Выхода из ловушки не было

За последний год Гена Шульгин стал трусливым, как заяц, хотя говорят, что на самом деле этот зверёк очень храбрый, просто осторожный. Значит, Гена был хуже зайца, потому что ушастый мог учуять опасность, а он - нет. И, наверное, со стороны напоминал начинающего шпиона, когда пристально смотрел на ходу в витрины магазинов, чтобы по отражению понять, не крадётся ли за ним «охотник». И эти постоянные оглядки, почти превратившиеся в нервный тик... Гена устал, издёргался, но ничего другого ему не оставалось. Была шалая мыслишка рвануть в тайгу и затаиться, тлела где-то на донышке сознания, только пока не вспыхнула до твёрдого решения. А началось всё ещё в школе, когда на него обратил внимание местный «авторитет» Борька, который уже тогда пошаливал в микрорайоне. И однажды, когда ограбили киоск недалеко от школы, пацаны шепотком предполагали, что без Борьки не обошлось. А тот лишь нагло улыбался. И никто не увёл его прямо с урока в наручниках. - В следующий раз со мной пойдёшь. Ты понял, о чём я? - сказал Борька Гене, когда они сидели вечером на лавочке во дворе. - А что тут непонятного? - Шульгин побледнел, пожал плечами. - Не трясись, а то скамейку сломаешь, - засмеялся Борька. - На тебя и не подумают, ты же лох, а мне помощник нужен. Он даже назвал дату «ночной операции», но Гена дня за два до неё свалился с высокой температурой - видимо, от переживаний организм дал такую реакцию. Налёт не состоялся. А когда Гена выздоровел, очередной школьный год подошёл к концу, и его на все лето отправили к бабушке, отцовой матери, на Урал. Больше он Борьку не видел до того чёрного дня. Говорили, что его семья переехала чуть не на другой конец города. Отец у Гены был хороший, правильный человек, немного мрачноватый и молчаливый. Он слесарил на заводе, по праздникам приносил грамоты и премии и, гладя сына по вихрам уже не отмывающейся до идеальной чистоты рукой, произносил одно и то же: «Вырастешь - со мной на завод пойдёшь. Только там настоящие мужики работают». А Гена кивал, но ему больше нравилось возиться с мамой на кухне, помогать ей готовить обед. Мама, полная, тихая, аккуратная, была поваром в заводской же столовой. Она всё посмеивалась над Геной, который старался лепить вареники так же красиво, как мать, потом с удивлением заметила у него неподдельный интерес к «девчачьему» занятию. Но с отцом пришлось повоевать, когда Гена сообщил, что после школы будет поступать в техникум, где готовят кулинаров. Отец в досаде даже шарахнул кулаком по столу: «Ты же не баба!». Сын возразил: «Да лучшие повара - мужчины, давно известно». До армии он всё-таки пошёл учеником на завод, чтобы отец хоть немного оттаял. Ему не нравились ни грохот цеха, ни станки, ни детали, которые делал под отцовским приглядом. - Что за руки-то у тебя корявые? - сердился тот. - Или нарочно портачишь? Э-эх... В армии Гена попросился на кухню. - В тепле хочешь служить? - съехидничал командир. - Нет уж... Но рядовой Шульгин, волнуясь, объяснил, что многое умеет, а практика нужна всегда. И вообще, когда-нибудь он будет шеф-поваром лучшего ресторана. Офицер глянул на него задумчиво и махнул рукой: «Валяй к котлу...». И Гена два года с удовольствием варил борщи и каши, а после дембеля подал документы в техникум. Отец потерял к нему интерес, ни о чём не спрашивал, брезгливо морщился, если сын оказывался слишком близко: - Чем-то подгорелым несёт... От тебя, что ли? Зато мама заходила к нему в комнату, помогала советом - они подолгу шептались... На курсе Гена стал одним из лучших студентов, легко побеждал к конкурсах мастерства, и его взяли на работу если и не в самый престижный, то в достаточно известный омский ресторан. Однажды вечером в его булькающе-шипящее царство заглянул официант Вадик: - Ген, там тебя клиенты требуют. Нет-нет, бить не будут. Наоборот... Шульгин нехотя вышел в зал. Уже издали в одном из сидящих за столиком «джентльменов» он узнал Борьку, но не успел разобраться в нахлынувших чувствах. - Ба! - воскликнул Борька изумлённо и радостно. - Генаха! Ну, ты даёшь! Его приятель, поджарый парень с неприятным колючим взглядом, пробормотал что-то вроде: «Мы-то думали...». Борька крепко стиснул ладонь Шульгина: - Молодец! Давно я так вкусно не ел, - и вдруг его глаза оживились ещё больше: - Слушай, давай встретимся ещё, но где-нибудь не здесь. Разговорчик есть. Что было делать? Гена согласился. На следующий день они втроём - приятель тоже явился - сидели на скамеечке у музыкального театра. - Хочу классную машину купить, - сразу взял быка за рога Борька. - Денег не хватает. А большой кредит дают только под поручительство. Будь другом! Последняя фраза прозвучала почти угрожающе. - Не боись, - ледяным тоном добавил приятель. - Мы тебя не подведём. Слово - железо. Почему Гена повёлся, и сам не мог объяснить. Впрочем, у него особых причин отказывать не было. А сказать Борьке «не хочу» он, если честно, не рискнул. Уже после всех хлопот Шульгина отблагодарили походом в ночной клуб, где он замаялся ждать, когда можно будет убежать. Потом Борька приехал к ресторану на новеньком автомобиле, горделиво предложил покататься, однако Гена был занят. А месяца через три позвонили из службы безопасности банка: - Платить будем? - И вежливо пояснили: - Заёмщик исчез, машина в розыске, проценты капают, и вам есть о чём задуматься. Шульгин молча положил трубку. Почти полмиллиона рублей... Он платить не собирался. Уволился с тяжёлым сердцем - не отпускали! - из ресторана и перебрался жить ко второй бабушке на Левобережье. Родителей попросил отвечать всем, кто будет искать его, что не знают, где он. Мама заплакала, отец побагровел от злости, но Гена пообещал рассказать позже, когда всё уладит. Бабуля не возражала, ей уже трудно было одной в двухкомнатной квартире, да и сердце стало болеть так, что приходилось часто вызывать скорую помощь. Она боялась умереть, не дотянувшись до телефона. Жить на её пенсию было бы стыдно, и Гена устроился подметалой на рынок, где надеялся легко затеряться. Беспокоясь, бабушка оформила ему дарственную на квартиру - Шульгин внезапно стал владельцем недвижимости. Его нашли и здесь. От страха он поклялся очень серьёзным людям, что скоро, очень скоро начнёт платить, хотя внутри всё протестовало: с какой стати?! Борьку он мысленно называл последними словами, но где-то подло шевелилась мыслишка, что виноват сам. Чёрт ли, дьявол услышал его клятву, но бабуленька скончалась от приступа прямо в машине с красным крестом, не доехав до клиники. После похорон Гену посетила блестящая идея: продать квартиру, купить себе дешёвую конуру, а остальное отдать банку. Может, хватит? Продал. Не сразу, конечно. Родители крепко обиделись, что даже не посоветовался, не сообщил - и оборвали все контакты. Гена быстренько купил половину дома в частном секторе, где проще замести следы, потому что ему вдруг нестерпимо жалко стало отдавать деньги за здорово живёшь. Он представлял Борькину ухмылку и сжимал кулаки. Съездил на авторынок, присмотрел бэушную иномарку, поступил на курсы водителей, набрал дорогущей одежды, питался в кафе и ресторанах, исключая бывший «свой». А вот жилище новое было действительно конурой: комната и кухня с печкой. И ни дров, ни угля. Гена купил обогреватель, так показалось проще, и отчаянно мёрз, кипятил воду для чая на плитке. Никто из соседей им не интересовался. Регистрироваться Гена не решался. А дальше-то что? Деньги всё равно кончатся... - Всё, - безнадежно подумал Шульгин какой-то особенно холодной и беспросветной ночью. - В тайгу. Так жить невыносимо. Меня всё равно разыщут. С банком шуточки плохи. Построю избушку, грибы-ягоды... - Он представил себя худым, заросшим до бровей бородой чучелом и горько усмехнулся: - Ну, дурак... А вчера ближе к ночи незвано-непрошено ввалились в незапертую - от кого было закрываться-то? - дверь ввалились трое парней явно навеселе. Увидев Гену, сначала изумились до немоты. Потом один из них, здоровенный амбал с сине-красным лицом, грубо спросил: «Кто такой? Где Лизка?» Шульгин, честно говоря, перепугался, не понимая, что происходит. «Какая еще Лизка? Первый раз слышу... Может, вы адрес перепутали?» - он старался держать дружелюбный тон. Парни захохотали так, что ему показалось, будто задребезжали оконные стекла. Амбал снял вязаную шапку, вытер, видимо, вспотевшее от смеха лицо и сказал: «Слушай сюда, чудила. Здесь живёт Лизка, наша подружайка. Она месяца два назад куда-то свалила, не то к очередному сожителю, не то к мамашке в деревню. Нам это неинтересно. Интересно то, что оставила мне ключ. У нас тут трактир, понял?» Гена вскочил, нашёл на столе папку с документами и протянул ему: «Я купил эту квартиру недавно!». Парни заухмылялись. Верзила подошёл к нему и похлопал по плечу: «Ловко тебя кто-то обжулил, дурилку. Ладно, сиди тихо, не мешай, потом разберёмся». До ночи Гена из комнаты слышал, как они пили в кухне самогон, шумели, даже пробовали петь. А после завалились там же спать. Когда он проснулся ближе к полудню с тяжеленной головой, никого уже не было. Не было и голубенькой папочки с документами на квартиру. Гена набрал номер риэлтора, бойкой женщины средних лет, но её телефон был отключён. В панике наспех собрался и поехал в контору по продаже недвижимости. Дверь оказалась опечатана. Шульгин задумчиво стоял на крылечке, соображая, что бы это значило. «Закрыто тут, чего ждёшь-то? - сказала ему какая-то старушка, шествуя мимо. - Хозяйку, я лично видела, полиция увезла». Гена кивнул ей молча, неверными ногами спустился по ступенькам. Впервые в жизни ему нестерпимо хотелось плакать. А утром поехал сдаваться. Нет, не в банк. Домой, к папе и маме. Сын же он им всё-таки...