За право жить и мечтать…
15 января исполняется 95 лет со дня рождения писателя Евгения Ивановича Носова Совсем недавно в адрес электронной почты Курского Литературного музея пришло письмо из г. Текели, который расположен по соседству с Талды-Курганом, где после войны с 1948 по 1952 год жил Евгений Иванович Носов. В этом письме рассказывается о крепкой дружбе, тяжёлой работе, трудной, но счастливой жизни. Почему-то было весело Написал это письмо Евгению Ивановичу сын его друга Павла Баранова, прислал фото отца. Тогда Носов был сотрудником «Семиреченской правды». Ему пришлось ещё участвовать в строительстве железной дороги Турксиб – Талды-Курган. Это событие писатель считал одним из самых знаменательных событий в своей жизни. Сотрудники газеты наравне с другими коллективами города воодушевлённо трудились на отведённом им участке. «Азиатская жара, скрежет металла о раскалённые камни, сизые ожоги на плечах, сорванная кожа на ладонях… Но было почему-то весело. От жары спасались арбузами, которые подвозили на арбах и повозках». «Литературная газета» разослала группе писателей вопрос-анкету – «Самое знаменательное событие в вашей жизни». Евгений Иванович и рассказал об этом в анкете, упомянув имя своего друга, секретаря парторганизации Павла Баранова. Тот прочитал о себе в газете и прислал письмо. Так и встретились снова, хотя бы только в письмах, прежние друзья. Когда строки пахнут хлебом Замечательные письма писали они друг другу. Павел был человеком очень романтичным, писал стихи. Вот некоторые его строчки. «Милый ты мой чертяка, Женька! Уф! Разбередил ты мою душу. Защемило, брат, сердце моё оттого, что таким давно забытым именем – Паша – прозвучала из уст твоих на первой странице «Литературки» моя бедовая, светлая весна… Вдруг сухими стали губы от обжигающего пустынного ветра. И вправду я почувствовал горечь полыни – буйную, хмельную, радостную. Где вы, мои ветры? Я хотел бы, чтобы они с прежней силой толкнули в грудь, рванули ворот рубашки, хлестнули дождём в лицо. Спасибо тебе, что гикнул, свистнул, мол, айда, братва, в атаку. Не забыл. Не особенно меня балуют такими заревыми почестями. Удивительно славно, что твои строчки сдунули с узелков памяти слежавшуюся пыль и гарь, высветили самое яркое, звучное, родное. Мне почему-то вспомнилось, как ты, прочитав мой очерк о тружениках Чубара, сказал, что он пахнет хлебом, арбузами, яблоками… Это ведь здорово, когда строки пахнут хлебом, звенят луговыми травами. Мне чертовски радостно, приятно пить росяную стынь в твоих песнях, брать охапками самоцветье душ человеческих, – которыми так щедро одарена земля русская… В каждом твоём творении бьётся пульс живой человеческой души. То твоё, что встретилось мне в пути, дарило хлеб, музыку, светлую радость до слёз. Душа моя осталась такой же ненасытной к доброму, прекрасному, неравнодушной к песням, радуге, буйному половодью. Желаю тебе, чтобы не истощались твои строки, чтобы в них пела душа златоуста, чтобы не только человек, а каждая былинка в луговых разливах, каждая птаха малая, ветер-распахни-рубаха сказали: наш друг, золото неразменное… 1976 год». «Я получил от тебя две светлых весточки, согретых душевным теплом. Сознаюсь, в груди и по сию минуту трепетным огоньком потрескивает радость, моя радость. Меня всегда радует, когда другие люди умеют слушать природу, видеть её прелесть. И главное, что одарены передать всё это словами, музыкой, песней, живописью. И потому мне так же приятны весенние мелодии наших пернатых друзей. На карнизе окна у нас постоянно накрыт птичий дастархан, на трапезу слетаются не только наши домашние горлинки, но и кольчатые дикарки, сизари, гвалтом налетают воробьи, крикливые, суматошные, грязные, но достоинства не теряющие и умеющие постоять за себя. Пикируют на стол сороки. Боязливо садятся чёрные дрозды. Бывает, заглянет на обед синица». Не правда ли, как похоже на строки о птицах самого Мастера? Родственные души Потому и дружили они, что души были родственные. «С рыбалкой у нас сейчас совсем дело «жаным», плохо. Не стало пескарей, османчиков, а уж чудо-маринке, видимо, крест. Нет её. Она чистюля, а вода загажена. А потом все нерестилища пересохли. Стоки с предприятий такие ядовитые, что люди уже страшатся заходить в воду. Ещё с 50-х годов я повёл защиту земли родной, её почти хрустальных источников. Истратил столько сил, нажил столько врагов, а проку никакого. Обидно! Бетонная стена, страшное, убийственное равнодушие к матери-природе, к братьям нашим меньшим – зверушкам и пичужкам, лугам и лесам, цветам и родникам». Разве не так и у Мастера?! Боль за родную землю – в каждой строчке. «Дорогой братишка Женя! Ты зовёшь меня в даль русскую, милый твоему сердцу Курск. Заманчивая мечта, светлая и щемящая. Это приглашение для меня великое счастье. Я земно кланяюсь за эту высочайшую честь. Пусть это для меня всегда будет праздником, не забывающимся никогда. Но что нынче Павел? Птица без крыльев! С поездкой, видимо, ничего не выйдет. Но пока никто не отнял у меня права мечтать. Пиши, Женя. Я рад, что ты есть. 1986 год». И все мы радовались тому, что был рядом с нами такой прекрасный человек и писатель, как Евгений Иванович. И как хорошо об этом как-то сказал Борис Агеев, что к Толстому в своё время нужно было ехать, писать, а нам – можно было просто прийти к Мастеру или позвонить… Теперь нам осталась память и его светлые, добрые страницы. Евгения Спасская