"Жить посредине дороги, сидя на белой полосе". Забытый и непонятый Майк Науменко

Спустя почти 30 лет после смерти Науменко о нем, как водится, много написано и много сказано — выходит его биография, ему отведены страницы в книгах в духе "100 главных рок-музыкантов СССР", снимаются документальные фильмы, ну а не упомянуть его в контексте разговора о становлении советского рок-н-ролла и его эволюции вообще может восприниматься как моветон. Данный контент предназначен для лиц старше 18 лет Но на самом деле мало кто из широкого круга слушателей может вспомнить его, музыканта, чьи песни были настолько хрупки, мягки и будто бы беззащитны. Чужеродность Майка в непростом советском мире легко себе вообразить. Особенно когда рядом существовали Цой и Летов. В то время как многие коллеги Майка по сцене были озабочены общественными проблемами — социальными или политическими, — Науменко увлекался The Rolling Stones и Бобом Диланом и предпочитал писать простую, как он сам говорил, "зоопарковую" музыку (потому и группу свою называет так — "Зоопарк"). Пусть ее темы и оказывались довольно банальными — похмелье, дискотеки, любовь и многие другие вещи, — но они в итоге близки и знакомы любому человеку. Я танцую буги-вуги каждый день Потому и направление Майк выбирает немного другое, не такое, как Летов или Цой, не такое серьезное и больше для людей. И становится одним из первых людей в СССР, которые показали, как круто рок-н-ролл может звучать на русском. В начале своей карьеры он играл в никому не известных группах, коллективах, которые в основном могли обслуживать танцевальные мероприятия, потому и играть ему приходилось довольно разную музыку. Зато с ним можно было взять акустическую гитару, губную гармошку, старенькую магнитолу, прийти на берег Невы и записать альбом, который потом растащат на хиты. Так и поступил Борис Гребенщиков, выпустив с Майком альбом "Все братья — сестры". Кстати, БГ и сам говорит о Майке как о 16-летнем подростке — именно такими, вечно влюбленными и мягкими, звучат стихи Науменко. Такое чувство, что он хотел всегда танцевать. Многие его песни — это рок-н-ролл в том самом ключе, в каком вы о нем думаете. Тот самый, который полюбился стилягам, про "я танцую буги-вуги каждый день". Жанр, который так прижился в США и расцветал там несколько десятков лет в творчестве самых разных музыкантов, в СССР появлялся как-то нестабильно, то тут, то там, в единичных песнях, как, например, у Кинчева в треке "Доктор Буги" или у отдельных групп. Майк проникся его ритмами и практически не изменял ему до самого конца. "Все в порядке, просто у меня открылись старые раны" Конечно, трудно всегда улыбаться. У Майка есть совершенно страшная песня "Старые раны". Она, находясь рядом со столь солнечными и беспечными "Сидя на белой полосе" или "Летом", заставляет несколько раз проверить, правда ли все эти треки написаны одним человеком. Тем, который в субботний вечер собирается пойти потанцевать и любит буги-вуги. Прошел не один десяток лет с момента, как родилась его песня "Выстрелы", но ее стихи звучат безумного актуально в любой момент нашей такой насыщенной жизни: "Незнакомцы приносят к тебе вино, / им лестно с тобою пить, / и, вероятно, все они прекрасные люди — / ведь иначе и не может быть, / и они приходят, и они уходят, / и их прощания безмерно пылки, / но в конечном итоге тебе остаются / лишь грязная посуда и пустые бутылки". Ее музыка кажется однообразной, повторяющей одно и то же, как ежедневная рутина. А между тем Майк поет — с надрывом, захлебываясь, будто озлобленно — о том, что так выводит его из себя. И вот когда в окружении радостных композиций о незамысловатых человеческих радостях, танцах, любви, ночных вечеринках появляются такие слова, они и правда звучат как выстрелы. Майк говорит о своей боли очень простыми словами, он не косноязычен, не дает намеков, не заставляет слушателей думать о тайном смысле своих песен. Эту боль он дает обнаженной, лишь бы поняли, никаких тут уловок не нужно. Ведь когда больно, не задумываешься о красоте своих фраз. Майк всем был чужой. Человек с тончайшей лирикой стал лузером, проигравшим, тем, кому пришлось отступить перед такими, как Цой — высоким, симпатичным и требующим перемен. Есть те, кто мог бы встать рядом с ним или пойти за ним, есть те, кто мог бы бороться, а есть — Майк, который, без сомнений, повлиял на большую часть рок-музыкантов страны и, вероятно, просто устал. У него был абсурдистский рассказ "Заварное молоко", и цитата из него отлично подходит к этой ситуации: "Но еще грустнее мне будет вечером, когда я приду домой. Я буду утомленным и замученным. До того замученным, что мне опять будет казаться, что на крыше соседнего дома лежит мертвый муравьед, или мертвый слон, или мертвая Анастасия. И мне опять станет грустно, и я опять долго не смогу уснуть. И, наверное, я опять напьюсь пьяным. А утром я опять проснусь чертовски уставшим". Раненый зверь "Я опять напьюсь пьяным". Это бич многих музыкантов — что в прошлой эпохе, что сейчас, и, поверьте, всяческие вредные привычки у творческих людей были еще столетия назад, их обожают обсуждать критики, находя в этом какое-то фантастическое объяснение многих проблем. Майк пил, и пил много. Даже был анекдот, что его после концертов встречают мужики с бутылками, а не поклонники с цветами. Хоть обстоятельства до сих пор и не выснены, вероятно, именно злоупотребление алкоголем и стало причиной кончины Майка. Он умер в своей квартире от кровоизлияния в мозг. У него пропали личные вещи и был проломлен череп — кто-то считает, что его ограбили и ударили по голове, а кто-то — что он упал пьяным и ударился. Он пролежал в своей комнате несколько дней, слабый, беззащитный и всеми забытый. Майк правильно пел: все заняты тем, что обгоняют друг друга, спешат по своим делам, спорят по пустякам. Он же смотрел на все будто со стороны. Внутри него, даже когда ему уже было за 30, все еще жил подросток, которому ни до чего нет дела, ведь человеческие проблемы — это то, что важнее политических агиток. Все это просто цирк, зоопарк, будто говорит нам Майк. А он раненый зверь в клетке, который не сломает прутья, если кинется на них, а, скорее, покалечит себя. Его музыка не могла повести за собой людей, ее, скорее всего, сейчас никто не поет на посиделках или квартирниках. Гитары заняты другим — у них или все идет по плану, или все как у людей, или еще чего другое. Песни же Майка почему-то оказались никому не нужными. Может, не подходят к атмосфере, а может, никому уже непонятны его мягкость и лучезарность. Майк пел о том, что живет посредине дороги. Если задуматься, то получается, что все идет мимо него: машины проносятся своими путями, прохожие его не задевают, а он сам может смотреть куда угодно, идти хоть вперед, хоть назад. Но, что гораздо важнее, именно там, кстати, находится белая полоса, которую многие из нас так бесконечно ждут. Кадрия Садыкова