«Я к нему шла по минному полю». Истории влюбленных, переживших войну

Мы привыкли думать, что война ожесточает человека, губит в нем все теплые чувства. Конечно, те, кто прошел поля Великой Отечественной, не могли не стать более твердыми, более жесткими, более закаленными. Причем касалось это как мужчин, так и женщин. Каждый день проживали они в ожидании нового боя, теряли близких, терпели голод, мороз и вражеские пытки. Каждый из них заглянул в лицо смерти. Но, несмотря на все ужасы войны, люди в то время как никогда нуждались в простых человеческих чувствах. Многие даже находили на фронте свою любовь. Бывало и так, что новое увлечение разрушало семью, и солдат с оставшимися в тылу женами разлучала не роковая пуля, а роман с другой женщиной. В центре подобного сюжета оказались герои сериала «Тальянка». Советский летчик Степан попадает в партизанский отряд в Италии и встречает там танцовщицу по имени Джульетта. Степан полагает, что его жена и маленький сын погибли в немецкой оккупации, и решает дать волю новому чувству. У Степана и Джульетты рождается дочь, и после окончания войны они уезжают в Советский Союз. Но на родине Степан узнает, что его семья выжила, и теперь он двоеженец. Перед Джульеттой встает непростой выбор: вернуться в Италию одной (так как ее дочь теперь гражданка СССР, увезти ее она не может) или пытаться выжить в новой незнакомой стране... Смотрите сериал «Тальянка» в воскресенье, 29 марта, в 10:15 на телеканале «МИР». Еще больше захватывающих историй любви и расставаний, случившихся в годы войны, – читайте в нашем материале. Анна Петровна Мишле, санинструктор Анна Мишле родилась в ноябре 1924 года в московских Сокольниках. У Ани было трое братьев, она была самым младшим ребенком в семье. Войну она встретила 16-летней школьницей. «22 июня меня разбудила мама и сказала: «Анна, вставай, война!» – вспоминает она в одном из интервью. Через месяц ее мамы не стало. В тот же день девушка отправилась в военкомат – хотела уйти на фронт добровольцем. Но ее выставили за порог. «Меня оттуда послали чуть ли не матом, – рассказывает Анна Петровна. – До войны я окончила акушерско-сестринскую школу, так что пошла в Остроумовскую больницу, но работала я там недолго. Однажды просто не пошла на работу и уехала на фронт». Анна попала в запасной полк, а оттуда ее отправили в 85-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Она прошла всю войну, едва не лишилась ноги, попадала под снайперский огонь. В октябре 1944 года оказалась в Латвии, участвовала в Рижской наступательной операции. Там она украдкой наблюдала за чужой любовью – дерзкой, непозволительной, почти преступной. Но живой и настоящей. «Недалеко от моего блиндажа был НП командира дивизии Городовикова Басана Бадьминовича, – вспоминает Мишле. – Он калмык, после войны был первым секретарем Калмыцкой ССР в Элисте. У него была любовница, начальник полевой почты Лелька Татрик, такая красивая калмычка, актриса. Когда к Городовикову приезжала жена, его адъютант быстро бежал к Лельке и говорил: «Быстро беги, забирай свои шмотки!». Мы были живые, и любовь была жива». Анна и сама была объектом воздыханий: на миловидного санинструктора положил глаз адъютант командира полка. Сорокалетний зрелый мужчина, он годился ей в отцы, но все равно был настойчив в ухаживаниях. «Идем где-нибудь на марше в лесу, так он меня прижмет к дереву: «Не отпущу тебя!». Я его потом уже возненавидела. Только его увижу, иду другой дорогой. Он: «Мишле, вернись!». Мог всячески издеваться. Но для меня он был… Ему 40 лет, а мне-то 17–18! Он потом отстал, когда узнал, что у меня есть сожитель», – рассказывает Анна Петровна. Ее возлюбленным был Илья Головинский, кубанский казак. Полгода их брак был незаконным, но вместе они прожили 60 лет. «Раньше это был большой позор – на нас говорили: ППЖ, полевая, подвижная жена. Говорили, что нас всегда бросали. Никто никого не бросал! Иногда, конечно, что-то не складывалось, так и сейчас бывает, сейчас даже чаще. Но в основном сожители или погибали, или до конца дней доживали со своими законными мужьями», – говорит Анна Мишле. Она до сих пор отчетливо помнит, как однажды в феврале 1944-го пришла к Илье в блиндаж. Наутро выяснилось: то, что она дошла живой – настоящее чудо. «Как же ты шла? – спрашивает. – Обыкновенно. Утром он говорит: – Давай, я тебя провожу. – Не надо. – Нет, я тебя провожу. Мы вышли, а кругом написано: «Мины, мины, мины». Оказывается, я к нему шла по минному полю. И прошла». Софья, санинструктор Но далеко не всем, кого свела война, судьба даровала долгую семейную жизнь. Порой фронтовая любовь становилась незаживающей раной на сердце, которую даже время не могло излечить. Беседуя с журналистами, Софья просила не называть ее фамилию: слишком много боли и стыда принесла ей эта война. «Я была ППЖ , то, что расшифровывается – походно-полевая жена. Жена на войне. Вторая. Незаконная. Первый командир батальона…Я его не любила. Он хороший был человек, но я его не любила. А пошла к нему в землянку через несколько месяцев. Куда деваться? Одни мужчины вокруг, так лучше с одним жить, чем всех бояться. В бою не так страшно было, как после боя, особенно, когда отдых, на переформирование отойдем. Как стреляют, огонь, они зовут: «Сестричка! Сестренка!», а после боя каждый тебя стережет… Из землянки ночью не вылезешь… Говорили вам это другие девчонки или не признались? Постыдились, думаю…», – с горечью вспоминает Софья. Конечно, и тогда, и сейчас об этом не принято говорить. Но такова была изнанка войны. У себя в батальоне Софья была единственной женщиной и жила в общей землянке. Надо ли говорить о том, как смотрели на молоденькую девушку изголодавшиеся по женской ласке солдаты... «Отделили мне место, но какое оно отдельное – вся землянка шесть метров! Я просыпалась ночью оттого, что махала руками – то одному дам по щекам, по рукам, то другому. Меня ранило, попала в госпиталь и там махала руками. Нянечка ночью разбудит: «Ты чего?». Кому расскажешь?» – признается Софья. Ее первый «военный муж» погиб – убило осколком мины. А потом был другой – тоже командир батальона, женатый, с двумя детьми. Но его Соня по-настоящему полюбила и была искренне счастлива. Она прекрасна понимала, что если он останется жив, то вернется к своей семье, в Калугу. Но тогда все это не имело для нее значения. «У нас были такие счастливые минуты! Мы пережили такое счастье! Вот вернулись… Страшный бой… А мы живые… У него ни с кем такое не повторится! Не получится! Я знала… Я знала, что счастливым он без меня не будет. Не сможет быть счастливым ни с кем так, как мы были с ним счастливы на войне», – говорит Софья. В конце войны она забеременела. Дочку пришлось растить одной: как и предсказывала Софья, после победы ее любимый уехал домой, к своей законной жене и детям. На память осталась лишь одна фотокарточка. «А я не хотела, чтобы война кончалась, – признается Софья. – Страшно это сказать. Открыть свое сердце… Я сумасшедшая. Я любила! Я знала, что вместе с войной кончится и любовь. Его любовь. Но все равно я ему благодарна за те чувства, которые он мне дал и я с ним узнала. Вот я его любила всю жизнь, я пронесла свои чувства через годы. Мне уже незачем врать. Я уже старая. Да, через всю жизнь! И я не жалею. Дочь меня упрекала: «Мама, за что ты его любишь?» А я люблю… Недавно узнала – он умер. Я много плакала… И мы даже из-за этого поссорились с моей дочерью: «Что ты плачешь? Он для тебя давно умер». А я его и сейчас люблю. Вспоминаю войну, как лучшее время моей жизни, я там была счастливая». Ефросинья Бреус, капитан, врач Кто-то находил любовь на фронте, а кто-то делал все, чтобы не расставаться с самыми близкими. Такова история врача Ефросиньи Бреус: она ушла бить фашистов вместе с мужем. Рука об руку они прошли всю войну, уже шли через Восточную Пруссию и говорили о победе... Но встретить ее вместе так и не смогли. «Он погиб. Погиб мгновенно, от осколка…, – вспоминает Ефросинья. – Мгновенной смертью. Секундной. Мне передали, что их привезли, я прибежала… Я его обняла, я не дала его забрать хоронить. В войну хоронили быстро: днем погиб, если бой быстрый, то сразу собирают всех, свозят отовсюду и роют большую яму. Засыпают. Другой раз одним сухим песком. И если долго на этот песок смотреть, то кажется, что он движется. Дрожит. Колышется этот песок. Потому что там… Там для меня еще живые люди, они недавно были живые». Она не позволила похоронить мужа в братской могиле – решила, что увезет его домой, в Беларусь. Но это казалось невозможным: кругом еще идет война, на дорогах неразбериха, а путь неблизкий – несколько тысяч километров. Но Бреус не могла сдаться. Она обивала пороги высшего начальства, просила, умоляла. В итоге достучалась до самого Рокоссовского. «Сначала он отказал. Ну, ненормальная какая-то! Сколько уже в братских могилах похоронено, лежит в чужой земле. Я еще раз добилась к нему на прием. – Хотите, я встану перед вами на колени? – Я вас понимаю. Но он уже мертвый… – У меня нет от него детей. Дом наш сгорел. Даже фотографии пропали. Ничего нет. Если я его привезу на родину, останется хотя бы могила. И мне будет куда возвращаться после войны», – слезно просила Ефросинья. Маршал молча расхаживал по кабинету, словно пытался найти решение сложной тактической задачи. Тогда девушка подняла на него глаза и спросила: «Вы когда-нибудь любили, товарищ маршал? Я не мужа хороню, я любовь хороню». Рокоссовский ничего не ответил. «Тогда я тоже хочу здесь умереть. Зачем мне без него жить?» – безучастно произнесла Ефросинья. «Он долго молчал, – вспоминает женщина – Потом подошел и поцеловал мне руку. Мне дали специальный самолет на одну ночь. Я вошла в самолет, обняла гроб… И потеряла сознание». Ольга Омельченко, санинструктор стрелковой роты Сестрички, сестренки – так ласково и тепло солдаты называли медсестер и санитарок. Там, на войне, где повсюду царили кровь и смерть, эти женщины были не просто теми, кто возвращал бойцам память о доме, о простых человеческих радостях. Они становились их боевыми подругами – и это далеко не всегда подразумевало какие-то интимные отношения. Хрупкие девушки на своих плечах вытаскивали раненых из-под огня, а в госпиталях их грустные, встревоженные лица часто были последним, что видели умирающие солдаты. «Привезли раненого, полностью забинтованный, у него было ранение в голову, он чуть только виден, – вспоминает санинструктор Ольга Омельченко. Но, видно, я ему кого-то напомнила, он ко мне обращается: «Лариса… Лариса… Лорочка…». По всей видимости, девушку, которую он любил. Я знаю, что я этого товарища никогда не встречала, а он зовет меня. Я подошла, никак не пойму, все присматриваюсь. «Ты пришла? Ты пришла?». Я за руки его взяла, нагнулась. «Я знал, что ты придешь…». Он что-то шепчет, я не могу понять, что он говорит. И сейчас не могу рассказывать, когда вспомню этот случай, слезы пробиваются. «Я, – говорит, – когда уходил на фронт, не успел тебя поцеловать. Поцелуй меня…». И вот я нагибаюсь над ним и поцеловала его. У него из глаза слеза выскочила и поплыла в бинты, спряталась. И все. Он умер». Тамара Овсянникова, связистка Тамара до сих пор помнит трогательную историю любви своей фронтовой подруги – санинструктора Вали Стукаловой. Это была красивая голубоглазая блондинка с чудесным голосом. Валя мечтала стать певицей, участвовала в художественной самодеятельности. Война и увлечение пением свели ее с самой большой любовью ее жизни. «Они перед прорывом блокады ездили с выступлениями по частям, – рассказывает Тамара. – На Неве стояли наши эсминцы «Смелый», «Храбрый». Они вели огонь по району Ивановской. Моряки пригласили выступить у них нашу самодеятельность. Валя пела, а ей аккомпанировал старшина или мичман с эсминца, Бобров Модест, родом из города Пушкина. Валя ему очень понравилась». Во время одной из операций Валю ранило в бедро, в госпитале ей ампутировали ногу. Когда Модест узнал об этом, он тут же отпросился у капитана в отпуск в Ленинград. В больницу к любимой моряк пришел с букетом цветов. «Я не представляю где, но он достал цветы, – с восхищением вспоминает Овсянникова. – Это сегодня можно заказать доставку цветов, а в то время об этом даже не слышали! В общем, с этим букетом роз пришел в госпиталь, вручил Вале эти цветы. Встал на колени и попросил ее руки… У них трое детей. Два сына и дочь». Нина Вишневская, старшина, санинструктор танкового батальона Мужчины на войне, как и в жизни, старались сделать все, чтобы защитить девчонок. Но и девушки были не робкого десятка. Особенно, когда речь шла о любви – ради спасения самого дорогого человека многие не жалели собственной жизни. «Только недавно узнала я подробности гибели Тони Бобковой, – делится санинструктор Нина Вишневская. – Она заслонила от осколка мины любимого человека. Осколки летят – это какие-то доли секунды… Как она успела? Она спасла лейтенанта Петю Бойчевского, она его любила. И он остался жить». О том, как все случилось, Нина узнала лишь 30 лет спустя, когда Бойчевский приехал из Краснодара и нашел ее на фронтовой встрече: «Мы съездили с ним в Борисов и разыскали ту поляну, где Тоня погибла. Он взял землю с ее могилы… Нес и целовал…». На войне все совсем иначе, и время течет по-другому. Многие из тех, кто прошел Великую Отечественную, потом признавались: за эти четыре года они словно прожили целую жизнь. В этой жизни было много потерь и горя, но была и радость любви. И многим именно эта неугасающая любовь помогла выжить. Очень емко и точно отразила это в своих словах медсестра Нина Ильинская: «…Там, на фронте, любовь была другая. Каждый знал, что ты можешь любить сейчас, а через минуту может этого человека не быть... У нашей любви не было сегодня, завтра. Уж если мы любили, значит, любили. Во всяком случае, неискренности там не могло быть, потому что очень часто наша любовь кончалась фанерной звездой на могиле…».