«Чтобы всех ваших кредиторов посадили в Петропавловскую крепость»: как писатели поздравляли близких с Новым годом

Перед тем, как подписать новогодние открытки для друзей и коллег, «Собака.ru» предлагает вдохновиться праздничными письмами великих – от Набокова до Чехова. Специально для нас самые интересные примеры собрала библиотека им. Маяковского. А.П.Чехов – А. Н. Плещееву 30 декабря 1888 г. Москва Дорогой Алексей Николаевич, поздравляю Вас с Новым годом, с новым счастьем; дай бог Вам здоровья, хорошего сна, отличного аппетита, побольше денег, поменьше чужих рукописей. Желаю, чтобы, проснувшись в одно прекрасное утро и заглянув к себе под подушку, Вы нашли там бумажник с 200 000 руб. и чтобы всех Ваших кредиторов посадили в Петропавловскую крепость. Что нового и хорошего? Елена Алексеевна была у нас один раз и, несмотря на то, что мы оказали ей самый радушный прием и что я был блестящ и остроумен, осталась недовольна, ушла и уж больше не приходила. В Москве скучно и скучно, денег нет, до весны еще далеко, писать не хочется. Хочу опять уехать в Петербург и, вероятно, буду у Вас в январе (если пустит здоровье). Кажется, мой «Иванов» пойдет в Александринке в бенефис Федорова-Юрковского, со Стрепетовой и Савиной. Вы как-то предлагали мне напечатать «Иванова» в «Северном вестнике»… Что ж? С большим нашим удовольствием. Я с Вас очень дешево возьму, так дешево, что Вы удивитесь. Если печатать, то в мартовской книжке. Пьеса короткая и займет не больше двух листов. Надеюсь, ради вдовы моей и детей Вы сжалитесь над бедным «Ивановым» и не забракуете его в Комитете. Я еще не женат, но пьесы пишу исключительно для вдовы, так как рано или поздно не миную общей участи и женюсь. В «Иванове» весь IV акт переделан коренным образом, безжалостно. Свой экземпляр «Памяти Гаршина» я пожертвовал для одного благотворительного аукциона. Если сборник еще не распродан, то, будьте добры, оставьте для меня один экземпляр в переплете. Я приеду и заплачу деньги. Рассказ я пришлю для апрельской книжки. В новогоднем № «Нового времени» будет моя сказка. Сестра усердно кланяется Вам и всем Вашим и благодарит за гостеприимство и теплое радушие. Я тоже кланяюсь и поздравляю. Анне Михайловне и Марии Дмитриевне почтение и пожелания всех благ. Будьте здоровы, обнимаю Вас крепко. Ваш А. Чехов. Осип Мандельштам – жене Надежде Яковлевне Мандельштам 1 января 1936 года Деточка моя родная! С Новым годом, ангел мой! За наше несчастное счастье, за что-то новое, что будет, за вечно старое, что моложе нас! Да здравствует моя Надинька, жена моя, мой вечный друг! С Новым годом, дитя! А я, дурной, два дня тебе не писал: третьего дня на радостях от телефона, а вчера от бестолочи. У нас вчера ночью гремел военный оркестр и были разные игры: Чехов в больничном халате, удочки с кольцами. Я тут брожу с одним пареньком. Он тракторист. Способный, открытый, но думает, что во Франции Советы и что Францию переименовали в Париж. Я его крою, а он ко мне привязался, большевиком меня зовет. Здесь так плохо, что очень многие уезжают до срока. Неизбалованные работники районов. Все за счет организаций. Чай без сахара. Шум. Врачи — вроде почтовых чиновников. Главный мне вчера сказал: вам нужно заведение закрытого типа, где лечат средние формы легких психопатий (там-де комнаты на одного и двух). Честное слово, он так сказал! — послушав меня две минуты. За 10 первых дней я прибавил 600 гр веса (для младенца недурно). За месяц здесь многие теряют в весе. Похоже на школу-пансион из Диккенса. Другой врач говорит: «Вес для невротиков неважен». Да, еще: гл врач меня спросил: в каких клиниках я был до Тамбова. Завтра я должен оформить с директором продажу путевки. Выезжаю 5-го или даже раньше. С блаженством! Эти дни вроде дурного сна. Какой-то штрафной батальон... Денег мне в В до 20-го хватит. 15-го жалованье в Театре. 15-го же вернусь на работу. Физически я здоров (думаю, что не только физически). Надо лишь окрепнуть. Я лишь могу заболеть, если придавленность не будет устранена. Твой Няня Астрид Линдгрен – читательнице Саре Юнгкранц ​3 января 1973 года «День Рождества я храню как драгоценность. Никуда не хожу и никого не принимаю — сижу одна-одинешенька, читаю, слушаю музыку и наслаждаюсь, прямо умираю от наслаждения. Рождество, по-моему, лучший день в году. У вас погода такая же паршивая, как тут? Пара кило снежку сейчас совсем бы не помешала. Не надо мне ничего дарить, у меня уже есть твои фотографии. И чудесное письмо. Ну давай, чтобы все у тебя было хорошо, и ничего не бойся. И счастливого нового 1973 года. Астрид». Варлам Шаламов – Борису Пастернаку 27 декабря 1953 года, Озерки Дорогой Борис Леонидович. Горячо благодарю Вас за присланные стихи, за Ваше отношение ко мне, право, мной вовсе не заслуженное. Как раз эти стихи мне дороги по-особенному. Письмо Ваше дошло до Озерков лишь вчера, 26 декабря. Сердечно поздравляю Вас и Вашу жену с Новым годом. Хочу, чтобы Ваш новый год был творчески сильным, чтобы в новом году была открыта Вам дорога к свободному объединению с читателем. Чтобы Вы по-прежнему были совестью нашего времени, чтобы не пришлось снова писать Магдалин. Чтобы Вы хранили верность своему великому искусству — с той же неподкупной чистотой, как Вы это делали всю жизнь. Я сейчас весь в Вашем романе, в его мыслях и идеях. Письмо о нем получается большое, боюсь, что оно Вас утомит. Благодарю Вас за «Фауста» (жена мне писала) и за все, за все. Желаю здоровья и счастья. В. Шаламов Александр Блок – другу, юристу Александру Гиппиусу 28 декабря 1902 года, Петербург Милый Александр Васильевич! Я почти все это время сижу дома. Начал выходить и опять заболел, даже слег, теперь лучше, но до начала января, пожалуй, придется просидеть еще. Все читаю, пишу и прочее, однако чувствую себя бодро и не в пример временам прошедшим. Когда поправлюсь, приду к вам. Как вы себя чувствуете? Поздравляю вас с Новым годом уж заранее, хотя еще не чувствую его наступления, но чувствую, как всегда в это время и в январе, весенний рост и теплые воздушные струи. Андрей Платонов – жене Марии и сыну Платону 30 декабря 1926 года, Тамбов Мусенька и Тотик! Когда это письмо придет к вам, будет уже Новый год. С Новым годом, родимые мои! С новыми надеждами, с новой любовью к старому мужу, с новой и крепкой радостью и, наконец, с мировым успехом — на который мы с тобой имеем такое большое основание, который мы заслужили своим страданием и своим мозгом, черт возьми! Марина Цветаева – редактору журнала «Современные записки» Вадиму Рудневу 31 декабря 1934 года С Новым годом, дорогой Вадим Викторович! Дай Бог — Вам и журналу... А пока, как новогодний Вам подарок — 4 артистически-урезанные, в самом конце, строки — переверстывать придется самую малость. Новый год встречаю одна, как большевики пишут: «Цветаева все более и более дичает». Сердечный привет и лучшие пожелания. МЦ. Владимир Набоков – художнику Мстиславу Добужинскому​ 2 января 1942 года Дорогой друг Мстислав Валерьянович, благодарю вас за очаровательную крисмас-карточку и милые слова. Страшно рады будем вас повидать, когда будете в Бостоне. Я бываю часто в Cambridge, где занимаюсь своими [далее следуют изображения трех бабочек] в музее. Пишу и печатаюсь, да все по-английски. Мы с Верой желаем вам и Елизавете Иосифовне безоблачного Нового года. Ваш В. Набоков Владимир Маяковский — матери и сестрам Петроград, конец 1918 г. Дорогие мои мамочка, Людочка и Оличка! Простите меня, пожалуйста, что я до сих пор не писал. Причина, во-первых, общая — мое всегдашнее ленивое отношение к писанию писем, во-вторых, я все время собирался выехать к вам сам, но сейчас на железных дорогах никто не может ездить, кроме шпротов, привыкших к такой упаковке. А так как я ваш сын и брат, а не шпрот, то и сами понимаете. Поздравляю вас с рождеством и двумя новыми годами сразу. Желаю вам первой категории неуплотнения и прочих благ. Я здесь работаю массу, здоров и вообще не жалуюсь. Пишите. Целую вас всех. Надеюсь скоро А.П.Чехов — Л. С. Мизиновой 27 декабря 1897 г. Теперь в Москве Новый год, новое счастье. Поздравляю Вас, желаю всего самого лучшего, здоровья, денег, жениха с усами и отличного настроения. При Вашем дурном характере последнее необходимо, как воздух. А. С. Грибоедов – жене Нине Чавчавадзе Казбин, 24 декабря 1828 года, сочельник Душенька. Завтра мы отправляемся в Тегеран, до которого отсюда четыре дни езды. Вчера я к тебе писал с нашим одним подданным, но потом расчел, что он не доедет до тебя прежде двенадцати дней, так же к M-me Macdonald, вы вместе получите мои конверты. Бесценный друг мой, жаль мне тебя, грустно без тебя как нельзя больше. Теперь я истинно чувствую, что значит любить. Прежде расставался со многими, к которым тоже крепко был привязан, но день, два, неделя, и тоска исчезала, теперь чем далее от тебя, тем хуже. Потерпим еще несколько, Ангел мой, и будем молиться Богу, чтобы нам после того никогда боле не разлучаться. Пленные здесь меня с ума свели. Одних не выдают, другие сами не хотят возвратиться. Для них я здесь даром прожил, и совершенно даром. Дом у нас великолепный и холодный, каминов нет, и от мангалов у наших у всех головы пересохли. Вчера меня угощал здешний Визирь, Мирза Неби, брат его женился на дочери здешнего Шахзады, и свадебный пир продолжается четырнадцать дней, на огромном дворе несколько комнат, в которых угощение, лакомство, ужин, весь двор покрыт обширнейшим полотняным навесом, вроде палатки, и богато освещен, в середине Театр, разные представления, как те, которые мы с тобою видели в Табризе, кругом гостей человек до пятисот, сам молодой ко мне являлся в богатом убранстве. Однако, душка, свадьба наша была веселее, хотя ты не Шахзадинская дочь, и я незнатный человек. Помнишь, друг мой неоцененный, как я за тебя сватался, без посредников, тут не было третьего. Помнишь, как я тебя в первый раз поцеловал, скоро и искренно мы с тобой сошлись, и навеки. Помнишь первый вечер, как маменька твоя и бабушка и Прасковья Николаевна сидели на крыльце, а мы с тобою в глубине окошка, как я тебя прижимал, а ты, душка, раскраснелась, я учил тебя, как надобно целоваться крепче и крепче. А как я потом воротился из лагеря, заболел, и ты у меня бывала. Душка!.. Когда я к тебе ворочусь! Знаешь, как мне за тебя страшно, все мне кажется, что опять с тобою то же случится, как за две недели перед моим отъездом. Только и надежды, что на Дереджану, она чутко спит по ночам, и от тебя не будет отходить. Поцелуй ее, душка, и Филиппу и Захарию скажи, что я их по твоему письму благодарю. Если ты будешь ими довольна, то я буду уметь и их сделать довольными. Давиче я осматривал здешний город, богатые мечети, базар, караван-сарай, но все в развалинах, как вообще здешнее Государство. На будущий год, вероятно, мы эти места вместе будем проезжать, и тогда все мне покажется в лучшем виде. Прощай, Ниночка, Ангельчик мой. Теперь 9 часов вечера, ты, верно, спать ложишься, а у меня уже пятая ночь, как вовсе бессонница. Доктор говорит от кофею. А я думаю, совсем от другой причины. Двор, в котором свадьбу справляют, недалек от моей спальной, поют, шумят, и мне не только непротивно, а даже кстати, по крайней мере, не чувствую себя совсем одиноким. Прощай, бесценный друг мой еще раз, поклонись Агалобеку, Монтису и прочим. Целую тебя в губки, в грудку, ручки, ножки и всю тебя от головы до ног. Грустно весь твой А. Гр. Завтра Рождество, поздравляю тебя, миленькая моя, душка. Я виноват (сам виноват и телом), что ты большой этот праздник проводишь так скучно, в Тифлисе ты бы веселилась. Прощай, мои все тебе кланяются.