Алёна Попова: «За две недели карантина домашнее насилие выросло на 333%!»

Алёна Попова является известной российской защитницей прав женщин, а также ярой сторонницей принятия законопроекта «О профилактике семейно-бытового насилия в Российской Федерации», у которого есть немало противников. Наш корреспондент обсудил эту тему, которая благодаря введённому карантину, снова вышла на первый план. — Алёна, многие годы вы занимаетесь защитой прав женщин в России и борьбой с домашним насилием, которое в условиях карантина, резко возросло. Почему эта тема вас вообще заинтересовала? — Всё началось с того, что восемь лет назад мою подругу ногами в живот избил её сожитель, и тогда я ещё не знала, что существует эпидемия домашнего насилия у нас в России, потому что думала, что домашнее насилие присутствует только в каких-то ультрафундаменталистских семьях или в отношениях партнёров, которые, к примеру, имеют пристрастие к алкоголю, и распространено не так сильно. Я увидела тело моей подруги (а она была на последнем сроке беременности и потеряла ребёнка), и мне в полиции объяснили, что посадить этого конкретного насильника не удастся, потому что у нас нет соответствующих законов, пока жертва сама не заявит на насильника и не напишет, что это был именно он. А моя подруга считала себя жертвой и находилась в состоянии и самобичевания, потому что считала, что сама во всём виновата и, естественно, не собиралась подавать заявление на своего сожителя. Так что до этого момента я не собиралась заниматься данной тематикой. Потом я собрала «Круглый стол» в Московской городской думе и там познакомилась со всеми экспертами, с которыми и сейчас очень активно дружу. Они на тот момент разрабатывали закон «О профилактике семейно-бытового насилия». Это – Марина Писклакова-Паркер, Алексей Паршин, Мари Давтян. И на этом «Круглом столе» я им задала вопрос о том, что я могу конкретно сделать, чтобы этот закон каким-то образом начал хотя бы обсуждаться внутри Государственной думы, поскольку мне сказали, что за 10 лет туда 40 раз вносили разные варианты этого закона, в том числе одним из авторов такого законопроектов была Елена Борисовна Мизулина – ныне сенатор, которая утверждает, что «домашнее насилие – это западная выдумка, и в России его нет». Одним из авторов законопроекта была и Татьяна Николаевна Москалькова – нынешний омбудсмен. Если за 10 лет этот законопроект даже не был вынесен на чтения, то у меня возник закономерный вопрос: что нужно делать? У меня тогда было только журналистское МГУ-шное образование, и мне посоветовали получить юридическое образование. Поэтому через несколько месяцев после «Круглого стола» я поступила в Московскую юридическую академию имени Кутафина, отучилась там четыре года и окончила, изучая именно уголовное право. В процессе учёбы я сама стала разбираться в уголовных статьях, существующих на тот момент и в кодексе об административных правонарушениях. Все мои преподаватели знали о том, что я учусь только потому, чтобы приняли закон о домашнем насилии. Я им задавала вопросы о том, какова их позиция по отношению к домашнему насилию и просила подписать соответствующую петицию. Вся моя группа знала, что я учусь именно поэтому, а она состояла из 22-ти студентов, среди которых только я была девушкой, а все остальные были мужчинами-кавказцами и даже они, к концу моего обучения, поддерживали данный закон. Я выяснила, что в России 16,5 миллионов людей ежегодно подвергаются домашнему насилию, и что у нас нет соответствующего закона, а я могу это квалифицировать только как эпидемию. У нас сейчас идёт пандемия коронавируса, но у нас уже много лет идёт и пандемия домашнего насилия! — Вам не кажется, что причина этого явления связана с тем, что в российском обществе не считается чем-то аномальным дать, к примеру, ребёнку подзатыльник или даже выпороть его ремнём? Всё это воспринимается в порядке вещей, куда вписывается эта известная «концепция»: «Бьёт, значит любит!». Так что домострой, существующий веками, продолжается. Муж может ударить жену, потому что считает, что она это заслужила. Что вы думаете по этому поводу? — Такая позиция присутствует в романе «Тихий Дон» нашего прекрасного писателя Михаила Шолохова, где на многих страницах описано то, как Степан возвращается с войны, и первая фраза, которую ему при встрече говорит Аксинья: «Бей, Степан!». А дальше в течение нескольких страниц идёт описание, как он таскает её за волосы, бьёт ногами в живот, вытаскивает во двор, затем бьёт её прутьями из-за того, что она это заслужила. Когда 8 лет назад я начинала борьбу за «Закон о домашнем насилии», то на многих «круглых столах»» я тоже слышала это мнение, что ничего страшного в том, если родители дают ребёнку подсрачник, нет. По их мнению, таким образом ты проявляешь родительский авторитет, а если тебя не били, то ты вырос ненормальным человеком. Это было 8 лет тому назад, но за эти годы многое поменялось. Во-первых, в 2017-м году Госдума приняла закон и декриминализации и вынесла за рамки уголовного кодекса побои – это синяки, ссадины, кровоподтёки или – без следов. Теперь, если ты побил жену клюшкой внутри квартиры, то ты за это платишь штраф в размере 5 000 рублей и можешь спокойно гулять. Во-вторых, из-за подобных изменений общество начало «бежать впереди» государства и стало более прогрессивным, а на стороне фундаментализма осталась только Русская православная церковь, которая является нашим основным оппонентом по всем темам, связанным с домашним насилием. РПЦ считает, что речь идёт не о домашнем насилии, а о семейном конфликте, и если женщина и подвергается насилию, то это – её крест, и она это сама заслужила, так как плохо выбрав своего партнёра. Если же она хорошо выбрала партнёра, то должна ему помочь и лечь на этот «жертвенный огонь» сострадания, прощения и т.д. Есть и часть общества, которая тоже так считает, что, мол, эта женщина –дура, поэтому сама во всём виновата и поддерживает всю эту мизогинию (понятие, обозначающее ненависть, неприязнь, либо укоренившееся предубеждение по отношению к женщинам. Прим. автора). Это – ультрафундаменталисты, либо люди, которые не сталкивались с таким активным проявлением домашнего насилия, или сталкивались, но такой защитной реакцией пытаются подавить в себе эту мысль, хотя прекрасно понимают, что это такое! Сейчас само общество, а не государство, хорошо борется за защиту жертв. Недавно «Левада-центр» проводил опрос, и 90% женщин и 75% мужчин заявили о том, что «Закон о защите жертв от домашнего насилия» нужен. Когда произошло дело Риты Грачёвой, которую муж вывез в лес и отрубил ей кисти обеих рук, то многие люди стали говорить о том, что это – не окей, если муж бьёт детей, и совсем – не окей, если он бьёт ваших домочадцев. Давайте не забывать о том, что речь идёт не только о женщинах, а о них как об основном проценте жертв, однако вообще мы говорим обо всех жертвах домашнего насилия, независимо от пола. Бить могут и мужчин, женщин, детей обоих полов, но ещё бьют пенсионеров, о чём вообще никогда не говорят. Пенсионеры – самая латентная группа жертв домашнего насилия, которая очень сильно страдает. Если, например, люди живут на одной жилплощади и замкнуты в этом пространстве, а кто-то явно перебирает с алкоголем, то пенсионеры будут подвергаться экономическому, физическому и психологическому насилию со стороны домочадцев. Об этой группе фундаменталисты вообще почему-то забывают, хотя из всех «утюгов» кричат о том, что выступают за какие-то «семейные ценности». Но борец за настоящие семейные ценности, в первую очередь, должен защищать старших по роду и просто встать горой за бабушку и за дедушку, но именно пожилые люди очень часто подвергается насилию! — В крупных российских городах есть специальные кризисные центры, куда могут обратиться женщины, испытавшие семейное насилие, и даже там пожить некоторое время. Но что делать женщинам, живущим на периферии, в маленьких городах, не говоря уже о деревнях, где просто нет никакой возможности далеко уйти от того же агрессивно настроенного мужа или сожителя? Куда им бежать? — У нас есть карта кризисных центров России, которых катастрофически мало и недостаточно. Больших кризисных центров нет и в крупных городах. Например, на всю 12-ти миллионную Москву есть только один такой центр «Дубки», не считая ещё двух миллионов, регулярно приезжающих в столицу, так что тут нет достаточного количества мест, где бы могли защитить жертв домашнего насилия. Кроме того, существует и ещё одна проблема – прописка: если у тебя нет регистрации в городе-герое под названием Москва, то ты не сможешь обратиться в этот центр и получить бесплатную защиту, поэтому в нашем законопроекте огромная часть посвящена тому, чтобы облегчить организацию помощи в данных кризисных центрах и убежищах. — Что происходит сейчас? — По статистике, жертвы домашнего насилия всегда обращаются к двум лицам: к родителям, либо к ближайшей подруге. Если поблизости нет кризисного центра, то обычно жертва убегает к подруге. Конечно, агрессор, в основном, знает, где живёт подруга, поэтому мы уже долгое время требуем ввести так называемый «охранный ордер» – запрет на приближение насильника к жертве. Если вы не хотите смотреть на Европу, хотя бы стоило, то посмотрите на соседнюю Белоруссию, где в течение четырёх с половиной лет такие охранные ордера уже есть. Конечно, если насильник знает, где находится жертва, то туда обязательно явится, но в нашем российском законодательстве нет ничего, чтобы защищало жертву от самого главного – от преследования. Именно охранный ордер смог бы обезопасить жертву от этого конкретного агрессора, но для того чтобы этот охранный ордер работал, безусловно, участковые и сотрудники полиции, которые выдают «срочный охранный ордер», должны понимать речь не идёт о бытовом конфликте, когда жена хочет «развести» мужа не деньги, что является их стандартным «аргументом», а что это – тяжёлое насилие, при котором нужно защищать не агрессора как это сейчас делает государство, а жертву, как оно должно делать на наши налоги. Охранные ордера будут работать только тогда, когда полиция будет на стороне жертв. Наша разница с Белоруссией заключается в том, что там продвижением «Закона о насилии» занимается МВД,- именно оно является разработчиком этого проекта. Когда Александр Лукашенко в прошлом году фактически процитировал Путина и сказал, что «нам не нужен отдельный закон о домашнем насилии, и нечего лезть в наши белорусские высокодуховные семьи», то МВД Белоруссии несколько месяцев тому назад разработало новый пакет мер, который фактически заменяет отдельный закон. Этим меры предлагают отселять насильника от жертвы и ввести уголовное преследование насильника, если тот нарушил охранный ордер, и есть ещё большое количество разных мер. Несмотря на мнение президента Белоруссии, выступающего против закона о домашнем насилии, были приняты меры нужные для защиты жертв. — Что вы советуете делать жертвам в России? — Прежде всего, нужно уходить из дома, потому что оставаться там – просто опасно. Например, ты уходишь к подруге. Затем нужно вызывать полицию, а если у тебя есть возможность, то переехать в другой регион, и мы этому способствуем, часто помогая сменить место жительства жертв. Но весь ужас состоит в том, что у нас нет анонимизации нахождения жертв домашнего насилия в кризисных центрах, как, например, в Турции. Там был дико высокий уровень домашнего насилия, но власти прекрасно понимали, что насильник сможет очень легко найти жертву по её имени и фамилии, поэтому в Турции, когда жертва попадает в кризисный центр, то у неё автоматически исчезают имя и фамилия, ей дают новое имя и фамилию, поэтому её найти невозможно. У нас нет такого закона, потому что у нас есть «Закон о защите свидетелей», имеющий опцию для изменения имени и фамилии свидетеля, но он не применяется в случае жертв насилия. Мы советуем жертве выкинуть к чёртовой матери мобильный телефон и прекратить вести социальные сети, потому что их можно «ломануть» и узнать геолокацию, поняв, откуда жертва пишет, поэтому она уже во второй раз подвергается абьюзу (абьюзивные отношения — зависимые и уничижительные отношения, в которых партнёр нарушает личные границы другого человека, унижает, допускает жестокость в общении и действиях с целью подавления воли жертвы. Прим автора), потому что ты ломаешь свою жизнь и хочешь жить в безопасности. Но сейчас – действия такие: жертва убегает, либо мы ей помогаем, потом она должная уйти со связи, после чего начинается юридическая процедура, зачастую – бесполезная, потому что, как я уже подчёркивала, наше государство становится на сторону агрессора, а не жертвы! — Но насилию подвергаются не только обычные женщины, но и известные. Я имею в виду одну артистку, которая буквально на днях разместили в Интернете видео о том, как повергается домашнему насилию со стороны бывшего мужа. — Да, это– Агата Муциниеце, которая публично об этом рассказала. — Так может эта публичность и резонанс каким-то образом подействовать на агрессора? Я имею в виду не конкретно Павла Прилучного, а вообще? Чтобы в обществе сложилась обстановка нетерпимости, а агрессор почувствовал себя не комфортно? — Конечно, мы всегда говорим, что в случае домашнего насилия есть знаменитая фраза: «Не молчи и не бойся». Чем больше жертва начинает публично говорить о насилии, тем меньше у агрессора шансов купить правосудие за счёт своего влияния и известности или денег, когда полиция, прокуратура или суд к нему относятся весьма лояльно. С одной стороны, публичность помогает жертве, но, с другой стороны, она очень вредит психике жертвы, потому что она сталкивается со вторичным абьюбзом, ей начинают писать, что она – дурна и сама виновата, что она пытается поймать хайп, как сейчас пишут Агате. Это – абсолютный стандарт, с которым жертвы сталкивается во всём мире, но в России всё это усилено ультрафундаменталистским влиянием, потому что церковь и фундаменталисты в последние 6 лет имеют очень много медийного веса. Конечно, огласка помогает, но вы даже не можете представить, какое количество известных женщин к нам обращается! Это – огромное число людей с очень известными фамилиями, и о них принято думать, что они живут богато и счастливо. Меня всегда волновал вопрос о том, почему же эти люди молчат? В конце прошлого года, до всего этого коронакризисного мракобесия, их поддержка могла сильно повлиять на принятие закона о домашнем насилии. Но на эту тему высказались лишь единицы: певица Валерия, которая подвергалась насилию много лет назад, и актриса Ирина Горбачёва, а также несколько известных людей, которые уже подвергались домашнему насилию. Но если взять весь список, который я знаю лично, и его озвучить, то у агрессоров в России не было бы ни малейшего шанса быть безнаказанными, потому что сила влияния этих женщин на свою аудиторию очень велика. Мне очень понравилась, как в самый разгар борьбы за законопроект о домашнем насилии Ольга Бузова выложила в своих аккаунтах пост о том, чтобы люди очнулись, потому что нам нужен данный закон, но никто не понимал, почему она стала так сильно выступать за этот закон, пока вдруг не выяснилось, что Дмитрий Тарасов (футболист, бывший муж Ольги Бузовой. Прим автора) говорил на видео, как круто дать женщине «леща», когда она не права. Если бы большое количество суперизвестных блогеров, лидеров мнений и инфлюенсеров (инфлюенсер – человек, мнение которого имеет значение для определённой аудитории. Прим автора) разных целевых групп сказали бы своё веское слово, то это бы была мощь! — Как вы думаете – есть ли шанс, что в ближайшее время всё же будет принят «Закон о домашнем насилии», либо его будут ещё долго «муссировать» и откладывать в «долгий ящик»? — Я думаю, что в этом созыве Государственной думы шансы на принятие того закона стремятся к минус бесконечности, но этой Госдуме остался год, который будет очень кризисным, поэтому тема домашнего насилия будет возникать регулярно. У нас сейчас, за две недели карантина, домашнее насилие выросло на 333%, потому что сейчас всё насилие – домашнее, поскольку люди «зажаты» в домах. Разбой и грабежи сократились, а насилие – выросло из-за того, что люди закрыты в свои локации, и здесь нет никакого «бинома Ньютона», – всё очень обоснованно. Этот созыв Государственной думы в его нынешнем составе занимается полицейскими мерами, которые ужесточают ответственность гражданина перед государством, а те законы, которые ужесточают ответственность агрессора перед жертвой, каким-то образом откладываются и забалтываются. Но поскольку тема домашнего насилия постоянно будет появляться, я состою в рабочих группах и вижу, что они – реально активны, и по этой теме люди задают очень много вопросов. На прошлой неделе мы в миллионный раз готовили записку о том, для чего этот закон нужен и почему он важен именно сейчас. Я думаю, что у нас достаточно велик шанс на то, что эта тема не будет замалчиваться! Беседовал Евгений Кудряц