Фигурист Дмитрий Алиев: увезу с чемпионата Европы золотую медаль и пламенный поток счастья
20-летний российский фигурист Дмитрий Алиев в четверг покорил Европу. Он завоевал золотую медаль европейского первенства, став первым россиянином за восемь лет, кому это удалось. На следующий день после исторической победы Алиев встретился с корреспондентом ТАСС и в откровенном разговоре рассказал, как обрел спокойствие и радость, о трогательной реакции родных на судьбоносный прокат. И даже прочитал стихи собственного сочинения. — Ровно год назад вы выложили в Instagram фотографию с последнего чемпионата Европы Хавьера Фернандеса и подписали ее в духе "сделаю все, чтобы оказаться на переделе трона в Австрии". Выходит, "мужик сказал — мужик сделал"? — Не знаю даже… Это было в том году? Блин, и правда классно получилось, на самом деле. Мне вчера позвонил отец и сказал примерно то же самое: "Сын, ты молодец, ты сказал и сделал". Я на этом не акцентировал внимание, но раз так получилось, это такая крутая и приятная ситуация. Хави мне вот сегодня написал… — Даже так? — Да, поздравил меня. Я ему тоже ответил, сказал: "Спасибо тебе, Хавьер. Скучаю по твоему катанию, ты для меня легенда". — Что вообще дома происходило после вашей победы? — Я позвонил домой, трубку отец взял. Говорю: "Ну чего, где вы там, але?" А он, слышу, с комом в горле: "Сынок, не могу говорить. Я спать". И слышу мама на заднем фоне плачет. Мой первый тренер Вячеслав Евгеньевич Максимов — он тоже у нас дома был. Он сейчас детишек в Ухте тренирует, живет у нас. Мама кричит: "Евгенич тоже плачет". Отец не любит показывать, что у него внутри происходит. Но я понимаю — там безумное счастье, а снаружи онемение. Они не могут понять, что происходит. С утра снова маме позвонил: "Ну что, рады?" Она в школе, в столовой: "Димка, папа до сих пор в слезах ходит". Это так приятно — радовать семью. — Как провели ночь после произвольной программы? Удалось уснуть? — Я приехал примерно в час ночи, потому что был допинг-контроль. Меня встретил мой сосед Джон [Гурейро] с объятиями и поздравлениями. Пересмотрел еще раз свой прокат и уснул. Вот и все (смеется). — Так просто? И не было ничего необычного? — Вообще было. Я понял, что оставил телефон в автобусе, потерял. Списался с Татьяной Фладе (пресс-атташе Международного союза конькобежцев — прим. ТАСС), был такой небольшой нервяк. Потому что у меня два телефона, один из них — для своих, для родных. И как раз его я и потерял. Очень хотелось получить тепло от родных. Но в итоге он нашелся, слава богу, что все хорошо. Я уснул, проснулся и узнал, что он нашелся. — На самом деле мы — журналисты — тоже уезжали с арены довольно поздно. Доставили вы нам определенных хлопот своей победой… — Я извиняюсь (смеется). — Не извиняйтесь, это была одна из самых счастливых поздних поездок для нас! Но вернемся к делу. После того как вы докатали программу, ваш тренер Евгений Владимирович Рукавицын победно вскинул руки вверх. Но показалось, что помимо радости в этом жесте ощущалась еще и некая облегченность — он как будто бы подумал, мол, наконец-то все сложилось так, как планировали. А вы о чем подумали в первую очередь, когда стихла музыка? — Я пересматривал прокат — не хочу много раз пересматривать, потому что это очень сильно цепляет меня внутри — наверное, это было, что я сделал это. И был еще такой некий сильный выдох. Он был с болью, которая внутри меня сидела, потому что путь к чемпионату Европы был непростым. И этот резкий выдох — он был в духе того, что слава богу, это все закончилось. И у меня пошли слезы, картинки в голове. Посмотрел на Евгения Владимировича — мне показалось, он прям гордо взмахнул руками. И при этом, закрыв глаза, он, наверное, тоже получал наслаждение от того, что мы справились, сделали это. Принял это по-особому для себя, видимо. — На пресс-конференции вы сказали, что понимание того, что стали чемпионом, пришло лишь после выставления оценок Михалу Бржезине. А что насчет осознания произошедшего? Оно уже пришло? — Не знаю, как это принимать. Естественно, я вижу везде, что меня все поздравляют. И я понимаю, что я — чемпион Европы. Но пока есть неосознанность того, что вчера произошло. Действительно был такой день — непростой, тяжелый и счастливый. А когда такой большой поток счастья, триумфа, когда справился со всем, столько приятных моментов… — Не знаешь, что с этим всем делать… — Да, не понимаешь, как это все ухватить. Вот оно лежит в твоих руках — и что дальше? Вчера так и получилось. Ну я и подумал: блин, лучше усну (смеется). Сегодня проснулся более спокойный, ответил на все поздравления, прочитал. Осознаю, что выиграл. Рад и горд собой, командой. — Скажу честно — мы в вас верили изначально. А вы сами с каким настроением ехали в Австрию? — Вообще интересно на самом деле было на этом турнире. Первые минуты, как только мы приземлились, было — я не знаю, как это передать словами, но что-то вроде свободного спокойствия. И вера в себя. Не в плане того, что, мол, "ты можешь", внушаешь себе это. А по-приятному принимаешь, даже если у тебя на тренировке произошел какой-то срыв. И не относишься к нему как к чему-то, что тебя сейчас срубит. Как-то принималось все очень легко, позитивно. Тренировки были достаточно сконцентрированными. И позавчера, когда я выходил на старт перед короткой программой, я был настолько спокоен и уверен в себе. И почему-то не было страха. Я делал свою работу. Вчера у меня была боязнь, горели локти и уши. Это ожидание [выхода на лед], надо привыкать к нему, но вчера я с этим справился и не дал себе поддаться этому чувству, что оно меня сейчас сожрет и я не смогу быть в боевой готовности. Я выдохнул, вспомнил, что мне нравится каток, качество льда. И трибуны какие-то — все по-домашнему. Я это вспомнил, посадил мысленно свою семью и близких на одну сторону короткого борта, Евгений Владимирович был на другой. И все было так спокойно, и я понял, что я могу раскрыть здесь свою силу. Безумно рад, что у меня получилось. Я не провалился, доказал своему внутреннему миру и себе, что умею справляться в нужный момент. — И не помешали ни брезентовая крыша арены, ни отсутствие горячей воды в отеле? — Мне, скажу честно, с этой горячей водой везло. Когда у многих ее не было, первые пять минут она у меня шла. Я успевал помыться, а потом — холодная. Я, наверное, единственный, кто успевал (смеется). — Но вы же не могли не осознавать, что у вас большие шансы выиграть турнир. Как опускали себя на землю и концентрировались на прокатах? Просто очень многие спортсмены говорят о том, что от мыслей о возможной победе необходимо отрешиться… — А я изначально, мне кажется, был на земле. Честно-честно, не было ни одной малейшей мысли, что кто-то каким-то может стать. Или кто мой главный конкурент, например. Я не то чтобы вбил это себе в голову — просто как-то упала эта приятная для меня мысль, что я сам себе в первую очередь конкурент. И я с этим выхожу и соревнуюсь. Если я сам себя побеждаю, то все будет. Сейчас вот на чемпионате Европы победил (смеется). — Вчера вы говорили, что успокоиться перед произвольной программой вам помогли слова, которые вы сами для себя нашли. Что это были за слова, если не секрет? — Нет, пусть это остается некой тайной. Это мои слова, я выходил на такое дело. И для него я себе сказал то, что должен был сказать. В первую очередь я отпустил все это напряжение одним выдохом вниз, чтобы это не колыхало меня. Я был в подтрибунном помещении, катал Артур [Даниелян]. Я просто поднял голову, спокойно выдохнул, произнес слова, которые, как я считаю, мне помогли. "Посадил" семью и близких на одну сторону борта, тренеров — на другую. Все это зарядило меня, держало в таком вакууме. — Но хоть цензурные слова? — Да, цензурные. Но это такое некое общение… Знаете, вот я верю во Всевышнего. Я не просил помощи — просто сказал ему, а потом принял его знаки и пошел работать. — Можно ли сказать, что на этом старте вы обрели что-то, чего вам раньше недоставало? — Да, в первую очередь это огромный поток счастья. Каждый из нас любит ощущать его. Для меня счастье — это радовать тренеров, семью, себя, фанатов, Россию. Потому что сейчас до сих пор еще идут всплески от фанатов, различных источников. И все радуются, поздравляют, Евгению Владимировичу тоже очень большой поток сообщений. И я очень рад и горд и за себя, и за тренера, потому что он мне родной человек. Это очень приятно. Наверное, этого мне не хватало — порадовать себя, команду. Потому что я считаю, что это одно из самых главных. Я принял очень многое с этого старта. Может быть, ко мне придет уверенность в еще большем объеме. Но в первую очередь с этого турнира я хочу увезти золотую медаль чемпионата Европы, пламенный поток счастья. Ну и радость. — Ну и, наверное, поразительный секрет успокоения? — Это тоже очень-очень важно. Я запомню, что с собой делал, что сказал. И положу в свой карман, чтобы этим пользоваться. — Вчера вы рассказали, что пишете стихи. Как и когда вы приобщились к поэзии? — Это от отца. Он в первую очередь, конечно, директор спортивной школы, но его хобби — он тамада. Тоже своего рода медийная личность в Ухте. У него язык подвешен так, что я не понимаю вообще, как он это делает? У нас Новый год всегда масштабный праздник с участием отца — из него стихи просто льются, он на ходу экспромтом ими говорит. А еще бабушка — она читала мне стихи. Я слушал, мне нравилось. В Питер когда переехал, даже просил — запишите мне, пожалуйста. Я всегда чувствительный был — боль, первая влюбленность, и все. Мне нужно куда-то все это записать. Хочу девушке сказать, что чувствую, понимаю, что не могу. Взял телефон, открыл заметки и остановиться не мог. У меня очень много стихов. — Перечитываете их? — Раньше не перечитывал. Сейчас у меня даже песни на них есть. — Здесь писали? — Писал. — Зачитать можете? — Могу, конечно. Но только немножко (смеется). Прикрыв глаза, на миг увидел душу. Ту душу, что поселена в тебе. Минутой позже все вылилось наружу, Все чувства, что живут во мне. Как будто с горла сняли мне замок, И в своих вдохах я почувствовал свободу. Любовь внутри меня к тебе живет, С такой прекрасной, чистою природой. Улыбнувшись, посещали меня мысли, Как неуместен был к тебе порой. Ты стала частью моей жизни, Ты стала смыслом, ангел мой. — После рекордного проката наших парников Александры Бойковой и Дмитрия Козловского Тамара Николаевна Москвина написала стихотворение. А вы после победы успели что-то сочинить? — Не-а, не успел. Потому что вообще ничего нет — никакой боли. Я больше писал от боли, а от счастья — это другое. В последнее время только стал писать о счастье. Вчера так я вообще со своим внутренним миром связаться не мог. Ехал немой. — Вы сказали, что ваши стихи — это лирика душевных переживаний. В прошлом сезоне, видимо, ваша поэзия была довольно мрачной? — Да, это действительно было так. Если бы я вам дал это почитать, вы не слезу пустили бы, вы бы бегом от меня побежали, не стали слушать (смеется). — Ранее вы обмолвились, что поменяли отношение к спорту после того сезона. Знаете, эта фраза звучит так, будто бы раньше вы к нему относились несерьезно… — Не совсем так. Не несерьезно, а скорее неграмотно. Я всегда серьезно к спорту относился, любил его. Не было такого, чтобы я, условно говоря, захотел и не пришел. Я ради спорта в Питер переехал. Просто мышление поменялось, разум освободился от ненужного. Сам внутри освободился от лишнего. Сейчас все идет так, как должно. Я даже рад, что был тот сезон, он все равно стал вспомогательным. — Появился кайф от происходящего? — Да, я даже от того, что не получается на льду, кайфую. Я кайфую от борьбы с собой. Я даже в Новогорске сам себе сказал — как же это здорово, у меня не получается, а я все равно пробую. Ребята уже сделали задания и ушли в раздевалку, а я тут. Мне стало нравиться кататься под музыку, я говорю: "Давайте еще раз". Это не какое-то упрямство — я получаю удовольствие, мне хочется сделать это. Думаю, это новая ступень. — В тренировочном процессе что-нибудь поменяли? Максим Ковтун, к примеру, после прошлого чемпионата России рассказывал, что стал вести дневник, где фиксировал количество удачных и неудачных прыжков на тренировках… — Мне это не нужно, я каждую тренировку свою могу пересказать, даже если там было 35 попыток. Но я стал замечать — у меня что-то не получается, и я думаю: ну уж фигушки, пойду и сделаю. Причем принимаю это с приятными ощущениями, это спортивный интерес — побороться с самим собой. Вот это мне очень нравится. — Теперь вам предстоит выступить на чемпионате мира как сильнейшему фигуристу Европы. Думали об этом? — Нет. Сейчас я просто хочу порадоваться. Отдохну — не месяц, естественно, но дня четыре хотелось бы. И думаю, что я поеду на чемпионат мира заряженный позитивом. Я хочу поехать на "мир" и выступить достойно. Беседовал Владислав Жуков
