Загадка отца Александра Меня

Протоиерей Александр Мень не был простым сельским священником, каким сам себя считал. Он был выдающимся проповедником, пользовавшимся особой любовью прихожан, люди ехали к нему со всей страны. Его книжками зачитывались миллионы. Он был духовником Галича, общался с Солженицыным... Он основал первый Православный университет и стал одним из создателей Российского библейского общества. Он был первым священником, выступившим по общесоюзному ТВ. И, к сожалению, первым из лидеров общественного мнения, кто был убит в перестроечное время. Это случилось 9 сентября 1990-го, преступление до сих пор нераскрыто. 22 января Александру Меню исполнилось бы 85 лет. Каким был отец Александр, «Собеседник+» расспросил его сына, аудитора Счетной палаты Михаила Меня. Михаил Мень В нем не было злобы — Спустя два года после убийства о. Меня его близкий друг священник Глеб Якунин (с 1990-го он был народным депутатом, членом Верховного Совета РСФСР, потом до 1995-го — депутатом Госдумы — ред.) получил архивные материалы ЦК КПСС, которые касались деятельности церкви. Среди них были и материалы, касающиеся о. Меня. В том числе те, которые поступали от КГБ. Вы видели эти документы? Открылось для вас что-то неожиданное? — Конечно, я их видел — Глеб Якунин был моим крестным отцом. Честно говоря, ничего нового для себя там не обнаружил. Как человек, который воспитывался в церковной среде, я прекрасно знал, что многие иерархи церкви вынуждены были сотрудничать с богоборческой властью — это был вопрос выживания РПЦ. Другой вопрос — кто как использовал это сотрудничество. Некоторые были склонны делиться с органами всем, что знают. Отец мне об этом говорил. Поэтому и тут не было ничего, что произвело бы на меня эффект разорвавшейся бомбы. Там была информация о двух людях. Но мы и раньше о них знали. — То есть такого, чтобы вы человека и заподозрить не могли, а он оказался доносчиком, не было? — Нет. — Куратор Новодеревенского прихода от КГБ полковник Владимир Сычев пишет, что приходил к о. Меню и они вполне дружески беседовали. Вы хоть раз были тому свидетелем? — Я видел Сычева всего пару раз. Но думаю, что он был вполне честен. Приведу аналогичный пример. Шел, кажется, 2001-й, я был вице-губернатором Московской области. Ко мне пришел человек, мы разговорились, и он вдруг разоткровенничался. Говорит: «Я тогда жил в Пушкино и присматривал за о. Александром по линии органов. А потом мы с ним хорошо общались». Понимаете, у отца никогда не было злобы к людям, которые за ним следили или допрашивали. Он говорил: «У них такая работа». Детей некоторых из них он потом даже крестил. Маму чуть не уволили — Осенью 1985-го с о. Менем вели долгую беседу в отделе по делам религий, где присутствовали люди из КГБ и журналист Николай Домбковский. Якобы о. Александр подтолкнул к диссидентству одного человека из Уфы. А в апреле 1986-го в газете «Труд» вышла довольно грязная статья этого корреспондента о вашем отце («Крест на совести»). Священника каждую неделю стали вызывать на «беседы», требовать публичного покаяния... Отец тяжело переживал? — Эпоха гонений на него началась в 1980-х. Это время далось ему очень тяжело. Мы видели, каким вымотанным он приезжал после многочасовых допросов. Но он был сильным человеком, со стрежнем, и достойно держал удар. — Семьи это коснулось? — Мама преподавала в институте повышения квалификации работников лесной промышленности в Пушкино. На работе никто не знал, что она жена священника — мама сознательно оставила девичью фамилию: тогда это было намного безопаснее. И вдруг откуда-то «прилетело»: она — жена именно того Меня, о котором писал «Труд». Начались проблемы. Ее чуть не уволили. Но потом все затихло: маховик перестройки набирал обороты, стало меняться отношение к церкви. — Отец был острожным с незнакомыми людьми? — Он был человеком открытым. Да и статус подразумевает, что священник должен принимать любого человека. Помню, мы как-то собрались у нас узким кругом (мне, наверное, было уже лет 25), пили чай, беседовали... И кто-то сказал: «Отец Александр, вот этот человек — стукач. Он приставлен к приходу, чтобы следить за вами»... Отец ответил: «Я знаю. Пусть ходит. Ведь если мы его сейчас выгоним, кто знает, узнаем ли, кто станет следующим». С другой стороны, он никогда не разговаривал по телефону. Мог лишь поздороваться и пригласить приехать. И то с неохотой. Это была не боязнь. Просто привычка не говорить лишнего. Ведь если сегодня рассказать о том, чего боялись, молодежь этого просто не поймет. К примеру, мы делали слайд-фильмы на религиозные темы. Я выполнял функции звукорежиссера — микшировал голос отца и музыку, которую подбирал сам... И это было очень опасно: за слайд-фильмы, рассказывающие о Евангелии, люди получали по пять-шесть лет лагерей — религиозная пропаганда! А если на просмотре были дети, то и больше — это уже считалось религиозной пропагандой среди несовершеннолетних. Семейное фото: Александр Мень с супругой, сыном и дочерью Обыск — Как отец познакомился с Солженицыным? — Думаю, кто-то их познакомил. К отцу приезжало много интересных людей. В общем, Солженицын приехал к нам в Семхоз. Это было начало 1970-х годов. Меня поразила его борода. Тогда это выглядело вызывающе. Отец рассказывал, когда он жил в Иркутске (о. Мень там учился — ред.), летом надевал черные очки. А поскольку был с бородой, то вслед ему люди шептали: «Шпион»... У Солженицына же была этакая шкиперская борода. Меня это страшно заинтересовало, и я стал приставать к отцу — кто этот человек? Он ответил: «Серьезный писатель. И он хочет построить церковь». Построить-то точно не сложилось. Но вроде отец его переубедил: «Столько заброшенных храмов вокруг, может, лучше восстановить один из них?» Не знаю, воплотилась ли эта идея в жизнь. — Солженицын был у вас лишь однажды? — По крайней мере я видел его всего раз. Но отец, насколько я знаю, был знаком с писателем и раньше: у нас дома хранился оригинал рукописи «В круге первом». Это был год 1967-й. У нас дома был обыск (причем далеко не единственный). Я был маленький — должен был пойти в первый класс, но хорошо это запомнил. Переворошили нам весь дом, а в ящик, где мы хранили уголь (у нас дом углем отапливался), не полезли. Между тем именно там и была спрятана крамольная рукопись. Отец заворачивал ее в пакет, доставал, читал, а потом опять прятал. За такое хранение вполне можно было «пятерочку» лагерей схлопотать. Впрочем, обыск проводили не ради рукописи — они пришли просто обыскивать дом священника. Но если бы нашли — был бы им царский «подарок». Первый на ТВ — Незадолго до убийства о. Мень получал записки и звонки с угрозами. Он делился тревогами с семьей? — Про угрозы дома знали лишь то, что иногда на встречах он получает неприятные записки. Да и то, мы об этом чаще узнавали не от него, а от прихожан, от друзей. Он всегда старался уберечь маму (а я тогда уже жил в Москве отдельно от родителей) от переживаний. Мама рассказывала, что в последний год отец чувствовал себя очень некомфортно — чувствовал, что за ним кто-то следил. И когда приезжал домой, старался везде включить свет... Но никто даже и представить себе не мог, что это закончится так трагически. Что возможно убить столь популярного священника... — Отца Меня очень любили прихожане, но не все иерархи РПЦ относились к нему столь же лояльно. Да и некоторые нынешние деятели церкви подвергают критике его наследие. Как думаете, почему? — Я ни разу не слышал, чтобы он в ответ негативно высказывался о коллегах, которые его критиковали. Отец понимал, что, как в любой организации, в РПЦ есть более консервативное крыло, а есть прогрессивное... И, хотя по многим вопросам у него были вполне консервативные церковные взгляды, но он всё-таки причислял себя к прогрессивному крылу. Одно дело, если критикует личность, соизмеримая по масштабу с отцом. И другое — если критик таким образом надеется лишь приблизиться к его уровню... Мне кажется, что главный параметр: сколько людей священнослужитель привел ко Христу. Стоило бы соразмерить — что в этом смысле сделали критики, а что — о. Александр. — Он был первым священником, которого допустили на центральное ТВ. Такого и представить себе было невозможно еще за пару лет до этого... — Действительно, на тот момент это было невероятным событием. Среди телевизионщиков были люди верующие, и, как любил говорить отец, «интересующиеся ответами на вечные вопросы». Кто-то из них побывал на одном из публичных выступлений отца — он тогда проводил много встреч с интеллигенцией... В общем, его пригласили на ТВ. Но руководство телеканала поставило условие: не произносить в эфире слова «Бог». Отец поначалу немного растерялся. Но потом решил: пойдет. Он считал, что для проповедей Евангелия важно использовать любую возможность. Запрет он обошел, избегая слова «Бог», хотя говорил именно об этом. Это было замечательное выступление. В то время власть допускала к служению в церкви в основном людей не очень образованных, которые не могли вдумчиво проповедовать, разговаривая с людьми на современном языке. И отец даже говорил, что самая большая опасность для церкви кроется в том, что гонения на нее закончатся, а церкви будет нечего сказать обществу. Сам он был в этом смысле исключением. Отец говорил, что христианин всегда должен быть в авангарде общества. Что это не забитый мужичок в кирзовых сапогах, это люди на важных государственных постах, первые в науке, в экономике, в творчестве. Что христианин любой конфессии — самый свободный человек в мире. Он очень любил одно изречение у Блаженного Августина: «Только ответственный свободен, только свободный ответственен». Конечно, это не вписывалось в концепцию «ручного православия» (скорее его можно было бы назвать «обрядоверие»), которую в то время активно разрабатывали. Круг общения — К отцу приезжало много интереснейших людей, — вспоминает Михаил Мень. — С некоторыми у нас сложились особые отношения. Например, вдова поэта Мандельштама у нас даже жила летом, на нашей небольшой терраске. Мне было тогда лет десять, мне она очень нравилась. Несмотря на то, что Надежда Яковлевна очень много пережила, она абсолютно не озлобилась, всегда всем помогала. В то время как раз вышла книга о ее муже, и она стала очень популярной. А мне она запомнилась необычайно интересными разговорами и еще тем, что она курила папиросы «Беломор», это было необычно. Папиросы эти обычно покупал ей я — заходил к ней, и она меня иногда просила сходить в магазин... Часто приезжал писатель-сатирик Лион Измайлов, он был очень дружен с отцом, режиссер Андрей Смирнов, актер Сергей Юрский, композитор Николай Каретников. Бывал и Галич. Однажды он приехал в наш храм. В первый приезд после службы к отцу не подошел. А потом, хоть и некрещеный, пошел к кресту. А отец ему вдруг и говорит: «Здравствуйте, Александр Аркадьевич! Я вас давно жду». Это произвело на Галича сильное впечатление. Он тогда был уже известным драматургом, но как барда его еще не все знали. Позже Галич написал песню, которую посвятил храму, в котором служил отец: «Когда я вернусь, я пойду в тот единственный дом, где с куполом синим не властно соперничать небо»... Он приезжал к нам несколько раз перед своим вынужденным отъездом в эмиграцию. Теперь в Сергиевом Посаде проводится бардовский фестиваль Александра Галича. * * * читайте также: Кто убил отца Александра Меня? (материал «Собеседника», 2006 год) Трудно было поверить, что такой человек, как протоиерей Александр Мень, погиб от руки проходимца. Но если беспристрастно оценить факты, эта версия кажется самой реальной...