Ирина Михайлова. Подвиг.

Подвиг Артем выводит буквы старательно, медленно, черточку за черточкой. Перед ним образец — прописи, еще оставшиеся с первого класса, и он смотрит в них, чтобы его буквы были хоть чуть-чуть похожи на те, что там. Но они не похожи. Кособокие, мелкие, одна буква залезла на другую, вместо "и" — сплошные палочки. Он зачеркивает все слово, злится, зачеркивает сильнее, нажимает на ручку так, что рвется лист. Вырывает лист, мнет его в белый, с синими полосками, комок и начинает писать заново. Тетрадь разлинована ровно. Красные поля угрожающе близко. Он боится зайти за них, не успеть перейти на новую строчку. Однако успевает, переносит слово вовремя и тяжело вздыхает, словно от физической усталости. — Не мельчи. Пиши большие буквы. Видишь — как здесь. Рядом с ним — дедушка. Мальчик бы не старался так, если бы не дед. С мамой не выходит. С мамой можно закапризничать, захалтурить и ничего в итоге не написать. Но дед... Дед такого не прощает. Он сидит рядом и смотрит. Артем пишет, доводит букву до самой верхней черты и, когда получается, украдкой косится на деда. А тот следит за его рукой. — Давай-давай, не останавливайся, строчка еще не закончилась. И внук начинает писать быстрее. От этого сбивается, вздыхает, переворачивает страницу и начинает опять. * * * Артем сейчас в четвертом классе. Его все время ругают за почерк. В школе сложно. Там нужно писать быстро и понятно. У него же получается что-нибудь одно. А всё вместе — нет. И в школе нет дедушки. Только одноклассники. Помочь — некому. — Опять, гляди, буква куда уехала, — говорит дед. Артем смотрит — и действительно, линия перечеркнула букву ровно пополам. — Букву любить надо и уважать. Она живая. Если перечеркнешь букву — это как человека. Мы на войне письма писали на коленках — и то старались. Мальчик не понимает, как это — "любить букву"? Разве ее можно любить? Вот маму, бабушку или деда — можно. Это другое дело. Их он любит, поэтому сидит терпеливо и выводит свои буквы. * * * Дедушка живет с ним всю жизнь. Сколько Артем помнит себя, столько помнит деда. Бабушку с мамой он тоже помнит. И папу. Но они есть почти у всех его одноклассников. А вот дедушка — лишь у некоторых. И у него. Поэтому это выделяет его, он не как все. И когда спрашивали: "У кого есть дедушка?" — Артем поднял руку и обернулся. Всего несколько человек еще подняли. Он был доволен. Он тогда пришел домой и сказал: — Дед, тебя нет ни у кого. Только у меня. — Ну конечно, только у тебя, — смеялся тот, — у кого же еще? — Нет... ну мама у всех есть и папа. А дед — только у меня. — Прям уж ни у кого? — усомнился дед. — Ну, еще Макс, Дашка и Толян руку подняли. И больше никто. Дед как-то погрустнел. И Артем тогда еще решил: наверное, нехорошо думать, что он такой редкий, что таких мало осталось. И он сказал: — В других классах, может, есть. Я не спрашивал. — А ты спроси, — подмигнул дед, — может, и правда, только трое и осталось? И засмеялся. Все это показалось внуку странным. Дед то грустит, то смеется. То радуется, что он такой один, то нет. Артем пожал плечами и решил, что не будет спрашивать. * * * А сейчас дед сидит рядом и говорит, что буквы надо уважать. — Ведь слово — что такое? — рассуждает он. — Это целая жизнь. Вот скажешь "лес" — и появляется перед глазами твоя деревня. А "река" — и сразу вспомнишь, как купаться с тобой ходили. Да, купаться с ним все время ходили. И рыбу ловили. Все лето на даче. Один раз от мамы досталось и Артему и деду. Когда утром ушли, а явились к обеду. Бабушка всю дачу обегала. А они сидели на их секретном месте, о котором никто не знал, и дед говорил: — Рыба тишину любит. В той стороне реки людей много, рыба сюда и уходит. А тут никого. Сейчас рыбы наловим! — А почему о нем никто не знает, ты же знаешь? — Ну я! — Дед усмехнулся. — Я уже сколько живу! Все знаю. — Все нельзя знать, — сказал Артем, — никто всего не знает. Он тогда боялся, что дед обидится. Но тот не обиделся. * * * Артем выводит слова "лес" и "река" много-много раз. Целую строчку. Дед встает и идет к окну. Уже темно (осенью темнеет рано), дед щурится, всматривается куда-то. Мальчик отвлекается, тоже хочет глянуть в окно, узнать, что там. — Куда ты смотришь? — спрашивает. — Никуда. Пиши давай, и получаса не сидим. Артем опять пишет. А дед все смотрит в окно. Артем часто так его застает. Он словно бы спит, а сам глядит в одну точку. — Ну ты так долго будешь? — кричит ему тогда внук. Но дед поворачивается к нему не сразу. — Что шумишь? Задумался я. — Не задумывайся так, мне не нравится, когда ты так задумываешься. — Ну хорошо, не буду, — смеется дед. Он вообще всегда смеется. Он ничего никогда серьезно не говорит. Скажет — а сам смеется. Ответит — и смеется. Артема это ужасно раздражает. Он хочет, чтобы его воспринимали как взрослого, а не смеялись. И злится на деда. А тот и этого как будто не замечает. * * * Только один раз дед не смеялся. Когда к нему пришли из журнала. Пришли разные люди. И старые, и молодые — всякие. Зашли — сели за стол — говорили. Долго говорили. Тогда дед был строгий. И Артем казался сам себе совсем еще маленьким. — Твой дед — настоящий герой, — сказали гости Артему. — Почему? — удивился мальчик. — Он подвиг совершил. Неужели не рассказывал? Вечером он спросил у деда: — А ты какой подвиг совершил? Но дед опять лишь отшутился: — Какие все совершали — такой и я совершил. Артем обиделся и решил больше не писать слова вместе с ним. Когда дед пришел к нему в комнату, внук не сел за стол, а лег на диван и отвернулся к стене. Дед молча приблизился к окну, взял стульчик и стал смотреть на улицу. Так и просидел положенный час, какой они обычно писали с Артемом. На следующий день было то же самое. Потом тоже. И всю неделю. Дед не ругался: он никогда не ругался. Просто сидел, а после уходил. Через неделю Артем сдался. И когда дед пришел опять — уже был за столом с тетрадкой. Дед достал прописи и стал привычно следить — как Артем выводит букву за буквой. И привычно исправлять: "Это не то, эта буква не туда ушла, эта вкось поехала". Мальчик переписывал одно и то же слово снова и снова. * * * Это уже потом он узнал, что дед в конце войны на подступах к Вене один взял в плен двух немцев. А на следующий день, в разведке, засек огневые точки противника и дал целеуказание для их уничтожения. Отец рассказал. — А что такое "целеуказание"? — спросил Артем. — Цель, значит, верную дал, — ответил отец. А еще Артем узнал, что дед первым форсировал Малый Дунай, вел неравный бой и вышел победителем. А затем принял на себя командование и продолжал бой. За что и получил Красную Звезду. При жизни деда Артему об этом не рассказывали. * * * Дед его никогда не хвалил — как бы внук ни старался. — Ты и так должен делать хорошо, — говорит он. — Плохо делать не разрешается. — Кем не разрешается? Тобой? — Да хоть бы и мной! — А когда тебя не будет, то можно плохо делать? — Когда не будет — тоже нельзя! — А как ты узнаешь? — Я все узнаю! Буду в окошко к тебе заглядывать. И если увижу, что не пишешь в положенное время, то сразу все узнаю. — Я окно закрою! И вообще перееду! — А я и через закрытое. У меня повсюду будут глаза. Артем больше не знал, что сказать. Глубоко внутри он верил, что дед и правда все видит, даже если окно закрыть. — А ты когда-нибудь умрешь? — спросил однажды мальчик. — Умру, — ответил дед ни на секунду не задумавшись. — И как же будет? — А вот как: меня возьмут и вот так разрежут. — И он показал пальцем вдоль живота. Артем зажмурился. — Не бойся, — сказал дед, — это уже не больно будет. Тогда Артему стало как-то не по себе. Что вот дед скоро, наверное, умрет, а все-таки сидит с ним и пишет буквы. Целый час в день. Это же так много! А мог жить для себя. С тех пор внук старался научиться писать лучше и быстрее, чтобы дед отдохнул и не тратил с ним время. Но быстрее и лучше никак не получалось. — А так хорошо? — спросил Артем и полюбовался на ровное, красивое слово, написанное четко в своей строчке. Дед ему не ответил. * * * — Тём, отдохни. Бабушка пришла, посиди с нами. Вошла мама и встала около. Заглянула в тетрадку: — Хорошее слово получилось. Молодец. Сын посмотрел на нее. Обвел глазами комнату. Больше никого не было. Деда не было. Мама взяла тетрадь. — Очень хорошо, — сказала она. — И в школе так же пиши. — Ладно! Он закрыл свою пропись и вылез из-за стола. — Пишешь? — спросила бабушка на кухне. — Деда теперь нет — с тобой заниматься. Давай сам. — Ладно! — опять сказал Артем. А сам подумал: глупая бабушка, не понимает ничего. Дед есть, всегда будет, говорил же — в окно смотрит. Вдруг Артем замер. — Сейчас приду! — крикнул он. Побежал в комнату, раскрыл тетрадь на хорошем слове — и вернулся обратно. Дед посмотрит — пусть видит. Тетрадка осталась лежать на столе открытая, со словом, ровно уместившимся в линейки на листе бумаги.

Ирина Михайлова. Подвиг.
© Ревизор.ru