Проституция, грязные деньги и обман повсюду: чем живет африканская Чечня?

Будучи одним из беднейших государств мира, Эфиопия славится не только умопомрачительной природой, колоритными жителями и вкуснейшим кофе, но также криминальной обстановкой в стране. На улицах ее городов царят хаос и беспредел, многие люди здесь привыкли к жестокости, а в некоторые районы лучше не соваться без оружия. Российский путешественник и этнограф Александр Рыбин оказался в одном из таких кварталов и рассказал «Ленте.ру», чем живет эфиопская «Чечня». «Ты был уже в нашей "Чечне"?» — спросил меня житель эфиопской столицы Аддис-Абебы Мухаммед, прекрасно говорящий по-русски, поскольку его мама была украинкой. Я к тому времени жил в Аддисе (краткое местное название города) около двух недель. Про местную «Чечню» слышать еще не доводилось. «Это район кабаков и борделей», — пояснил Мухаммед. В общем, в тот же вечер я отправился посмотреть «Чечню» с реками алкоголя и чернокожими проститутками. Располагается этот дивный квартал в районе торгового центра «Эдна», где обычно проводят вечера и ночи белые иностранцы («фаранджи», как называют нас эфиопы). От этого торгового центра расходятся в стороны улицы с клубами, гостиницами, ресторанами и кабаками. Прямо напротив «Эдны» — винный магазин. В нем можно обменять валюту по гораздо более выгодному курсу, чем в официальных обменниках. Это, как уже можно было догадаться, нелегальный обмен. В первые дни в эфиопской столице о черном рынке валюты мне рассказали сомалийцы. Они частые гости в Аддисе и ведут здесь разные дела — законные и не очень. «Отличное место, чтобы отдохнуть от нашего сомалийского бардака», — пояснил мне один из них. В настоящее время Эфиопия критически нуждается в валюте на амбициозные проекты, которые взялся реализовывать председатель правительства и лауреат Нобелевской премии мира за 2019 год Абий Ахмед (он занял высший государственный пост в 2018 году). Поэтому рынок обмена валют власти пытаются жестко контролировать, устанавливают курс на доллары и евро, который не соответствует реальной конъюнктуре. Как результат, здесь расцвел нелегальный обмен с курсом в полтора раза выгоднее, чем в банках. Безусловно, правоохранительные органы пытаются жестко пресекать незаконные операции с валютой, так что продавать доллары за эфиопские быры приходится будто наркотики — следишь, чтобы рядом не оказалось полиции и лишних глаз. А получив от владельца винного магазина пачку быров, отходишь к полкам с бутылками алкоголя и пересчитываешь купюры, будто прицениваешься, что бы такого прикупить. Если же попадешься на операции нелегального обмена, то наказание будет неутешительным — несколько месяцев или лет в тюрьме либо огромная взятка. От нелегального обменника нужно пройти по проспекту Намибия до улицы Майка Лейленда — с этого угла начинается «Чечня». Надо предупредить сразу, что на белых клиентов этот район не рассчитан, — он для своих: для эфиопов и жителей других африканских стран. В нем нет такого лоска и шика, который имеется в клубах и кафе возле «Эдны». В тех клубах и кафе тоже присутствуют проститутки, но выглядят они более ухоженно и в начале общения обычно представляются учительницами или сотрудницами международных организаций (правда, об этом я узнал позже). В «Чечне» все проще. Вдоль улицы Лейленда череда облезлых стен с занавесками или железными дверями. Стены увешаны гирляндами пошлых оттенков: приглушенно-синий, ярко-красный или кислотно-зеленый. Когда я попытался сфотографировать одну из них, тут же на улицу выбежал подросток с криками. На чудовищной смеси амхарского, арабского и английского он объяснил, что он охранник и фотографировать данное заведение нельзя. В первый вечер в одиночку я заходить не решился: неясно, как местные отреагируют на появление фаранджи, а на улице уже слонялись порядком подвыпившие ребята. Я посетил заведения «Чечни» в следующий раз, когда со мной были несколько эфиопов и сомалиец, и заодно спросил их, почему этот квартал получил столь необычное для Африки название. В те же годы, когда происходила первая чеченская, в соседнем с Эфиопией Сомали шла не менее кровавая гражданская война, которую по указанию ООН пытались пресечь иностранные военные подразделения. В октябре 1993 года произошла одна из самых провальных операций американского спецназа за всю его историю. Американцы неудачно попытались захватить одного из сомалийских полевых командиров в Могадишо: потеряли почти 20 бойцов, ранили многих людей и не выполнили поставленной задачи. О той провальной операции телеканалы всего мира рассказывали очень долго и подробно. Меня подмывало спросить Мики, почему же эфиопы не назвали самую криминальную улицу Аддисы «Сомали» или «Могадишо», но сдержался, — ведь с нами был сомалиец, он мог бы и обидеться. Заведение, в которое мы зашли, выглядело чрезвычайно просто: земляной пол, криво сколоченные столы, лавки и самые дешевые пластиковые стулья. У дальней стены — барная стойка. Вдоль стен и под потолком те же пошлые гирлянды, что и на улице. Играла эфиопская попса. На лавках сидели девушки. Выглядели они не то чтобы не очень симпатичными, скорее, уставшими и неухоженными. В конце концов я понимаю, что те, кто приходил за их услугами, хотели, в первую очередь, женщин, а эстетика, пожалуй, их особо не интересовала. Да и потом, их заработка просто не хватило бы на эстетику. На пластиковых стульях, оценивая девиц, сидели потрепанного вида эфиопы, сомалийцы и суданцы. В стайке работниц я даже заметил девушку-фаранджи, нордическую блондинку. Думаю, у нее проблем с клиентурой не возникало — для местных она была экзотической диковинкой. Посетители потихоньку напивались, заказывая алкоголь из бара и подходили к приглянувшейся девице. После быстрых переговоров о цене пара удалялась в темный коридор сбоку от барной стойки, где располагались каморки с кроватями. Именно так развлекаются бедные жители Эфиопии. Про то, как работают клубы, которые ориентируются на фаранджи и состоятельных местных, уже упомянуто выше. В них проститутки знакомятся с клиентами, будто ищут мужа. Их работа не выглядит столь печально откровенной, как в заведениях «Чечни». В подобной манере девушки «с низкой социальной ответственностью» работают по всему миру — никакого колорита. Но есть еще один способ у местных «ночных бабочек» заманить к себе фаранджи и привлечь их внимание. И однажды по неопытности я едва не угодил в их ловушку. Особенно велика вероятность попасться на такую удочку, если турист гуляет один вечером или ночью в районе «Эдны». Как бы между делом с иностранцем перекидывается несколькими фразами на хорошем английском прилично одетый эфиоп. Я разговорился, когда прохожий эфиоп спросил меня, как я отношусь к празднику Крещения. Дело в том, что африканцы очень религиозны, и эфиопы не исключение, поэтому нет ничего удивительного в том, что какой-то случайный прохожий на улице вдруг начинает беседовать с вами о Боге. Слово за слово, мы разговорились, начали даже обсуждать, насколько по-разному русские и эфиопы празднуют Крещение — мы купаемся в проруби в реке или озере, они же собираются на открытом месте, и священники поливают их из шлангов теплой водой. «Если тебе интересна традиционная эфиопская культура, то тебе обязательно надо посмотреть на наши народные танцы. Интересуют народные танцы? Я как раз сейчас иду в одно подобное место. Если есть время, можем пойти вместе», — предложил эфиоп. Благоразумный человек, конечно, отказался бы... Я же последовал за моим новым знакомым. Мы свернули в плохо освещенный переулок, и эфиоп включил фонарик на своем смартфоне, чтобы светить мне под ноги. Я сразу вспомнил, насколько приятно ходить по плитке в Москве. Мы обошли стройку, над нами нависал недостроенный небоскреб, но подвоха я по-прежнему не чувствовал: в Аддисе культурные мероприятия действительно происходят порой в самых неожиданных местах. Эфиоп без стука открыл железную дверь, которая вела на строительную площадку. Еще с десяток шагов, и вот перед нами оказалось одноэтажное здание, вход в которое прикрывала легкая тюлевая занавеска. Каждая поздоровалась со мной за руку. Все были очень улыбчивы и приветливы: создавалось ощущение, что я прямо-таки министр, приехавший с официальной проверкой в региональную администрацию. В помещении полы были застелены коврами, на них стояли кожаные диваны и кофейные столики с зажженными свечами. Эфиоп легко плюхнулся на один из диванов и предложил для начала выпить кофе: кофе в Эфиопии действительно хорош, мировой бренд. В полутьме виднелись распахнутые двери в соседние комнаты: там стояли лишь кровати и ночные столики. Я сказал, что мне надо позвать приятеля: «Он большой почитатель народных танцев», — и удалился. Видели бы вы выражение на лицах девушек: такие же лица у людей, которые только что узнали, что самоизоляция продлена еще на месяц. Когда я рассказал историю с «танцами» греку, работающему около года преподавателем в Греческом лицее Аддисы, он спокойно пояснил, что я третий иностранец, от которого он слышит подобный рассказ. И предупредил: «Поосторожней с Тиндером. Многие местные проститутки заводят аккаунты, чтобы найти себе клиентов. Обращай внимание на фотографии. Чем откровеннее снимки, тем... ну ты понимаешь. Нужна будет консультация, обращайся», — заботливо предостерег грек. Однако мне не хочется, чтобы складывалось превратное впечатление об эфиопских девушках. Я все-таки прожил в эфиопской столице три месяца, и истории, связанные с узнаванием мира местной проституции, — лишь отдельные краткие эпизоды из этой жизни. Многие очень религиозны и уверены, что отношения между мужчиной и женщиной должны строиться в соответствии с православными канонами. До 25 лет эфиопки могут оставаться девственницами и совершенно не переживают по этому поводу. «Главное — встретить своего человека. Мужчину, который будет с тобой навсегда», — озвучила мне основной принцип большинства эфиопок 26-летняя девушка по имени Сифан, которая продолжала искать своего первого и единственного мужчину.