Как «принуждали к сексу» на очередной премьере в Пермском Театре-Театре
Выходя из зрительного зала после премьеры спектакля «Маленькие трагедии. Часть вторая», поставленного в Пермском Театре-Театре, я невольно подслушал разговор двух особ, делящихся впечатлением от увиденного. «Меня как будто принудили к сексу», — сказала одна, описывая полученные от просмотра ощущения. По ее интонации и последующим обрывкам диалога было очевидно, что в результате акта духовного насилия она получила своего рода метафизический оргазм, и, конечно же, осталась довольна. Аналогичные эмоции испытали и многие другие зрители действа, это очень хорошо ощущалось — недовольных не было. Да я и сам, хоть и не получил наслаждения — попытки принудить меня к соитию провалились, — но все-таки испытал неподдельный интерес к постановке, которая произвела на меня в целом положительное впечатление как раз благодаря наличию того, что меня от нее оттолкнуло — идеи и ее целостного воплощения. Режиссер спектакля (в данном случае их было двое — Борис Мильграм и Марк Букин) наделяет свое творение определенным смыслом, идеей, с которой зритель, коль скоро он имеет свой взгляд на мироздание, не всегда может согласиться. Если происходит такое противоречие, то, выражаясь словами той женщины, секса не получается, что отнюдь не означает, что автор не создал ничего стоящего. Конечно, существует определенная категория театральных зрителей, которая в силу полного отсутствия взглядов, идей и иногда даже мыслей с радостью отдается всякому режиссеру, получает удовольствие от всякого спектакля, будь то «Жанна на костре» Ромео Кастеллуччи или «Девочка и спички» Веры Макаренко, недавно показанная в филармонии «Триумф», — для них эти события практически идентичные (с поправкой на информационную шумиху), поэтому и судить о значимости события по бурным восторгам после спектакля невозможно. Зритель, к сожалению, стал всеядным. Читайте также: Фестиваль «POST ФАКТ» в Перми: о концепции, мате и рождении POST-зрителя Спектакль поставлен по мотивам маленьких трагедий Пушкина — «Каменный гость» и «Пир во время чумы». Два спектакля, хоть и созданы как бы независимо друг от друга, представляют собой единое высказывание, не случайно они не были разделены антрактом. Первую часть («Каменный гость») условно можно назвать чистилищем, только чистилищем наоборот — это подготовка к долгому путешествию в преисподнюю. Срывая одно покрывало, развешенное на сцене, за другим, зритель вместе с главным героем как бы отвергает одно за другим все экзистенциальные основания и в конечном счете бросает вызов самому богу. Вместе с действующими лицами все дальше и дальше он продвигается путем вины к запретной истине, которая раскроется во второй части («Пир во время чумы»). Интересный режиссерский ход, действительно интересный — погрузить зрителя в абсолютную тьму, дезориентировав его в пространстве, оставив наедине с самим собой, со своими страхами и инстинктами. Возрастной ценз должен был отсеять детей, не обладающих усидчивостью, которые непременно бы разрушили этот совершенно особенный момент, но, к сожалению, возраст еще не гарантия адекватности — когда погас свет в зале появилось очень много персонажей, которые своими довольно глупыми комментариями и смешками разрушали дух повествования. Но те, кто смог от этого абстрагироваться, наверняка хотя бы на секунду ощутили себя в образе того шиллеровского юноши, который, одержимый жаждой познания добра и зла, мечтал Увидеть… и так обманулся, вскоре сойдя в могилу. Да, именно это и происходит со зрителем: он символически сходит в могилу, превращается в труп в той черной тележке, которая везет его по чумным кварталам преисподней. Как же можно не сопротивляться этой черной инициации? Нет, горе тому, кто идет к истине путем вины. Двойное горе тому, кого этим путем волокут с его молчаливого одобрения. Боюсь, что зрителей принудили не к сексу, а к чему-то более страшному. Но если отвлечься от столь неблагодарного занятия, как поиск смыслов, стоит признать, что спектакль получился довольно сильным и целостным (что вдвойне важно). Остро ощущается наличие идеи, режиссерского замысла, желание его донести до публики. Единственной претензией здесь может стать метод воздействия на зрителя — да, он получился эффектным и эффективным, но ведь отнюдь не театральным и уж тем более не оригинальным. Своего рода аттракцион, напоминающий пещеру ужасов в Горьковском парке. Но ведь в спектакле главное — это цель, а не средство?
