Анна Берсенева: "Любому автору стоит думать о художественной правде"

Анна Берсенева – это литературный псевдоним писательницы, которую "по паспорту" зовут Татьяна Александровна Сотникова. Татьяна Сотникова окончила факультет журналистики Белорусского государственного университета, в 1989 году — аспирантуру Литературного института им. А.М. Горького (Москва) по специальности "теория литературы". В настоящее время она - кандидат филологических наук, доцент кафедры художественного перевода Литературного института им. А.М. Горького, член Международного ПЕН-клуба. Первый роман под именем АННА БЕРСЕНЕВА вышел в 1995 году. В настоящее время у писательницы издано 40 книг в жанре психологического романа. Совокупный тираж книг автора превысил 5 миллионов экземпляров. Романы переведены на болгарский и словацкий языки. Новая книга Анны Берсеневой "Соблазн частной жизни" вышла сегодня, 3 марта, во Всемирный день писателя . Поздравляем автора с двойным праздником! "Соблазн частной жизни". Фото: momoyo.ru Татьяна Александровна, в ваших книгах часто встречаются совершенно удивительные сплетения судеб. Это взято из жизни – или это художественное преувеличение, приём, чтобы подчеркнуть связь "всего со всем"? У меня часто бывало так, что, слушая какие-то житейские истории, я отчетливо понимала: если бы изложила их в книге, никто не поверил бы, что так бывает. Банально, но в жизни действительно возможны самые невероятные совпадения, сплетения и неожиданности. Так что, исходя из понятия вероятного, диапазон книжных событий может быть просто бескрайним. И когда я ищу способ воплощения какой-то мысли, чувства, характера, то не ограничиваю себя понятием "такого не может быть". Просто знаю – и на собственном опыте, и на опыте многих известных мне людей: может быть и бывает все, что угодно. Поэтому в мои книги попадают как реальные истории, так и придуманные, но подтверждаемые моим личным пониманием жизни. Бывало, кстати, что о реальных историях читатели как раз и говорили "быть такого не может", а о придуманных "именно так было со мной, а как вы узнали?". В общем, мне кажется, любому автору стоит думать о художественной правде, а житейское правдоподобие не заставит себя ждать. Думаю, что у вас получилось заполнить пустующее в отечественной литературе место. Ваши книги интересно, легко, быстро и, я бы сказала, уютно читаются, – но в то же время вы не впадаете в бытовуху, стремясь максимально приблизиться к читателю. То есть у вас нет этакого панибратства с читателем, но нет и насмешки над ним. Я видела примеры, когда успешные и раскрученные авторы устают от необходимости гнать поток – и либо повторяются, либо начинают, вот именно, явно или завуалированно издеваться над читателем. Вам удалось этого избежать. Каким образом? И, если вдруг не пишется, вы честно будете молчать? Или попробуете что-то новое? "Не пишется", "пропал интерес к этому занятию" – это, конечно, страшный сон любого автора. И я не исключение. Каждый день спрашиваю себя, что буду делать, если такое случится. Но пока что не случилось – вот самое простое объяснение. Писать мне по-прежнему хочется, этот способ самовыражения и одновременно самовоссоздания мне по-прежнему необходим. Ну а если случится, то гнать поток я точно не стану – зачем бы? Насилие над собой – прямой путь к болезни, причем физической даже, не говоря уже о душевной. Так что обычная честность по отношению к самому себе является и честностью по отношению к читателям. Буду писать что-то другое, как-то иначе – и надеяться, что это окажется интересно кому-то, кроме меня самой. Собственно, я и сейчас так пишу. А как по-другому? Фото с сайта автора. Ставите ли вы целью "приподнять" читателя? Порой, может быть, воспитать? Вообще, ваш читатель – кто он? Мне кажется, писателю лучше не ставить себе таких пафосных целей, как кого-то приподнять и воспитать. Пиши честно о том, что думаешь и чувствуешь – этого более чем достаточно. Если окажется, что твои мысли и чувства имеют ценность, то, может быть, кого-то из твоих читателей они сделают лучше, и тебя за это вспомнят добрым словом. В общем, автору стоит позаботиться о собственной содержательности. Точно так же не стоит, думаю, размышлять о том, какому читателю будут интересны твои книги. Постарайся, чтобы их было интересно читать тебе самому, и понадейся, что таких, как ты, найдется еще некоторое количество. И все-таки задам еще вопрос о воспитании. Вы ведь не отходите от традиций русской классики, которая ставила себе цель объяснить что-то своим читателям, убедить их в чём-то, не так ли? Через ваши книги сквозной нитью проходит любовь к России, к её сложной истории… Не просто любовь, но и боль. Конечно, мне хочется, чтобы люди проявляли лучшее, что им дано по самой их сути, отличались бы от инфузорий. Думали, чувствовали, становились лучше сами и делали лучше мир вокруг себя. У литературы вообще и у русской в частности – особый, не лобовой способ убеждать в необходимости всего этого. История нашей страны, что и говорить, располагает к тому, чтобы испытывать боль за нее – за то, как трагически ломались в ней человеческие жизни. Если такая история не отрефлексирована – а наша история ХХ века именно не отрефлексирована людьми, живущими здесь и сейчас, – то трагедии эти будут повторяться снова и снова. Для осмысления произошедшего и происходящего я могу сделать своими книгами, конечно, ничтожно мало, но что могу, то стараюсь делать. "Когда я слышу слово "культура"… Вот для самых значимых героев ваших книг – тех, кто выражает авторскую позицию,- это не пустой звук. И даже не надстройка. Это базис… - Так и есть. В моем понимании культура – это не театры и не музеи. То есть, конечно, и театры, и музеи, но культура как явление – это то, что отличает человека от обычного млекопитающего, создает его идентичность, вообще, делает достойным интереса и человеческого, и литературного. Создаётся ощущение, что вы такой немножко "москвоцентричный" автор. Москва – практически действующее лицо ваших романов… Конечно, я люблю Москву, хотя стала здесь жить уже во взрослом возрасте. Но в том, что Москва является этаким энергетическим средоточием моих книг, кроме личной любви, есть и личная же писательская необходимость. Московское действие дает книгам энергию, делает их живыми, организует их композицию. Да много еще есть нюансов из числа профессиональных. Напишешь что-нибудь вроде "Сивцев Вражек" или "Маросейка" - и сильная вспышка освещает текст. Почему – объяснить невозможно. Но это так, и грех этим не пользоваться. Не скажу, что всегда, но иногда писатели делятся на тех, кому названия книг удаются лучше, чем собственно текст, и тех, кого вообще не заботит название, которое бывает откровенно случайным. Это был такой длинный подход к вопросу, всегда ли вы сами придумываете названия книг… Названия всегда придумываю сама, и это мне дается нелегко. Вариантов бывает очень много, к тому же еще нужно, чтобы с названием согласился издатель. В общем, семь потов сойдет, пока придумаешь. А через некоторое время вполне можешь осознать, что придумал неудачно. У нескольких книг я меняла названия при переиздании именно по этой причине. Фото с сайта автора. Среди десятков книг – какие романы и герои являются самыми любимыми для вас, их автора? Конечно, когда пишешь книгу, то она для тебя и главная, и любимая. Но когда она завершена, то становится в общий ряд. Во всяком случае, для меня это так. Если бы я не любила какие-то свои книги, то не переиздавала бы их. Раз переиздаю, значит, люблю по-прежнему. Татьяна Александровна, я всегда с нетерпением жду ваших новых книг, отслеживаю их в магазинах. Кажется, в последнее время они стали выходить реже. Если возможно, скажите – почему? И ждать ли нам в ближайшее время выхода очередного романа? Это связано не с тем, что я стала меньше писать, а с тем, что меняю издателя. Издательство, с которым я сотрудничала двадцать пять лет, изменилось с недавних пор больше чем полностью, я перестала ощущать какую бы то ни было связь с людьми, которые теперь определяют его работу. Но и указывать взрослым людям, как им работать в своем издательстве, не считаю возможным. Значит, надо было найти что-то новое для себя. Конечно, в условиях абсолютно, до каких-то просто советских форм монополизированного рынка это оказалось не просто, но возможно. Новый роман как раз сейчас выходит в виде аудиокниги - это любимый мною, и не только мною формат. К тому же записали эту аудиокнигу на студии "Вимбо", и уже одно это говорит о том, что записали блестяще. Потом будет и электронная книга, и бумажная. Называется роман "Соблазн частной жизни". Это мои личные "двадцать лет спустя". У меня в 1995-1996 годах вышла дилогия "Слабости сильной женщины" и "Ревнивая печаль", потом по ней сериал сняли, для которого я впервые в жизни написала сценарий, кстати. И вот года три назад получаю письмо от читательницы, которая прочитала эту дилогию впервые. Она мне написала много приятных слов и неожиданно спросила: а будет ли продолжение об этих героях? Очень они ей полюбились. Я их, надо сказать, тоже очень люблю, но у меня и в мыслях не было к ним возвращаться, о чем я уже собиралась читательнице написать... И вдруг поняла, что не просто хочу вернуться к тем своим героям, Лере Вологдиной и Мите Гладышеву – мне это жизненно необходимо. Мне страшно важно поместить их в нашу нынешнюю действительность – со всей ошеломляющей ложью, которая, к сожалению, под умным названием "постправда" стала ее определяющей чертой. Важно понять, насколько они, эти герои, достойно ответившие на вызовы очень непростого времени перемен, 90-х годов, способны ответить на вызовы нынешние. Меня прямо восторг охватил, когда я поняла, что буду об этом писать. И я об этом написала, и счастлива, что это прочтут. Спасибо за интервью!