Фото с историей: Друзья по жизни. И по сцене

12 марта исполнилось бы 80 лет Григорию Горину, русскому (да, русскому!) писателю, драматургу и сценаристу, произведения которого знают абсолютно все в нашей стране. «О бедном гусаре замолвите слово», «Поминальная молитва», «Шут Балакирев», «Тот самый Мюнхгаузен», «Формула любви», «Убить дракона», «Обыкновенное чудо» – все это вышло из-под пера Горина. Захаров притащил трон со сцены На этом снимке – Григорий Горин вместе с актером Александром Лазаревым и Марком Захаровым, с которым они вместе сделали самые знаменитые свои фильмы и спектакли. – В том числе и «Королевские игры», где играет Александр Лазарев – вот он, Генрих VIII, на троне, – рассказывает автор снимка Валерий Плотников. – Трон из спектакля. Мы притащили его со сцены в кабинет Марка Захарова, где и устроили нашу фотосессию. Так сложилось, что в моей жизни есть несколько замечательных людей, с которыми я был очень дружен, но, что называется, недодружил. Потому что они ушли рано. Вот Гриша Горин – из них. С Гришей нам особенно хорошо дружилось, потому что я его давно знал, снимал в разные времена, и у меня, кстати, есть Гриша бритый – еще до того, как он отпустил бороду. Я снимал его и с женой Любой, и с его спаниелями – у него их было три, – и конечно же с Марком Захаровым. У нас были очень хорошие отношения – мы общались легко, со смехом, подколками и подначками. Обоих уже нет. Валерий Плотников в свое время придумал делать серию фотографий Марка Захарова с его актерами, драматургами и композиторами, и первыми в этой серии были фотографии (никогда не говорите в присутствии такого мастера, как Плотников, слово «фото» – только «фотография»!), где Горин и Захаров с Евгением Леоновым и снимок из «Королевских игр» с Лазаревым. Горин даже не обижался – Сейчас, когда Марка не стало, да и при его жизни в общем-то, я то и дело слышал: «А вот Марк сказал то-то и то-то...» – и мне было и неловко, и даже несколько обидно, потому что многое из того, что приписывали Марку, на самом деле было из пьес Гриши Горина. Ну вот мое любимое из Гриши: «Жизнь дается человеку один раз, а не удается сплошь и рядом». Лучше же, чем у Островского, да? – смеется Плотников. – А как тонко и остроумно он мог сплюсовать Гоголя с Булгаковым! Но сам Горин совсем не обижался на то, что многое из его «интеллектуальной собственности» приписывают Захарову. Они оба понимали и принимали неидеальное устройство жизни. – Гриша был настолько чудный и, что называется, не местный человек, что он никогда не считал славу и заслуги, да и Марк никогда не считал. Просто они были необходимы друг другу. Марка жизнь в последние годы просто била кованым сапогом – он теряет и Гришу, и главного художника Ленкома Олега Шейнциса, потом уходят Татьяна Ивановна Пельтцер, Янковский, Абдулов, Караченцов, и совсем уже ужасно, когда он теряет жену Нину. Ну а сейчас Саша осталась одна, – отвлекается на раздумья Валерий. Захаров действительно жил последние свои годы, пытаясь справиться с чугунными ударами судьбы. И все его ленкомовцы, неповторимые и уникальные, запечатленные вместе и по отдельности, смотрят со снимков на стенах его кабинета. – Дружили Марк и Гриша круглосуточно, – продолжает Плотников. – Если бы это было не так, то не было бы ни «Обыкновенного чуда», ни «Того самого Мюнхгаузена», ни «Дракона», ни «Шута Балакирева», во время работы над которым Гриша и умер. Миронов ехал к маме Но у Захарова и Горина была еще и совершенно замечательная компания – Андрей Миронов и Александр Ширвиндт. Это была великолепная четверка – практически как д,Артаньян и три мушкетера. Сколько от друзей исходило шуток, розыгрышей и веселья! Они превращали жизнь в карнавал в радиусе километра от себя – и доставалось всем. Больше всех, может, даже Андрею Миронову перепадало. – Например, вся компания встречается и собирается ехать в ресторан – гульнуть и позубоскалить. И Андрюша, как преданный и любящий сын, звонит маме и говорит: мама, так и так, я буду поздно. И мама, видимо, мгновенно осаживает своего знаменитого сына. Это понятно по репликам Андрея: «Мам-мам, ну нет, конечно, ну извини, конечно, хорошо, мам, я сейчас приеду!» Я хорошо знал Марию Владимировну и прекрасно представляю, что она говорила: ах, ты в ресторан, ну да, а бедная мать сидит тут в одиночестве – тем более что Мария Миронова к тому времени уже жила без Александра Семеновича Менакера. В общем, эта история повторялась. Андрей говорил: «Да-да-да, мама, ты не волнуйся, я сейчас приеду», а мушкетеры, отпуская шуточки, понимали: опять сорвалось, опять мы отдыхаем без Миронова. Конечно, многое изменилось в жизни Ленкома – и Александр Лазарев, сидящий на этом снимке на троне, уже не Лазарев-младший, как его называли тогда, а просто Лазарев. Хотя теперь его можно называть Лазарев-средний, потому что у него самого уже двое детей. Почти как Райкин По рассказам Валерия Плотникова, Марк Захаров любил все эти фотографии и часто вглядывался в лица дорогих ему, но уже ушедших людей. Из его собственных снимков, сделанных Плотниковым, Марку Анатольевичу как-то особенно нравился тот, что получился в стиле «голова профессора Доуэля». У Захарова в кабинете стоял огромный стол с отверстием в центре, и Марк Анатольевич как-то залез под этот стол и высунул голову в дыру посередине. Так и был сфотографирован. Все, абсолютно все, кому повезло хотя бы пять минут пообщаться с Марком Захаровым, были под впечатлением от его необычного, саркастичного, чуть печального, тонкого и точного чувства юмора. Такого нет больше ни у кого. Марк Анатольевич, глядя на собеседника или чуть мимо него из-под своих полуприкрытых век, тихо-тихо отпускает маленькое, в два слова, замечание – и это настолько смешно, что собеседник просто хохочет, потому что сдержаться невозможно. Сам же Марк Анатольевич сохраняет полную невозмутимость, голос звучит ровно, и только где-то в уголках рта можно увидеть тень – нет, даже не тень, а только намек на тень улыбки. – Слушайте, а я что-то даже не помню, чтобы кто-то когда-то видел Марка Захарова смеющимся. Он – как грустный клоун – сам никогда не смеялся над своими шутками. Был только еще один такой феномен – Аркадий Исаакович Райкин, – снова погружается в воспоминания Плотников. – Я бывал у Аркадия Исааковича дома, он бывал у нас, и можно было просто сдохнуть от смеха, когда Райкин с совершенно невозмутимым лицом принимался шутить. Он делал это, не повышая интонаций, не наигрывая, не делая ни малейшего усилия, но мы от его юмора почти что валялись под столом. И вот саркастические замечания невозмутимого Марка Анатольевича имели ровно тот же эффект. Да и Гриша Горин тоже был этим самым «грустным клоуном». Недаром говорят: «Многие знания – многие печали» – Гриша с Марком были, конечно, очень мудрые люди. Будучи столько лет рядом друг с другом, они сохраняли полное взаимопонимание. Ссоры? Нет, конечно. Они были слишком интеллигентны и умны, они были людьми совсем другого полета, чтобы допускать такой «кухонный вариант» поиска истины. В отношениях Марка Захарова и Григория Горина, там, где они касались работы, всегда были логика и достойные аргументы. Ну а вне работы это было родство душ. *** Материал вышел в издании «Собеседник» №09-2020 под заголовком «Друзья по жизни. И по сцене».