Робинзон Тимирязевского парка: кто и зачем уже несколько лет живет в палатке посреди леса

В Тимирязевском парке жители района обнаружили отшельника. Мужчина уже несколько лет живет в палатке посреди леса. Корреспондент «Вечерней Москвы» навестила самовольного поселенца и узнала, что заставило его пойти на такой шаг. На дорожках слякоть, но погода приятная: воздух свеж, кругом снег, несмотря на уверения синоптиков, что зима позади. Навстречу идет невысокая женщина с двумя лайками. — Осторожнее, девушка, — говорит она, поравнявшись со мной. — Поселился в парке мужик в палатке. Кто такой, откуда взялся — неизвестно. Стараюсь обходить это место стороной: боязно. Моя собеседница, Нина Андреева, указывает в сторону оврага. — Хотите, спуститесь, пройдите, тут недалеко. А вообще советую не рисковать! — говорит она на прощание. Интересно, что это за Робинзон. Вдруг ему нужна помощь? Примерное направление мне указали. Отправляюсь туда! Хожу случайными тропами, вглядываюсь в чащу. Вижу пни, «связки» деревьев — следы работы лесорубов. Может, они ночуют здесь? Через десять минут натыкаюсь на добротный шалаш из веток. Явно это не убежище отшельника. Возвращаюсь на тропу. В сторону выхода из парка идет молодой человек. Он, как и я, что-то высматривает за деревьями. — Слышал об этом человеке, сам его ищу. Хочу помочь, — отвечает парень на мой вопрос. — И заодно пообщаться о жизни на природе. Сейчас не нашел. Площадь парка — 232 гектара! Вам удачи! Чувствую, и мне пора: не первый час хожу. Осматриваюсь, уже не напрягая зрение. Вдруг вижу впереди светлое пятно! Палатка! Рядом двое мужчин: одному на вид лет 50, другой постарше. Подхожу к ним. Смотрят настороженно. Представляюсь, спрашиваю, правдивы ли рассказы местных. — Ну, я здесь живу, — говорит тот, что помоложе, в светлой куртке. Он не очень похож на человека без определенного места жительства. Представляется Игорем, фамилию наотрез отказывается назвать. Как и его товарищ Алексей. — Игорь — строитель, — говорит седой. — Строит дачи. Но сейчас не сезон. И где ему жить? — А откуда вы? — спрашиваю Игоря. — Знаете, люди беспокоятся — вдруг ситуация сложная… — Из Сибири, — говорит он. — Тем, кто беспокоится, могу сказать: спасибо, все хорошо. Я так три года живу. В межсезонье: поздней осенью, зимой, ранней весной. Периодически работаю. Не получается — иду сюда. — А когда нет работы, где берете все необходимое? — Есть мелкая «халтура»: грузчиком, например, — Игорь слегка волнуется. — У меня все документы есть. Местная полиция меня знает. Здесь никто не хулиганит. Поэтому люди спокойны. — Я думала: человек на сезон приехал — отработал, уехал, — пытаюсь понять. — Если не на что, есть благотворительные фонды, к ним можно обратиться. — Мне ничего не надо, — отрезает Игорь. — Допустим, купят мне билет. Но как я вернусь без денег? Не хочу садиться на шею сыну, матери. Там работу сложно найти. Мне 56, для «северов» уже старенький. Я раньше трудился каменщиком. И не дай бог сын узнает, как я живу. — Не хотите, чтобы родные помогли вам? — Он сам им помогает, — говорит Алексей. — Мы друзья, в морозы он живет у меня. У Игоря много знакомых, не проблема привести себя в порядок. Кстати, вы таких лагерей больше не видели? В радиусе километра их штук десять. Там разный контингент: кого мошенники лишили квартиры, кто приехал на заработки, но что-то пошло не так… Днем этих людей, может, и не встретить. Кто как перебивается: грузчики, дворники, заправщики… Они под вечер придут. Ничего себе! Какие тайны хранит столичный парк... — Как думаете, надолго такая жизнь? — спрашиваю сибиряка. — Нет, — быстро отвечает он. — Если честно, мне не очень нравится. Но не вижу ничего необычного в своей зимовке, удивлен вниманием. Главное, чтоб до Сибири информация не дошла. Герой из меня, знаете ли, так себе. — Робинзон Крузо, — думаю вслух. — Нет, — замечает Алексей. — Робинзон не мог никуда уйти, а Игорь может. В конце марта начнется сезон. Мы обсуждали планы: я помогу с заказами, уедет до конца осени. А потом вернется? Вопросов больше, чем ответов. Но главное, Игорь выглядит адекватным и дает понять, что не нуждается в помощи. По словам Алексея, сибиряк поддерживает порядок вблизи жилища — считает это платой за проживание. Убирает мусор в парке, пару раз тушил пожары. Прошу разрешения заглянуть в палатку. Сверху — полиэтилен от дождя. Внутри — стул, стол, шкафчик. Одежда, жестяная посуда… На помосте из досок еще одна палатка, советская, — для сна. — Большинству современных людей трудно было бы в лесу круглый год, — замечаю, выбравшись из-под полога. — Полезно уметь жить, как в первобытное время, — заявляет Игорь. — Не дай бог что случится — пойдут все в лес. — И вы будете готовы? — Да, — кивает он. «ВМ» обратилась в управу Тимирязевского района и в Российский аграрный университет имени К. А. Тимирязева, чтобы узнать их позицию насчет обитателей парка. Мы будем следить за ситуацией. Современные отшельники — Сибирячка Агафья Лыкова. Происходит из рода старообрядцев, живших в изоляции в горах Хакасии еще с конца 1930-х годов. Такой образ жизни ее семья выбрала из религиозных убеждений. С 1946 года Лыковы постоянно живут на берегу Еринат, притока реки Абакан. В 1990 году после смерти отца Агафья приняла монашеский постриг в старообрядческом женском монастыре. Она прожила с духовными сестрами несколько месяцев, но в итоге вернулась к привычному ей одинокому пути. — Грузинский монах Максим Кавтарадзе. Обитает на вершине столпа высотой 40 метров вблизи города Чиатура. Его добровольное отшельничество длится более 20 лет. До принятия монашеского сана вел не слишком праведную жизнь: торговал запрещенными препаратами, пил, сидел в тюрьме. Отшельником решил стать, чтобы искупить грехи. — Уроженец Китая Фэн Мингшан. Тоже отказался от всех благ цивилизации два десятилетия назад, предпочтя им пещеру на крутой 50-метровой скале. По рассказам его близких родственников, с детства предпочитал обществу людей уединение, поэтому и удалился от цивилизации. Соотечественники называют его пещерным человеком. Читайте также: Названа стоимость аренды самой дорогой «однушки» в Москве