Тайны врача-волшебника: за что расстреляли уникального специалиста медицины

Во всей округе его называли – доктор Глаголев. Но на самом деле он был волшебником. Простым сельским волшебником. Потому что умел творить чудеса, спасая казалось бы безнадежно больных людей какими-то совершенно непостижимыми, только ему ведомыми способами. Фортуна уготовала этому человеку столь странную траекторию жизни, которую даже трудно вообразить для обычного смертного. А конец этой жизни положила начавшаяся 22 июня 1941-го Отечественная война, в годы которой он мог бы спасти сотни раненых и больных, но вместо этого сгинул в мясорубке сталинских репрессий. Глаголевы — священник Михаил Васильевич, его сыновья Николай (справа) и Константин. Дореволюционное фото из семейного архива. Его сын, Василий Николаевич Глаголев, с которым мы встречались несколько раз, сохранил об отце лишь детские воспоминания: видел его в последний раз 7-летним. Однако уже много времени спустя Глаголев-младший сумел найти людей, знавших Глаголева-старшего, работавших с ним, или испытавших на себе результаты его уникальных методов врачевания. «Николай Михайлович, родился в 1894-м в семье священника, – рассказывал Василий Глаголев. – Увы, о молодых годах отца мне известно очень немного: в советские времена его биография была слишком опасна, и старшие в семье на эту тему мало говорили. До революции он успел вместе со своим братом закончить духовную семинарию, но потом вдруг стал студентом психо-неврологического факультета. Однако и тут судьба сделала неожиданный поворот: когда началась 1-я мировая, отец и его брат Константин пошли добровольцами в армию. Николая Михайловича направили курсантом во Владимирское артиллерийское училище. После его окончания поручик Глаголев сражался на Западном фронте в полковой артиллерии, командовал батареей, был ранен, принимал участие в знаменитом Брусиловском прорыве… Знаю, что отец за боевую доблесть получил солдатский Георгиевский крест. Такие награды у офицеров были редкостью, их вручали только по представлению солдатских комитетов… Позднее воевал во Франции в составе русского экспедиционного корпуса и вернулся на родину в 1919-м, уже после революции. Он переехал жить в Саратов, где в 1923 году поступил на медицинский факультет университета.» Учился Николай Глаголев по ускоренной программе, заканчивая в год по 2 курса, но при этом успел в университете повстречать свою будущую жену – Анну Никольскую. Получив в 1925-м диплом, молодой врач отправился работать в родные края – в городок Ефремов Тульской губернии. Сюда же через несколько лет переехал и отец Николая Михайловича. Вернее, вынужден был переехать – тайком. «Мой дед, Михаил Васильевич Глаголев был священником храма в селе Хмелевое Ефремовского уезда, овдовел еще до революции. В 1929 году, когда разгорелась «безбожная кампания», и местные богоборцы решили закрыть церковь, отцу Михаилу пришлось бежать, спасаясь от смерти, в Ефремов, где он скрывался в доме у своего сына-врача.» Чтобы их не «расшифровали», Николай Глаголев перебрался работать из города в глубинку: так было проще укрыться от внимания «органов». Новым местом работы стало село Тропарево, приютившееся в Московской области неподалеку от границы с калужскими землями. Там и родился у Михаила и Анны их первенец, которого назвали Василием, а два года спустя еще один сын. Увы, семейное счастье было недолгим: в 1937-м Анна (она тоже работала в сельской больнице) скончалась. На вакантное место, оставшееся после умершей, назначили нового врача – Анну Аристархову. Эта женщина вскоре «положила глаз» на молодого вдовца, однако тот отверг знаки внимания своей новой коллеги по работе, предпочел ей другую – тихую, скромную работницу больницы Татьяну Щербинину. И тогда оскорбленная в чувствах Аристархова решила отомстить. Она поступила в духе того времени: написала на несостоявшегося жениха донос. Николая Михайловича от беды спас очень ценивший его местный секретарь райкома, который вовремя предупредил о возможном аресте. Глаголев вынужден был в который раз заметать следы. Он вместе с женой, двумя детьми и стариком-отцом перебрался в соседнюю Калужскую область. Впрочем обосновалось семейство Глаголевых совсем неподалеку – в селе Передел, что километрах в 30 от Тропарево. Таким образом врач хотя бы на время спас себя от чекистских «объятий». Чудеса в Переделе В калужской глухомани Глаголев заведовал маленькой сельской больничкой на 25 коек. Уже вскоре по округе пошла слава о чудесах, которые творит новый доктор. «Много лет спустя, в середине 1980-х, я приехал в Передел, – рассказал Василий Николаевич. – Встречался с местными жителями, расспрашивал их: «Помните доктора Глаголева, который работал в больнице перед войной?» Один из старожилов, Вешняков даже вскрикнул, услышав мой вопрос: «Как же не помнить! Николай Михайлович меня от страшного радикулита избавил…» Оказалось, курс лечения очень отличался от тех, что описаны в медицинских учебниках: «Доктор дал мне бутылку с какой-то белой смесью и велел раз в неделю ходить в баню, париться, а после выпивать непременно по стакану этого снадобья. Через месяц «болячку» как рукой сняло! Вскоре Великая Отечественная началась, я на фронт ушел, и за все годы, проведенные в окопах – в холоде, сырости! – радикулит ни разу о себе не напомнил.» От передельских стариков Василию Николаевичу довелось услышать и о других удивительных делах своего отца-медика. Пожилой колхозник рассказал, как доктор ему без операции – «вслепую» под нетронутым кожным покровом, – по кусочкам собрал кость ноги, раздробленную колесом трактора. Бабка, вспоминая о днях молодости, рассказала, что однажды ей срочно нужна была справка о возрасте, а церковные метрические книги найти не удалось. «Мне и посоветовали: ты к нашему доктору в больницу сходи. Он мне велел открыть рот, посмотрел внимательно на зубы. Тебе, говорит, 14 лет и 8 месяцев. Позже, когда удалось по документам проверить, оказалось, что Глаголев ошибся всего на 3 месяца.» Еще одна «эпопея»: мужик на покосе упал с воза и напоролся на косу. Ее лезвие распороло несчастному живот, – кишки вывалились наружу. Узнав об этом, Глаголев тут же помчался на место происшествия и прямо в полевых условиях ночью при свете костра и керосинового фонаря все вправил на место и зашил рану. Удивительная история произошла в одной из сельских семей. Туда приехала к своей сестре уроженка здешних мест, жена высокопоставленного военного со своей двухлетней дочкой, – привезла ее умирать! Девочка была тяжело больна, и даже профессора «кремлевки», которые ее осматривали, оказались бессильны помочь. Несчастная мать решила отправиться с малышкой в свои родные края, чтобы там она провела последние дни. Однако родственники в Переделе, едва узнав про беду, воскликнули: «Немедленно неси дочку в больницу к Николаю Михайловичу!» Доктор осторожно раскрыл веки ребенка, взглянул в глаза, где едва теплилось сознание, и спокойно заявил: «Такие дети не умирают!» Он забрал девочку в свой кабинет, минут десять обследовал ее там, что-то делал, потом вышел к матери: «Она уже несколько дней отказывается от пищи? Устройте ее в доме на кухне и понемножку мажьте губы перетертой сырой картошкой, – и через полчаса она попросит есть. Принесете ее ко мне через десять дней.» В последующем девочка еще два раз побывала в кабинете доктора Глаголева, – врач проделывал какие-то процедуры. Необычное лечение дало великолепный результат: месяц спустя ребенок выздоровел. Что за чудеса? – По некоторым предположениям, о которых упомянул Василий Глаголев, его отец владел приемами восточной медицины. Эти секреты он мог узнать еще в дореволюционные годы, когда прошел курс обучения в клинике знаменитого знатока таких методов врачевания доктора Бадмаева (прославившегося в том числе и чудодейственными исцелениями Григория Распутина). Как бы то ни было, весть об уникальном враче Н. М. Глаголеве распространилась далеко. К Николаю Михайловичу за помощью приезжали порой из деревень, расположенных за много десятков километров, из соседних областей… «В этот «медвежий угол», в маленькую сельскую больницу Передела неоднократно наведывались пациенты даже из Москвы! – вспоминал Василий Глаголев. – Причем люди были явно не простые. Я хорошо помню, что занедужившие добирались до нашего отдаленного селения на легковых машинах, – а это по тем временам могли позволить себе только весьма влиятельные товарищи!..» Не раз сельского доктора пытались переманить на работу в столицу, но Николай Михайлович отказывался: «Нет, не поеду: я земский врач!» «Он любил природу, увлеченно собирал разные лекарственные травы, обожал ходить на охоту… Отец никуда не ездил в отпуск, предпочитая отдыхать неподалеку от дома. А жене, отправляясь на охоту, оставлял сигнальный рожок: «Если в мое отсутствие придет кто-нибудь за помощью, труби, пока я не откликнусь.» В больнице он сумел создать среди своих сотрудников особый климат. Все сослуживцы ему безоговорочно доверяли.» Впрочем были у чудо-доктора и «оппоненты», причем весьма опасные. Областные чекисты, конечно, узнали всю подноготную биографии нового руководителя передельской больницы и неоднократно пытались «вычистить» Глаголева из медицинских кадров, как «представителя контрреволюционных классов». Однако местное руководство ценило своего сельского главврача и не хотело давать его в обиду. До поры, до времени это удавалось. 40 потайных лет Нападение гитлеровских войск, о котором узнали в селе по радио, никому добра не сулило. Но для доктора Глаголева черный день 22 июня 1941 года оказался во много крат чернее. С началом войны вдруг «ожил» тот самый донос тропаревской «врачихи», лежавший еще с 1937-го «под сукном» у чекистов. Теперь эта опасная бумага дождалась своего часа: Родина в опасности, а, значит, всех ее «замаскировавшихся» врагов следует поскорее обезвредить! 27 июня в Передел пожаловал оперуполномоченный межрайонного отделения НКВД Данилкин. Он пришел к Николаю Михайловичу, предъявил ордер на арест. Дальше последовал обыск, в результате которого обнаружили мешок сухарей, заготовленных женой Татьяной «на черный день», и старый наган (этот револьвер еще в «германскую» войну подарил на память поручику Глаголеву его смертельно раненный товарищ). Находки стали для чекистов убедительными доказательствами предательских замыслов главврача. Арестованного «бывшего царского офицера» увезли из Передела. После короткого расследования Особая тройка вынесла вердикт: признать виновным и приговорить к смертной казни. «Согласно документам, он был расстрелян 17 января 1942 года. Причем место, где это произошло, не известно, – рассказал Василий Николаевич Глаголев. – Интересная подробность: в личном деле отца, которое много лет спустя мне дали посмотреть, имеется три запроса из вышестоящих инстанций о казни осужденного «врага народа» Глаголева. То есть смертный приговор, вынесенный отцу, чекисты почему-то упорно не хотели приводить в исполнение. Допускаю даже, что его вообще не стали расстреливать в то время, а, подменив в списках казненных другим человеком, под чужой фамилией перевезли куда-то, где он продолжал на протяжении еще недель и месяцев работать, – ведь такие врачи-«кудесники» были очень нужны высоким чинам НКВД.» Оставшейся в Переделе семье Николая Михайловича выпала нелегкая судьба. Уже через несколько часов после ареста врача, ночью в дом Глаголевых тайком пришел председатель местного сельсовета и предупредил: вам надо срочно собираться и уезжать отсюда, – иначе завтра арестуют, как членов семьи врага народа. Татьяна вместе со стариком-священником и двумя мальчиками еще до рассвета скрылись из Передела. Беглецам удалось добраться до небольшой деревни Иваньково километрах в 20. Осенью туда пришли немцы. Оккупанты посчитали этих беженцев вполне безобидными и даже «своими»: жена арестованного «контрреволюционера» с маленькими детьми, пожилой священнослужитель, – какие тут могут быть подозрения?! Между тем, Глаголевы, оставшись в деревушке, занятой врагом, стали по мере сил помогать небольшому партизанскому отряду, устроившему базу неподалеку от селения. В доме, где они жили, была устроена подпольная партизанская явка, кроме того старшие члены семьи собирали информацию о появлении и передвижении немецких частей, обозов. Сын доктора – 7-летний Вася, выполнял время от времени функции разведчика и связного. «Подговаривал других деревенских мальчишек, и мы шли туда, где находились немецкие солдаты из проходивших через селение частей, – вроде бы клянчить еду, а на самом деле я пересчитывал количество фашистов, подмечал, какой техникой они оснащены, — поделилися воспоминаниями Василий Николаевич. — Кроме того не раз под видом невинных детских прогулок отправлялся к Ваулинскому лесничеству и передавал на словах леснику Андрею Глотову, который был партизанским «порученцем», собранные нашей семьей разведданные.» В январе 1942-го, накануне своего отступления из этих мест, гитлеровцы, видимо, заподозрили в чем-то отца Михаила и, невзирая на его священнический сан, принялись издеваться над 75-летним стариком: в сильный мороз его заставили раздетым и босым носить из колодца воду в конюшню для лошадей. После этого Михаил Васильевич слег и вскоре скончался от воспаления легких. Другим членам семьи повезло уцелеть, но после освобождения деревни Красной Армией, над женой «врага народа» Глаголева вновь нависла реальная угроза ареста. Скрываясь от нее, Татьяна Павловна вынуждена была покинуть те места. Вскоре семейство обосновалось в Москве, где молодая женщина смогла устроиться работать на завод. «Помогло то, что она после замужества не меняла фамилию и по документам числилась, как Щербинина, – объяснил Василий Николаевич. – Под этой же фамилией, по чужой легенде, долгие годы жил и я, – учился в школе, в военном училище… Мачеха на вопросы о судьбе мужа отвечала лаконично: он погиб, и строго-настрого запрещала мне даже упоминать в разговорах с посторонними его фамилию. На протяжении 40 лет после войны мы не рисковали съездить в Передел, чтобы не быть «разоблаченными». Ситуация изменилась лишь в горбачевские времена…» Прихотливая Фортуна даже в отдельных эпизодах лихо закручивала сюжет для этой семьи. Много лет спустя, когда уже во второй половине 1980-х Василию Глаголеву удалось добиться повторного расследования дела своего отца, занимавшийся им сотрудник УКГБ по Калужской области подполковник Иван Борецкий сумел найти в закрытых архивах списки партизанского отряда, которому помогала семья доктора Глаголева. В документе оказалась упомянута Татьяна Щербинина, но была там еще одна фамилия, привлекшая внимание следователя: оказывается в том же отряде воевал и бывший оперуполномоченный НКВД Данилкин, который в июне арестовывал заведующего передельской больницей! В круговерти партизанской войны жена «врага народа» и чекист друг друга просто не узнали. Точка в истории чудо-врача Николая Глаголева была поставлена, когда с него наконец, – хоть и посмертно, – сняли все обвинения. Это произошло, благодаря настойчивости его сына Василия, в 1988-м, почти за 2 года до начала в стране массовой кампании по реабилитации жертв сталинских репрессий.