями и сколько я положила земных и поясных поклонов, а спросят: накормила ли я голодного, одела ли голого, посетила ли больного и заключенного в тюрьме". Мать Мария прятала евреев, преследуемых фашистами, установила связь с французским Сопротивлением. В ее доме скрывались советские военнопленные, бежавшие из фашистских лагерей. В феврале 1943 года фашисты взяли в заложники сына матери Марии Юрия и священника Дмитрия Клепинина. Они обещали выпустить их, если мать Мария сама явится в гестапо. Она немедленно отправилась выручать сына, была тут же арестована и отправлена в лагерь Равенсбрюк. Своей верой, добротой и участием она поддерживала там в окружающих человеческое достоинство. 31 марта 1945 мать Мария приняла мученическую смерть в газовой камере концентрационного лагеря Равенсбрюк. О ее книгах, жизни и уникальном типе святости мы говорим с ведущим научным сотрудником Дома русского зарубежья имени А.Солженицына, кандидатом философских наук Наталией Ликвинцевой — составителем пятитомника сочинений матери Марии (Скобцовой) - Наталия, только увидев у вас в руках книгу, я осознала, что планируется полноценный и полновесный пятитомник произведений матери Марии (Скобцовой). Ею действительно было написано так много разных произведений, что материала набирается на пять книг или значительное место в каждом томе занимают комментарии, приложения, чьи-то статьи? - В собрание вошло только ею написанное (хотя, конечно, с комментариями и приложениями). И больше всего в этой связи меня потрясает мысль — когда мать Мария все успевала. Это действительно поразительно, потому что основная часть ее времени была посвящена обездоленным: для них она готовила, ходила на рынок, стирала. Мы готовим максимально полное собрание ее сочинений, то, что было создано в течение всей жизни. Например, стихи она писала с юности (с небольшим перерывом сразу после пострига) до самого последнего времени перед арестом. По свидетельству соузниц, даже в лагере она написала поэму о Равенсбрюке, но она до нас, конечно, не дошла. Так что пятый том будет посвящен ее поэтическим произведениям: и дореволюционным, когда она писала как поэтесса Серебряного века Елизавета Кузьмина-Караваева, и эмигрантским стихам, и поздней итоговой поэме "Духов день", и мистериям. Все стихи — известные и еще не известные — войдут в него. Первый том был посвящен ее мемуарам, сфокусированным в основном на Серебряном веке, периоде до и сразу после революции, и художественной прозе. В него вошла философская повесть "Юрали", написанная в 1915-м году в жанре поэтической прозы, и исторические повести середины 20-х. Часть их публиковалась впервые, а некоторые издавались в эмигрантской периодике. После катастрофы революции и Гражданской войны многие русские мыслители оказались в эмиграции и пытались понять, что же произошло с Россией, с историей, с ними самими и почему. И одним из способов рефлексии для матери Марии стала попытка написания исторических повестей. - Они представляют художественную ценность или интересны читателю только как сочинения Кузьминой-Караваевой? - Некоторые довольно интересны. Во всех произведениях явно прослеживаются «ее темы» исторического свидетельства и жертвенности, но некоторые из них важны просто как этап в ее собственном творчестве и как еще одно свидетельство о том времени, о революции, об исторической катастрофе России. Роман-хроника "Равнина русская (Хроника наших дней)" мне кажется в художественном отношении не слишком сильным. А вот впервые опубликованная повесть "Несколько правдивых жизнеописаний" очень интересна. События в ней описываются глазами Коли Иконникова: младшего члена большой семьи, приемного сына старика — своеобразного праведника, любящего собирать странных людей вокруг себя (он их называет кривульки). Кстати, тема странных людей типична для творчества матери Марии, для того, как она продумывает и проживает тему юродства. И вот рассказчик повести свидетельствует о том, как история отражается в разных человеческих судьбах, и как люди действуют в истории. Так, например, прототипом одного из героев, Виктора Канатова, стал Керенский. - Откуда это известно? Она где-то упоминала об этом? - Это наши предположения, но вполне обоснованные, о чем указано в комментариях. Прежде чем написать эту повесть как художественный текст, Елизавета Юрьевна сделала мемуарный набросок "То, что нужно помнить", и там собраны ее личные воспоминания (они приводятся у нас в приложении), которые автор набросал именно на стадии подготовки текста. В одном из героев этих мемуаров, обозначенном буквой К., угадываются многие черты Керенского, которыми автор повести наделяет потом и своего героя Виктора Канатова. Кульминацией повести "Несколько правдивых жизнеописаний" становится гибель Колиной беременной сестры Кати, символизирующая гибель России, боль и горечь потери. Приемный отец Коли уходит странствовать: это любимый финал Кузьминой-Караваевой: выход на широкую дорогу. На прощание он оставляет приемному сыну утешительное письмо: нужно открыть свою душу всем дорогам, всем ветрам, чтобы она – эта душа – могла хоть самою собой, хоть как-то "всемирный холод утешить". То есть задолго до пострига и "официального" начала служения, тема утешения, принятия на себя чужой боли вовсю звучит в жизни и творчестве Елизаветы Юрьевны. Второй том посвящен раннему эмигрантскому творчеству — до пострига – связанному уже не просто с взглядом назад, как это было с прозой и мемуарами, а с эмигрантской повседневностью и ее нуждами. Это ее религиозно-философские работы: несколько брошюр о Хомякова, Соловьеве, Достоевском, написанные в то время, когда она только пришла в РСХД (Русское студенческое христианское движение) и возглавляла Кружок по изучению России. Тогда же ею написаны жития святых – брошюрки, издававшиеся в Имка-пресс. Они также вошли во второй том. Тут же огромный, фактически неизвестный читателю пласт ее публицистики – газетные статьи, которые ни разу не переиздавались: (Мать Мария несколько лет была постоянным корреспондентом газеты "Дни"), и пришлось просмотреть все подшивки старых газет, чтобы не пропустить ни одной из ее работ. Из этих статей вырисовывается совершенно непривычный ее облик. Она спорит с Керенским, с Милюковым, с Знаидой Гиппиус, и сами ее статьи вызывают целую бурю споров и оживленных дискуссий. Заметно, как со временем меняется ее голос. Сначала она просто пишет сухие газетные статьи на темы, которые ее волновали. Например, о положении бывших офицеров белой армии в эмиграции, вдруг ставших простыми чернорабочими, об условиях труда и проблемах быта. Она поднимает профсоюзные проблемы, проблемы казачества (ее второй муж был из казачьих кругов). Голос крепнет, и сила таланта проявляться даже в этих статьях, из них вырастают удивительно интересные очерки. Часть из них у нас публикуется впервые, так как не была в своей время напечатана и сохранилась только в архивах, например, в архиве газеты «Дни». Да и та часть, что была в своем время напечатана, тоже потом ни разу не переиздавалась, поэтому здесь очень много нового даже для тех, кто много читал и знает мать Марию. Третий и четвертый тома будут состоять из ее богословских сочинений, написанных после пострига. В третий том войдет и часть ее публицистики, в частности, цикл очерков "Русская география Франции", и ее работы о Богородице, о "богословии творчества", о монашестве. В четвертый том войдут поздние богословские работы периода "Православного Дела", а в пятый – вся поэзия. - Я все же не очень понимаю принцип деления на части, на тома. По географии, по временным отрезкам, по "жанрам"? - Скорее по линии духовного роста. А поэзию мы решили собрать в один том, потому что интересно будет посмотреть на нее вместе, как на единое целое. Она тоже никогда так не издавалась. - Учитывая, что первый том вышел в 12-м году, а второй накануне 20-го, сейчас трудно сказать, когда ждать следующий? - Я очень долго работала над обоими томами, и это моя большая вина, надо работать быстрее. А потом мы долго искали деньги, чтобы его издать. Нам все время отказывали в федеральной программе издания книжек, и мы искали по частным спонсорам. Потому что это очень большое издание с фотографиями, с иллюстрациями, недешевое. Вся эта серия сразу так задумывалась. Причем в продажу тома выходят не с номерами, чтобы можно было покупать отдельные книги. И каждый построен как самостоятельная книга, к каждому прилагаются иллюстрации, фотографии, приложения, документы, Хроника жизни, с акцентом на том периоде, которому посвящен том, библиография. Например, в этой книге есть один житийный очерк об Иоанникии Великом который вошел в сборник житий "Жатву Духа". Сначала он был написан как художественный рассказ и отослан в газету, газета его не напечатала и он сохранился в архиве. И уже потом мать Мария его переработала в житийный очерк. В приложении он дается именно в первоначальном виде, как рассказ. - Когда я лежала в больнице в Израиле сначала было не до чего, а когда мы гуляли после операции я увидела, что отделение матери и ребенка носит имя Януша Корчака. Сначала удивилась, а потом я подумала, что это очень правильно. В том, чтобы родильное отделение носило его имя видна настоящесть истории. В Париже, в пятнадцатом округе, где когда-то возле заводов проживало больше всего русских есть улица, названная в ее честь... - Собственно там же, где была ее церковь Покрова Пресвятой Богородицы и общежитие на улице Лурмель, неподалеку. - В России преподобномученицу Марию Парижскую практически не знают и не почитают. Я не о близких к эмигрантским интеллигентских кругах в больших городах, а о всенародном почитании. - Мне все-таки кажется, что все больше и больше людей ею интересуются. Мы только что подготовили передвижную выставку о ней. На эту выставку нам сделали запрос из Италии, а готовила ее команда из России, Украины и Белоруссии. Она прошла в рамках католического форума в Римини. А сейчас на нее приходят запросы из разных городов. Звали в Минск, звали во Владимир, Тверь. Будем ездить. - И, тем не менее... знают, но не почитают. Нет такого как с Матронушкой. - Я все равно не могу сказать, что о ней не знают. Разные круги знают по-разному. Еще в советское время благодаря Игорю Кривошеину, который оказался с ней в Сопротивлении, стали узнавать ее имя. Был написан роман Еленой Микулиной, а в 1982-м году снят фильм «Мать Мария» с Людмилой Касаткиной в главной роли, но там была совсем другая мать Мария. - Безусловно! Но это обусловлено временем. - Там мать Мария была показана как героиня, в ряду других, советских героев войны. Но и это позволяло людям прикоснуться к ее жизни. - Фильм по телевизору не повторяется, роман не переиздается... - Сейчас это, наверное, и не нужно. Это была совсем другая эпоха, и это была попытка сказать сквозь советский официоз об опыте, с ним совсем не совместимом, и кто-то даже тогда расслышал этот голос. Сколько я объездила с лекциями о ней, выступлениями. Часто люди интересуются, знают о ней, а бывает совсем другая среда, где вроде бы, никому это не нужно. И вдруг в конце вечера подходит человек, который услышал что-то, именно то, что ему именно сейчас очень важно было услышать, прикоснулся к "огненному христианству" матери Марии, задумался! И такие вспышки, как бабочки, перелетают от одного человека к другому, рождают новые встречи. - XX век трагически "богат" на мучеников. Но о многих мы ничего не знаем кроме того, что они стали исповедниками. Нам не хватает святых со столь богатой биографией как у матери Марии. - А с другой стороны она не вписывается ни в какие рамки, может поэтому ее и сложно засунуть в иконописный лик привычного святого. - А если привезти на место, где она была убита? - Некуда прийти. Не осталось ничего, кроме лагерных стен. Есть дерево, посаженное на Аллее праведников народов мира в Яд ва-Шем, но в самом Равенсбрюке от нее даже пепла не осталось, как и от всех, кто погиб там в газовой камере. Пепел выбрасывали в озеро или в землю на подступах к нему. В Равенсбрюке висит теперь мемориальная доска, как и в том месте в Париже, где когда-то был созданный ею Дом на улице Лурмель. Но это места памяти, не молитвы. - Вы думаете, чтобы почитать святого, человеку нужно его физическое "присутствие"? - Нет. Физически понятно: мать Мария разделила участь мучеников и жертв XX века до конца, разделила и самое страшное в этой участи – смерть "с гурьбой и гуртом", в которой неизвестна даже могила, даже точные обстоятельства того, как это произошло: пошла ли она за кого-то в газовую камеру, или пошла с кем-то, чтобы помочь умереть, или просто не прошла очередную селекцию. - Разве нет точного свидетельства? - Есть разные свидетельства. Кто-то получил письмо, где говорилось, что она пошла за кем-то. Кто-то видел, что ее вызвали, а она уже не держалась на ногах. Есть несколько противоречащих друг другу свидетельств о ее самых последних днях. И из них сразу рождалась легенда. Но по большому счету, это уже не так важно, как именно она умерла: она отдала свою жизнь всем гонимым и обездоленным задолго до своего последнего часа, и в последний час разделила с ними и смерть. Еще в ранних стихах она пророчествовала о том, что у нее будут "спутники в гробах". И это очень симптоматично, такая смерть человека, принявшего на себя фактически все вызовы XX века, вплоть до массовой смерти в лагере. А с другой стороны, она не вписывается ни в какие рамки привычной нам святости. Она совершала дела милосердия, но существует много воспоминаний о том, как она по-юродски себя вела (кстати, во втором томе есть ее статья о юродивых, о юродстве). Георгий Федотов говорит о "юродстве любви", характерной для описываемых ею святых – любви беспредельной и не признающей никаких ограничений. Один такой святой проповедует блудницам, другой переодевается скоморохом, в них горит любовь, которая готова отдать не только жизнь, даже душу свою за других. Такая любовь не вписывается ни в какие рамки! Именно с такой любовью она и устраивала общежития и столовые для обездоленных, кормила их даже в постные дни мясной пищей, говоря, что голодающим не до постов, их нужно для начала просто накормить. Это вызывало пересуды, так же, как и вечная ее сигарета. Про эту сигарету у отца Сергия Круглова есть даже стихотворение: МАТЬ МАРИЯ СКОБЦОВА попробуй детям Своим прикажи: "не высовывайтесь! там за стеной визжит шальная трассирующая жизнь – не ходите за Мной!" вышивает мулинэ огненный парадиз: св.равенсбрюк воскресения пещь русская птица-весна парижский карниз Дух-Песнь-Вещь попробуй удержи уговорами или крестом - поет и поет без спросу! попробуй погаси Своим великим постом ее вечную папиросу ноябрь 2009 – март 2010 - Непросто после такого продолжать разговор. Возможно вам, как специалисту, покажется глупым этот вопрос, тем не менее: в подвиге матери Марии прослеживаются черты православных святых или она уникальная? - В чем-то каждый святой уникален. Но в ней действительно соединяются разные линии. С одной стороны, это прямо прослеживаемая линия юродства. - И чем-то она напоминает Ксению Петербуржскую. - Да-да! Известно, что она изучала опыт, сохранилась ее статья 1930-го года, вошедшая во второй том, в которой она анализирует юродство, делая для себя выводы об обращенности юродивых к миру, о возможности говорить с миром так, чтобы мир услышал, не "учительно", а весело и легко, не давая говорящему возможности возгордиться. С другой стороны, ее дела благотворительности, дела милосердия. - Как доктор Гааз... - Да. С третьей, мученичество. Еще одна линия – соборность, опыт разделенной жизни и общей святости. Мы поминаем ее среди святых, с которыми она вместе пострадала (мы их теперь называем "парижские мученики"). Это и Илья Фондаминский, это и отец Дмитрий Клепинин, и ее сын Георгий Скобцов – они канонизированы все вместе. Да и создание "Православного Дела" (социально-миссионерского объединения, созданного не только для реальной социальной работы, но и для ее богословского осмысления) в чем-то уникально, потому что организаторы рассматривали его как экспериментальную площадку, как попытку на самом деле применить ту соборность, о которой пишут религиозные мыслители, к работе и к жизни, нащупать соборный метод социальной работы. Небольшой круг людей: философ Бердяев, богослов отец Сергий Булгаков, историк и публицист Георгий Федотов, литературный критик Константин Мочульский, люди, представляющие цвет культуры Русского зарубежья, собрались, чтобы вместе думать, как помочь нуждающимся. И делать эту работу так, чтобы это не было просто благотворительностью. Потому что благотворительность — это что-то очень формальное. Мать Мария писала, что "мы не можем подать куска хлеба человеку, пока мы не увидели в нем живую личность". Потому что подать кусок хлеба одному, а потом – следующему — это тот же самый акт тоталитаризма, где ты видишь в человеке только номер, — последним пределом такого тоталитарного подхода к человеку будет концентрационный лагерь. Невозможно видеть в человеке номер! Мать Мария писала: "Мы не занимаемся благотворительностью, мы строим общую жизнь". Участники собирались издавать журнал, но началась война и вышел только один номер, один сборник "Православного Дела", куда вошли статьи Федотова, Бердяева, матери Марии, отца Льва Жилле. О вышедшем номере мать Мария писала: "Сборник являет такую степень единомыслия, что любая статья его могла бы быть подписана любым из авторов других статей". Это было удивительное единение людей, которые вместе ищут ответы. Ищут не чисто теоретически, но практически, пытаясь делать "православное дело". Они называли себя "лабораторией для будущей России". - Современному человеку чем может быть интересен ее труд? Безусловно, есть определенный круг людей, которые захотят приобрести любую книгу матери Марии или о ней. Но непосвященным — чем важны мать Мария и ее творчество? - Сам образ матери Марии очень актуальный. Потому что она умудрялась оставаться живой, сконцентрировать в себе удивительную силу жизни, изливающуюся на других, в условиях, противоположных жизни, вплоть до концлагеря: там она делала свои последние вышивки. Известен ее платок, который она вышивала на перекличках, часто одной рукой, с риском для жизни. И эта ее удивительная жизненность действительно может помочь в наше время, которое пытается эту жизнь "выдавить" изо всех мест, где жизнь присутствует. Она же, напротив, вносила жизнь туда, где ее теоретически не могло быть Когда был вечер памяти матери Марии в Париже, на нем присутствовала женщина, рассказавшая, что ее мать была с матерью Марией в одном концлагере, в Равенсбрюке. Потом ее перевели в другой лагерь, и она даже не знала ее близко. Она рассказывала дочери, что на перекличках старалась держаться поближе к матери Марии потому, что из нее "выливалась" жизнь, чтобы как-то приобщиться этой жизни, просто хотя бы услышать, что та говорит и как говорит. Та женщина даже не пыталась подойти познакомиться. Она была уверена, что мать Мария выживет. И когда много лет спустя узнала о ее гибели, разрыдалась! В матери Марии было столько жизни, что невозможно было представить, как она может не выжить! И эта бьющая фонтаном жизнь присутствует во всем, особенно в ее визуальных произведениях искусства: иконах, вышивках. Она ощутима также в стихах, прозе, даже в статьях и в очень жизненных зарисовках ее публицистики. В ее размышлениях о святости, в ее житиях святых чувствуется поддерживающая всех, бьющая фонтаном жизнь. И это не сусальная святость, которой можно поставить свечку к иконке и после этого спокойно заниматься своими делами, это очень беспокоящая, будоражащая святость. Поэтому, может и невозможно говорить о ее спокойном принятии. Она не усидится спокойно в позолоченном иконостасе, если ее туда включить. Она выскочит из оклада и начнет мыть полы, чистить картошку, будоражить наших современников, чтобы они не спали, считая, что все устаканилось, а искали новых путей. - Выскажу крамольную мысль. Невыгодна, не нужна большинству сегодня святая, сумевшая жить нестандартно и неформально, оставаясь в жестких рамках монашеского послушания. Сумевшая соблюсти кодексы чести человеческие и остаться свободной духом. Вольнолюбивые святые, особенно женщины не пользуются популярностью: не правильный они пример для современных православных христиан. - В чем-то – да, а может, как раз такие святые больше всего и нужны! Мало того, что мать Мария оставалась в рамках монашества, сразу после пострига у нее появился целый ряд статей, где она размышляет, каким должно быть современное монашество, что оно не должно прятаться за стенами монастыря от жизни. Оно должно делить жизнь и страдания с нуждающимися, оставшимися по ту сторону. Что стена храма не отделила "избранное стадо" от остальных. Это было ее богословское понятие "внехрамовой литургии", литургии, изливающейся в мир "на всех и на вся", — как сказано в литургии! И это ее материнское (как она называла, "всеобъемлющее материнство") стремление обнять всех, относится к нам всем. Эту изливающуюся любовь можно почувствовать, и она сейчас очень нужна. Не знаю, насколько это будет одобрено официальной Церковью, но мать Мария еще в 1936-м году писала, что для Церкви гораздо опаснее стать легализованной. Она предсказывала, что в нее хлынут все те, кто сейчас в комсомоле. Когда им разрешат, они придут в Церковь и будут свою комсомольскую идеологию применять в Церкви. Так все и произошло. Вообще традиция церковной свободы, связанная с мыслью Русского зарубежья, с митрополитом Евлогием (Георгиевским), со всем богословием парижской школы, нам нужна как воздух. Даже если о ней может и не быть официального запроса сверху. Но Церковь – это же не официальный запрос, это живые люди. А чтобы в ней были живые люди, им нужен пример "живых святых"! - Если предположить, что среди наших с вами читателей окажутся люди, которые ничего не знают о матери Марии, что бы вы порекомендовали посмотреть или почитать человеку с "нуля", незнакомому с ее жизнью, прежде чем браться за ее труды? - Самая хорошая книга на все времена написана отцом Сергием Гаккелем. Она так и называется "Мать Мария". - Ее разве можно найти в продаже? Она переиздавалась? - Издание Имка-пресс я видела в продаже. Свято-Филаретовский институт тоже ее переиздавал, правда, без фотографий. Это очень любовно написанная подробная биография о духовном пути матери Марии. Отец Сергий Гаккель всю свою жизнь собирал материалы к ее канонизации. Он успел встретить много людей, которые хорошо ее знали, записывал свидетельства. Это, конечно, потрясающий труд. У меня год назад вышла маленькая книжка, сейчас она есть в продаже. Это книга как раз для людей, вообще ничего не слышавших о матери Марии. Была задумана целая серия к открытию нашего нового "Музея русского зарубежья". Серия задумана так, что люди ходят по музею, видят какую-то интересную для них личность и могу тут же, в книжной лавке музея, купить совсем маленькую книжечку pocket-book, чтобы тут же в метро ее и прочитать. И там биография матери Марии написана с расчетом на самого широкого читателя – беллетризованная и легко читающаяся биография. И недавно вышел очень хороший документальный фильм о матери Марии режиссера Натальи Кононенко из серии "Больше, чем любовь". Его несколько раз показывали на канале "Культура", и проходили показы с обсуждениями. Так что у нас есть разная работа по "продвижению" матери Марии. Не только пятитомник