Ревущие двадцатые: расцвет европейской моды между двумя войнами

Меняются времена и нравы, и изменения эти становятся очевидны не благодаря повысившемуся уровню жизни или рухнувшему курсу доллара. Прежде всего мы ловим ветер перемен на улицах, где ежедневно совершаются мирные модные и все же настоящие революции. Новая рубрика «Поколения» — о знаковых стилевых течениях тех или иных эпох, от андеграундных субкультур до мировых достояний Модные перемены — это всегда результат глобальных перестановок в социуме: перед тем как женщина смогла позволить себе носить декольте, светское общество отстояло свое право на самовыражение и некоторые автономные решения у церкви с ее довлеющей властью. Ревущие двадцатые, которые принято называть также золотыми или сумасшедшими, ознаменовали собой окончание изматывающей, кровопролитной и пугающей по своим масштабам Первой мировой вой­­ны. Это действительно был первый конфликт, в котором участвовали все крупные державы того времени — и ни одна не вышла из него без трагических потерь. Но после любой бури и дождей выглядывает солнце, и таким «солнцем» стал для европейцев сияющий рассвет. В России же он случился на десятилетие позже и не был похож на всеобщий. Причины ясны: в нашей стране началась революция, затем Гражданская вой­­на, и времени на модные перевороты просто не было. В ритме джаза Итак, за звание родины этого поколения спорят четыре страны — Великобритания, Германия, Франция и США. Последние две уверенно держат лидерство, и вот почему: два главных писателя того времени, сумевших передать неповторимую атмосферу радости и трагедии, надлома человеческой судьбы и ее возрождения из пепла, были из Америки и Франции. Речь, конечно, об Эрнесте Хемингуэе и Эрихе Марии Ремарке. Впрочем, в модную индустрию вложились и Англия, и Германия. Что же произошло с миром, что привело к мировой вой­­не, к кардинальной и грандиозной перестановке в социуме, поменяло гендерные роли и переписало мораль, которая существовала веками? К началу двадцатого столетия мир пересмотрел мировоззрение, окончательно признав власть науки над религией. Это был длинный путь, который начался еще в эпоху Возрождения, и продолжается он и сейчас, но именно тогда, на исходе девятнадцатого века, произошел слом в сознании и появилось ощущение, что человек может все. Небывалый подъем промышленности, коронование джаза и экспрессионизма, появление новых направлений в искусстве и, конечно, тотальная эмансипация. Она была связана с активным участием дам в боевых действиях: на поля сражения они еще пока не вышли, но стали возглавлять лазареты и организовали полевые госпитали по всему фронту. И конечно, женщина впервые свободно могла претендовать на гардероб своего мужчины, правда, пока не без косых взглядов консерваторов. Процесс этот отлично отображен в сериале «Аббатство Даунтон»: юная дочь викторианского семейства открывает для себя умение водить автомобиль, курить сигарету с мундштуком и отказываться от кринолинов и корсетов. Такая дерзкая Естественно, мода не могла остаться в стороне от грандиозных социальных и экономических перемен. Ее развитию и трансформации способствовали женщины, готовые жить и творить здесь и сейчас, одной из которых стала легендарная Габриель Коко Шанель. Освободив женщину от стягивающих силуэт вещей, она разработала для них свободные брюки и прототипы юбок-­­карандашей. Но и этого дамам, дорвавшимся до многих прелестей «мужского» мира, оказалось мало. Смелые спортивные трико, легкие платья, оголяющие плечи, и, безусловно, радикально короткие прически — таким был образ девушки в стиле ревущих двадцатых. Отношение к ним, несмотря ни на что, было неоднозначным: кто-­то восхищался дерзкими и юными, кто-­­то снисходительно называл их флэпперами. Собственно, флэпперы и сформировали одну из субкультур того времени. Эмансипированные, ярко накрашенные, курящие наравне с мужчинами, не стесняющиеся выбирать напитки покрепче — вот они, героини известных произведений Хемингуэя и Ремарка. Термин «флэппер» имеет несколько версий происхождения, но общий корень — от английского глагола to flap, то есть «хлопать», «шлепать». Кто-­­то, кто относится к дерзким леди с восторгом и уважением, уверяет, что это намек на хлопанье крыльев бабочек или птенцов, только-­­только вылетающих из «гнезд» из­­-под строгого родительского надзора. Еще одна легенда такого названия взяла начало… из-­за обуви молоденьких женщин, галош, которые они нарочито не застегивали и носили с юбками (вспомните, кстати, нынешнюю моду сочетать юбку и спортивную обувь!) — резиновая подкладка шлепала по щиколотке, создавая определенный узнаваемый звук. Наконец, самые ярые противники такого фривольного поведения напоминали соотечественникам, что флэпперами в девятнадцатом веке принято было называть девушек-­подростков, занимавшихся проституцией. Как бы там ни было, самих законодательниц мод не волновало, что о них думает большинство. Через некоторое время после своего появления движение флэпперов стало массовым, и вот уже глянцевые журналы публикуют о них заметки с разъяснениями, кто же они, собственно говоря, такие. Более того, одна лондонская газета выпустила целый рассказ «Ее Величество Флэппер», который повествовал о приключениях симпатичной девчонки лет пятнадцати. Окончательно ясно, что представители субкультуры не женщины легкого поведения, но настоящий новый тип девушек, готовых наравне с мужчинами брать от жизни все, стало после выхода комедии «The Flapper» с популярной актрисой того времени Олив Томас. Кстати, сама Олив флэппером была не только в кадре: она с удовольствием остригла свои длинные волосы, носила вокруг головы яркие повязки, изящно курила и, говорят, изощренно ругалась. Еще одной музой новой субкультуры стала Луиза Брукс. Изменился канон красоты, изменились и требования к фигуре женщины — популярны были худощавые, по-­­мальчишески угловатые особы, которых во Франции называли гарсонс, то есть буквально «пацанки». Даже в славной традициями Японии появились свои пацанки под именем модан гару, в Китае их звали модень сяодзе, а в Индии — калледж ладки. Все они носили платья прямого свободного кроя, часто с оголенными плечами, до колен — в таких было удобно танцевать шимми и чарльстон. Короткие стрижки венчали игривые восьмиклинки или шляпки клош. Губы красились в ярко-­алый или темно-­­вишневый цвет, глаза густо подводились углем. Флэпперство поднялось из низов и позволило простой рабочей девушке стать законодательницей мод. Но и у аристократии были свои флэпперы, вспомнить хотя бы Дэйзи Бьюкенен из «Великого Гэтсби». Все те же узнаваемые популярные силуэты, все те же ободки на радикально остриженные косы — но украшенные шикарными, струящимися материалами, драгоценными камнями и вышивкой ручной работы. В ходу были боа и меховые накидки на голые плечи, смелая американская пройма и выдающиеся декольте. Цвета, которые выбирала модная аристократия, оставались неизменными: золото и серебро, черный и красный во всех вариациях и всевозможных сочетаниях. Обувь подбиралась на низком каблучке с изысканными застежками — элегантно, шикарно и чертовски удобно отплясывать на многочисленных вечеринках, которые устраивались по случаю или без. И если простолюдины делали это в дымных барах и кафе, которые ежевечерне зажигали свои огни, то богачи устраивали целые шоу в особняках, некогда видавших настоящие балы. Смена кадра Вечный праздник жизни, буйство любви и свободы… Это не могло длиться вечно. Вслед за небывалым ростом произошел такой же небывалый спад — в мировой истории этот период известен как Великая депрессия. Для флэпперов она была похожа на тяжелое похмелье после очередной вечеринки. Рухнувшая биржа означала крах множества состояний, и люди поняли, что танцами сыт не будешь. Век джаза сменился предвоенным периодом: в воздухе вновь запахло порохом, а легкие платья с игривой бахромой и боа начали потихоньку уступать место строгости военной формы. Те, кто не потерял рассудка и не покончил с собой (как множество знакомых нам литературных героев), стали костяком того самого потерянного поколения. Это были люди, позади у которых осталась вой­­на, затем сладким и сумасшедшим сном промелькнули безумные двадцатые во всем своем великолепии и безрассудстве, когда человечество поверило, что жизнь — это карнавал, но, увы, назавтра вновь прогремели взрывы. В истории поколение флэпперов и нуворишей, сделавших состояние на бирже, оставило свой неизгладимый след. Европу, а затем и весь мир покорило ар-­­деко, сюрреализм и экспрессионизм. Музыкальная индустрия до сих пор воспевает краткое десятилетие, которое сделало джаз достоянием не только афроамериканских общин. Гарлемский ренессанс оставил нам Луи Армстронга и Бинга Кросби, а также блистательную Бесси Смит. Для того чтобы сегодня создать образ флэппера, используют шелковые платки, повязывая их в качестве обода или чалмы вокруг головы. Особое внимание уделяют аксессуарам: длинные бархатные перчатки к простому платью-­­футляру или бахрома по подолу, пайетки или абстрактный принт (особенно хороша геометрическая абстракция), канонические цветовые сочетания черного и золота, серебра и зелени — и вот вы уже чувствуете дух ушедших лет. Мода, быстротечная и неверная, все же сохранила в себе любовь к некоторым элементам флэпперского образа. Современные кутюрье не раз к нему возвращались и его переосмысливали, продолжают делать они это и сейчас. Дома Versace и Chanel, Ralph Lauren и Balmain, Balenciaga и Isabel Marant — каждый из них пробовал себя в ар-­­деко. Может, попробуете и вы?

Ревущие двадцатые: расцвет европейской моды между двумя войнами
© WomanHit.ru