Эмиграция: как уезжали и как возвращаются в Россию

Каждый год нам предоставляют данные опроса россиян о желании покинуть страну. Говорят и о причинах эмиграции. Однако эмиграция сегодня — это не билет в один конец. Многие не выходят из гражданства, не разрывают связей с Россией и по прошествии многих лет возвращаются. Когда я начинала поиск своих героев, меня занимали вопросы, кто такие «вернувшиеся» и почему они сегодня выбирают Москву. Результаты меня удивили. Единичные случаи вынужденного возвращения. Свободное владение героев несколькими языками. Магистратуры зарубежных университетов. Диссертации. Работа. Семья. Собственность. И… возвращение. Эмиграция изменилась. Появилось осознание сильных связей, которые можно не разрывать. Это связь на разных уровнях, от так называемого культурного кода, близких тебе людей до понимания времени и места для себя здесь и сейчас. И вот это желание внутреннего комфорта, ориентирование на свои чувства оказались сильнее любой стабильной, предсказуемой, комфортной жизни «там». Наталья Баулина Наташа уехала в 1993 году вместе с семьей в США, ей было 15 лет. «В 1993 было ощущение нестабильности. Мы не стремились уезжать, но ради интереса и надежности все же получили эмигрантский статус. А дальше — как снежный ком ‑ и мы в Нью-Йорке. Мне 15 лет. Из всей семьи английский только у меня и поэтому мое взросление происходит мгновенно. Я снимаю две квартиры: для нашей семьи и бабушки с дедушкой, я решаю все социальные вопросы, получаю на всех документы, я ругаюсь с коммунальщиками. А еще я хожу в школу и на две работы. В Москве я училась в 57 математической школе, а в Нью-Йорке стала репетитором по математике. Я с удовольствием приезжала летом в Москву к своим друзьям и была миллионером, меняя заработанные доллары на рубли». Наташа закончила Университет Джорджа Вашингтона (международные отношения), во время учебы поучилась полгода и в МГУ, изучив 15 предметов, а также получила вторую специальность по искусствоведению. Поработав на разные известные дипломатические организации, вернулась в свой собственный университет и стала начальником огромного научно-исследовательского архива по России и Восточной Европе. Когда ей было 23 года, во время отпуска случилась трагедия: на нее с мужем напала акула. Вся жизнь изменилась: муж погиб, а Наташу ждали многочисленные операции, длительная реабилитация, невозможность выплачивать в одиночку ипотеку и работать полный день руководителем архива. Сегодня Наташа искусствовед в области тибетской символики. Наташа называет себя экономическим возвращенцем. Она инвалид, и ей выгодно работать в России, получая грант как иностранный специалист в своем американском университете. В Москве она также преподает йогу, когда-то спасшую ей жизнь. А еще здесь любимый муж. «Что должно произойти, чтобы я уехала? Я не разделяю панических настроений, я много где жила и везде есть свои особенности. Тем более я их понимаю как профессиональный политолог.» Анна Петрова Анназакончила психфак МГУ: изучала, как билингвизм влияет на мозг. После университета уехала в Италию, где в Падуанской докторантуре написала и защитила диссертацию по нейробиологии. Предложили работу в университете Гонконга, поехала изучать, как уживаются в мозге английская алфавитная письменная система с китайской иероглифической. «Другой прекрасный мир, до пляжа 10 минут пешком, до центра города 20 минут паромом, а под окном растут бананы. По всем объективным параметрам отлично устроилась, но года через три появилось ощущение, что живу не свою жизнь. Можно придумать массу рациональных объяснений, но внутренний компас отчётливо показал на Москву. Видимо, соскучилась. Я её люблю: переулки, бульвары, трамваи, старые особняки, высокие потолки в сталинках.» Сейчас Анна — научный сотрудник Института когнитивных нейронаук ВШЭ, изучает распад родного языка в длительной эмиграции. Учится джазовой импровизации и переводит книги на русский язык. «Кажется, что нет страны с идеально отлаженной системой, где всем жить хорошо. И есть локации, которые больше или меньше соответствуют твоим желаниям и планам в конкретный момент. А ещё есть демоны внутри, которых переездами не разогнать.» Елизавета Миллер Вместе с семьей уехала из Москвы во Францию в 1994 году. Ей было 11 лет. Вернулась в Москву в 17 лет одна. Закончила Московскую консерваторию и уехала в США, в Йель. После магистратуры Йельского университета снова вернулась в Москву. В 2013-м Елизавета стала первой российской хаммерклавиристкой, выигравшей конкурс старинной музыки в Брюгге (Musica Antiqua). В настоящее время Елизавета преподаватель кафедры клавишных инструментов МГК им. Чайковского (класс камерного ансамбля и хаммерклавира). «Я много раз пыталась уехать из страны, меня много раз пытались увезти, но так сложилось, что было не вовремя. Все детство во Франции я тосковала классическим образом, нелепо и сентиментально. По людям, запахам и местам. Раз в год получала «дозу» московской жизни, после которой камерный Прованс казался унылым, хоть вой. Потом были 9 лет в Москве между Францией и США. Помню водораздел 2002 года, когда стало тошнить от всего в России и ощутимо тянуть вон. Но надо было доучиться. А когда я все-таки уехала в США, уже закончив Консерваторию, оказалось, что снова есть что терять. Профессиональные и человеческие перспективы в Москве лучше, чем в США. Моя жизнь в Москве как-то подозрительно хороша, остается время и силы на возмущение, протест, благотворительность. Это тоже критерий. Но есть осознание, что уеду в любой момент, который положу себе как критический. Это роскошь, придающая мне уверенность и чувство свободы». Екатерина Рытикова Вместе с мужем и двумя детьми уехала в Великобританию в 2014 за образованием, приключениями и расширением границ. Муж получил в Лондоне МВА, потом работал, дети учились в начальной школе. «Нас абсолютно все устраивало с точки зрения быта, английского обучения детей. Было очень комфортно жить, хотя мы приехали в довольно тяжелый период, когда случился вооруженный конфликт с Украиной, обвал рубля. Я чувствовала себя безопасно. Как это ни смешно, каждый раз, когда я выходила из здания Хитроу по прилету, я вдыхала запах свободы. Но через 3 года мы поняли, что не развиваемся. Бизнес шел тяжело. Языка не хватало. Мы не работали в английских компаниях и не завели крепких знакомств с местными. Русская диаспора в Лондоне очень большая, и можно абсолютно комфортно работать в ее среде, там и общаться, но нам этого было недостаточно для самореализации и самовыражения. Мы решили переехать в Москву, хотя дети абсолютно адаптировались. Пока я пишу эту статью, они сидят на кухне и болтают на английском между собой. Мы открыли горизонты и я стала более толерантна к любого рода меньшинствам. В Англии это прививается быстро, ведь там ты то самое меньшинство. И главный плюс во всем этом: сейчас я не идеализирую заграницу. У меня нет ощущения, что «пора валить». И это огромная гора с плеч.» Юлия Комракова «Одним декабрьским деньком 2018 года я погрузила все свои вещи, кота и собаку в фирменный поезд «Влтава» и уехала в Прагу. Меня ждали интересная работа, прекрасная съемная квартира в центре города, мягкий климат и самый красивый, на мой взгляд, город Европы. Идеальная картинка. Я уезжала навсегда, полная решимости преодолеть все возможные трудности, которые встанут на моем пути. Но мое «навсегда» очень быстро превратилось в тыкву. Так называемый медовый месяц длился пару недель. Как только я осознала, что это теперь мой дом, у меня началась настоящая депрессия. Я тосковала по друзьям, родителям, по своей насыщенной жизни, где есть кино, театры, концерты, загородные уикенды в компании близких. Я каждый день уговаривала себя потерпеть еще чуть-чуть. Но спустя 9 месяцев загрузила все те же вещи, кота и собаку все в тот же поезд «Влтава» и уехала в Москву. Только вдали от родины я поняла, что менталитет — это не пустой звук. Вместе с этим пришло осознание, что я русская на миллион процентов. Чехи классные ребята. Но жить я хочу среди людей, с которыми у нас одинаковые бэкграунд, чувство юмора и язык.» Марианна Дзюбо «Первый раз я попала в США в 18 лет по программе Work and Travel для студентов. В конце своего первого лета познакомилась со своим будущим (теперь уже бывшим) супругом. Приехала на следующее лето и вышла замуж. В Америке мне нравилась доступность многих вещей и инфраструктура. Мне нравилась открытость. Например, Нью-Йорк — город для всех. Ты можешь быть там любым и будешь принят. В то время я еще никогда не жила в Москве, да и Москва была другой. И мне не с чем было сравнивать. По сравнением с Нижним Новгородом, где я жила до 18 лет, Америка впечатляла. Вернулась я после того, как получила паспорт и по стечению обстоятельств развелась со своим первым мужем. Я не увидела смысла жить там без семьи и, кем бы я ни стала, чувствовать себя эмигрантом. Я переехала в Москву, и она заменила мне Нью-Йорк. В Москве мне уютнее и здесь я своя. Опыт жизни в США пошел мне на пользу. Я стала иначе смотреть на мир и для меня он не то, что говорят по ТВ, а то, что я сама видела и знаю. Мне комфортно во многих странах, где бы я не оказалась. Жизнь длинная. Кто знает, как сложится дальше.» Анна Шахнарович «Москва, 90-е годы. Было неспокойно. Агрессия была везде: один мужик, толкая дверь на меня в метро, сказал: я тебя убью. Я понимала, что даже если я спрячусь дома, я никуда не денусь. После безденежья работы инженером ушла расписывать батики и продавать их на Арбате. Везде было неспокойно, да еще и война в Чечне. И мы с сыном решили уехать. Позвонил приятель и сказал: приезжайте к нам в Монреаль, тут мультинациональный Вавилон, почти как в пионерлагере Артек. Французский язык я не знала совсем. Через три месяца жизни в Канаде мне рассказали о вакансии в типографии и я подумала, что выучу-ка я французский на работе. В типографии я проработала 13 лет. Однажды я провела эксперимент: зашла в типографию и с закрытыми глазами стала работать, на любом оборудовании. Когда я открыла глаза, я поняла, что в типографии мне больше делать нечего. Фотография была в моей жизни всегда. У меня спрашивали в детстве, кем я хочу стать. «Фотографом? Ну понятно, а профессия-то какая?» После увольнения из типографии я все же стала фотографом. Последние 5 лет я периодически приезжала в Москву. Прожила однажды 3 месяца и почувствовала, что хочу сюда, что уже не противно, поменяла обратный билет на «подальше». А 1,5 года назад я взяла билет в один конец. Сын сказал: «И ты тоже». Когда мы уезжали, эмиграция была навсегда. А сегодня «навсегда» исчезло. Стало возможным уехать не навсегда и вернуться не навсегда.» Жанна Ан Жанна — дизайнер одежды и в 2010 году уехала в США. «Вашингтон, где важно было жить из-за работы мужа, и мода — вещи мало совместимые. Мода в США — это про Нью-Йорк или Калифорнию. Так я оказалась стилистом-продавцом, мерчандайзером магазина одежды. Еще были переводы и кредитование жилья. Мультикультурность и мультинациональность Америки радовали. У меня постоянно спрашивали, откуда я. Американцам интересны такие вещи, как история, связь поколений и традиции. У них этого совсем немного, они сами все иммигранты, да и история страны небольшая. Любой «кусочек» своей истории они берегут и с интересом о нем рассказывают. После развода по состоянию здоровья я вернулась в Москву. Меня в тот момент очень поддерживала моя семья. У нас очень близкие отношения. Окончательно ли я вернулась, пока не знаю». Роман Уманский «Я уехал в Израиль в 15 лет. Один. Чтобы учиться и жить. Учился, работал, где придется, служил в армии в военной полиции. В Израиле есть такой термин «Одинокий солдат». Это военнослужащий, у которого в стране нет ближайших родственников. Такой солдат-одиночка получает дополнительную порцию заботы: от большего денежного пособия и оплаты жилья до отпуска для поездки к родителям. Израиль — очень маленький, с базовыми потребностями. А я — графический дизайнер. И в Москве я могу реализоваться в профессии без особых усилий. Культура, в которой я родился, мне понятнее. И вообще все понятно и даже предсказуемо, хотя эта понятность одновременно и раздражает.» Юлия Федорова «В 1999 мой будущий муж уехал работать в Швецию. Я работала в Москве паралигалом в американской юридической фирме и переезжать в Швецию не рвалась. Но в конце 1999 кризис 1998 настиг и юридические фирмы, и в один день я потеряла работу. Я решила поступить в Стокгольмский университет на программу по европейскому праву, к удивлению поступила и отбыла в Стокгольм. У меня был яркий год в университете с умными, острыми, смешными однокурсниками, но почти все они разъехались по окончании программы. Еще 4 года я работала в шведской юридической фирме топ-1 в стране. Мои коллеги дивились, что в природе есть русские юристы, и спрашивали, есть ли в России Конституция и гражданский кодекс. Когда я сообщила своему боссу, что беременна, ожидая, что он мне скажет, мол, спасибо за работу, выздоровеешь — позвони, он сказал: «Отлично! Поздравляю! Теперь тебе самое время получить постоянный трудовой контракт у нас!». И вот я работаю в юридической фирме топ-1 в Швеции, у меня прекрасная розовощекая девчонка, классный муж, чудесные, умные русские друзья, мы снимаем большой дом с лужайкой, куда по утрам прибегают косули и припрыгивают зайцы, чтобы сожрать наши тюльпаны на клумбе, а я продолжаю ныть, что мне не нравится в Швеции. Когда дочери было полтора года, я поехала с ней в Москву, остановилась в бабушкиной однушке с окнами на улицу Яблочкова. Днем, когда мы гуляли в парке, Машиной лопаткой заинтересовался небольшой пёс с бородой и стоячими ушами: он припрыгивал вокруг, повизгивал и вилял хвостом. Я сказала: «Маша, смотри как барбос знакомится с лопаткой!» Маша засмеялась, и девчонки, выгуливавшие барбоса, тоже засмеялись, а я подумала, что ни на одном языке мира я не знаю и вряд ли узнаю, как сказать барбос. Когда я вечером легла спать на старый продавленный бабушкин диван, я впервые за последние годы почувствовала, что мне хорошо. По потолку ехали фары авто, я слышала, как они фырчат моторами и притормаживают на лежачем полицейском, представляла, кто сидит за рулём, и какие истории расскажет, какие у них будут машины и акценты. Моему кайфу не мешало, что я лежу в маленькой квартирке на шумной улице — это была МОЯ квартира и МОЯ улица. Здесь была МОЯ жизнь. Через год мы вернулись в Москву.» Сергей Перцев «В 2000-м в Тамбовской области расформировали полк моего папы, летчика-истребителя. Работы у отца не было. Мой дядя предложил нам эмигрировать в Германию по еврейской линии. Мне было 14 лет. Общежитие, школа, немецкий с нуля, университет. Приезжая почти каждое лето в Тамбовскую область, я познакомился со своей теперь уже женой. Она врач, и мы решили, что после университета я перееду в Москву. Здесь я с 2015-го. У меня немецкий менталитет: обострено желание порядка, пунктуальности, обязательности. Я долго не понимал русских шуток, забывал русский язык и стал читать классику. В какой-то момент понял, что я больше немец, чем русский. Я работаю в международном концерне. При любой возможности летаю в Германию, там родители, сестра. В России всё быстро, в Германии никто не спешит. Там никто не собирается умирать в 60 лет, через 10 лет они знают, что будет, поэтому живут неторопливо. А здесь меня удивляли фразы: а чего ты достиг в 30 лет. Мне, скорее, неважно, где жить. Нужна работа и приемлемый доход». Наталья Михальчук «Однажды лютой питерской зимой я шла на работу и вдруг поняла — я хочу отсюда уехать. Мое счастье не в этом городе. Но куда? Язык на тот момент хорошо я знала только русский. Почти всю свою жизнь я танцевала. И после одного из киевских танцевальных мероприятий выбрала Киев, на 12 лет. Многие говорили мне: «Куда ты едешь? Это же дикое место, вот мы — сверхдержава, а там политики дерутся!» Мне же Киев показался очень добрым, солнечным, счастливым, приятным городом. Киев был Европой уже тогда. Кроме того, Украина красивая, там есть горы, море, потрясающие места для походов, отдыха, путешествий с друзьями. Мой дед был родом из Украины. Я сделала себе документы и не планировала больше никуда переезжать из Киева, даже, или особенно тогда, когда начались политические события. Но снова танцы перевернули мою жизнь, во Львове на танго я познакомилась с будущим мужем. Полгода назад переехала к нему в Москву. Я вернулась не потому, что хотела жить в России, хотя здесь мои родители. Я вернулась, потому что мне хорошо там, где мой любимый человек, но теперь мы хотим объединить наши силы, заработать денег и переехать дальше куда-то в Европу, в красивую страну с морем и горами, и где совсем не нужна будет зимняя одежда.» Ольга Есипенко «Я уехала в Испанию в 2011. Поселилась на Тенерифе. На острове проще с документами, обычно адвокат знает судью, они чуть ли не бывшие одноклассники и можно договориться принести недостающий документ позже. Мигрантам приходится объединять два мира, родной и новый. И женщине за рубежом проще, ей легче выйти из эмигрантской среды и войти с помощью местного мужчины в жизнь выбранной новой родины. Смешанных семей, где жена русская, а муж любой другой национальности в разы больше, чем наоборот. Эмигрировавшие россияне показывают примеры сплоченности и взаимной поддержки. Устраивают игры в «Что? Где? Когда?», в Мафию и ездят на шашлыки на природу. Нет никаких политических разногласий между русскоговорящими, будь они украинцами, белорусами или русскими. А еще они везде ищут гречку, даже если в России ее никогда не ели. Тенерифе очень многонациональный. Вскоре я вышла замуж за гражданина Великобритании, родился сын. У меня была хорошая работа, я купила квартиру. Я вернулась в 2018 скорее вынужденно: после развода муж требовал перемены ребенком фамилии (на фамилию отца), полной опеки и получения ребенком английского паспорта. Боялась, что муж увезет ребенка в Великобританию.» Людмила Цуканкова: Когда я начинала работать над этой историей, читала много воспоминаний послереволюционных эмигрантов. Они увозили свою Россию с собой, многие так и жили Россией, тосковали, сочувствовали и наблюдали. Можно ли заставить себя не следить за событиями в стране, перестать любить, ощущать гнев или боль, если уехать? Как видим, нет. Сегодня стало возможным не сочувствовать издалека, не любить за тысячи километров, а просто вернуться. Часто не политика и государство определяют, где тебе жить, а твоя свобода, любовь, желание что-то делать здесь и не молчать. Сегодня стало легче сказать: я из России, это моя страна и поэтому я здесь.