Пот, ужас и нехватка кислорода: война против вируса изнутри (Expressen, Швеция)

«Мне нужно домой, к жене и детям. Я должен ехать домой», — бормочет 37-летний Нермин, который борется за каждый глоток кислорода. За ним ухаживают молодые люди то ли в космических скафандрах, то ли в водолазных костюмах. Ухаживают с бережностью, которой не могут помешать ни пластиковые преграды, ни воздушные шлюзы. В коронавирусных отделениях Каролинской больницы в пригороде Стокгольма до конца войны с болезнью еще далеко. Койка Нермина — у окна в большой палате на четверых, и он мог бы видеть ясное весеннее небо. Но сейчас он лежит на боку, повернувшись в другую сторону. На экране мобильника — его жена. Рука с трубкой медленно двигается. Он вслушивается в слова жены, которая просит отдохнуть и позаботиться о себе. Он слышит, как она говорит, что любит его. Его состояние колеблется между разными степенями измождения. Нермин лежит в отделении для пациентов в состоянии средней тяжести. Сюда попадают те, кому из-за коронавируса требуется интенсивный уход, но они в той или иной степени сохраняют сознание. Как и с другими, наши беседы с Нермином короткие, но мы возвращаемся к нему неоднократно за те несколько дней и ночей, что провели в отделении. Здесь почти все очень устали. Он рассказывает, что беспокоится за своих сотрудников, но уверен: родственники последят за его фирмой. Но в первую очередь он боится за семью. «Семья… это самое важное», — говорит он, задыхаясь, и рассказывает, что когда попадет домой, то точно сбреет бороду на радость жене. Вскоре приходят новости, которые только усиливают его тревогу. Организм может не выдержать интенсивной терапии Кое-кто из пациентов отделения для больных средней тяжести недавно очнулся после интубации — процедуры, когда организм получает кислород через пластиковую трубку в трахее. Не исключено, что они вступили на путь выздоровления. Другие прибыли из отделений, где лечение было менее интенсивным: им стало хуже, и требуется усиленная терапия. Примерно для половины пациентов отделения интубация — это крайняя мера. Считается, что усыплять человека с трубкой в горле на неопределенный срок — глупо и негуманно. Организм может просто не выдержать интенсивную терапию в реанимации. «Реанимационное обнуление» — так это здесь называется. Никакого неуважения, просто техническая констатация факта. Для таких пациентов этот коридор Каролинской больницы метров в 50 длиной — самое последнее, что может предложить шведская медицина. После этого в лучшем случае будет лишь долгий путь назад. «Внезапно изменилось все» А пока их жизни в руках медицинского персонала, который не может расслабиться ни на секунду. «Иногда все происходит очень быстро. Вот человек чувствовал себя прекрасно, разговаривал о футболе, и вдруг… да, внезапно меняется все. И приходится обмывать и упаковывать в мешок человека, который совсем недавно был жив», — рассказывает Элис Петтерссон (Alice Pettersson), примостившаяся на диване в комнате отдыха. В этот пятничный вечер Элис Петтерсон исполняется 23 года. Она уже знает о жизни и смерти больше, чем многие в ее возрасте. Возможно, она уже видела даже больше смертей, чем многие медсестры за всю свою карьеру. Она профессионально занималась футболом, но сейчас полностью посвящает себя работе в «пещере». Так называют отделение для пациентов в состоянии средней тяжести, куда никто не заходит, не надев на себя весь комплект защитной экипировки, оберегающей от вируса. На плече у Элис татуировка с двумя чокающимися бокалами пенящегося шампанского. «Напиток жизни!» — говорит она и улыбается. По 12,5 часов работы три дня подряд На голове ее коллеги Мартина Эрикссона (Martin Eriksson) — в шлем с воздухозаборником, а на руке — татуировка в виде астронавта. «Это майор Том Дэвида Боуи. Я ее сделал после одной долгой ночной смены», — говорит Мартин Эрикссон. Как и многие коллеги, Элис работает по кризисному договору. Это значит, что она выходит на 12,5-часовые смены три дня подряд, поле чего два дня отдыхает. Кому-то это покажется много, кому-то — мало. Но через каждые два часа в «пещере» медики выходят потными и измученными. Они работают в зоне высокого риска заражения в пластиковых фартуках и защитных масках и шлемах, а в ушах у них звучит жужжание вентилятора. Они разрываются между пациентами, бумажной работой и разными аппаратами. Защитные чехлы для волос закончились, и им приходится самим выдумывать решения: кто-то повязывает на голову фартук, кто-то покупает шапочку для плавания. Кислород исчезает за минуту Состояние пациента может очень резко ухудшиться: буквально за минуту кислород начинает катастрофически плохо усваиваться. 62-летний мужчина, которого привезли в отделение в тот же день, похоже, страдает от слабости, но состояние его стабильно. Его перевели из отделения интенсивной терапии, где он лежал с трубкой в трахее. Сейчас он лежит на высокой кровати, дышит самостоятельно, и наркоз ему больше не нужен. Но когда уровень кислорода в его крови вновь немного снижается, медсестры решают переложить его в кровати по-другому. Они делают все очень осторожно, чтобы не задеть трубки и шланги. То, как легкие наполняются воздухом, очень зависит от положения тела. У многих пациентов с коронавирусом легкие сильно повреждены и заполнены жидкостью, а сил совершенно нет. Привычные движения медсестер ускоряются, и они бросают тревожные взгляды на монитор около кровати. Ничего не помогает. Кислорода в крови 62-летнего мужчины все меньше. «Они боятся тромба» Ребекка Эрикссон (Rebecca Eriksson) звонит врачу, который находится за пределами палаты. Разговаривать по телефону в пластиковом чехле и через напоминающую водолазное снаряжение защитную маску не так-то просто. Содержание кислорода поднимают почти до максимума. За какую-то минуту в комнату прибегают еще несколько медиков. Группа людей работает ритмично, движения отточены. Из-под масок доносятся приглушенные голоса. Шелестят полиэтиленовые фартуки. Взгляд у пациента совершенно отсутствующий. К работе присоединяется врач Юлия, ее легко узнать по белой маске с фильтром на уровне лба. «Думаю, они боятся тромба», — говорит Ребекка Эрикссон. Единственное, чего мы сейчас не можем увидеть невооруженным взглядом, — это аэрозольные капельки с частицами коронавируса. Когда кислород начинает более мощным потоком бежать по трубке к носу и рту пациента, они разлетаются в воздухе еще сильнее. Медсестра Ребекка Эрикссон наконец-то может отойти в сторону. «Это произошло чертовски быстро! Кислород упал с 11,5 до 6,2. Просто на раз-два», — говорит она сквозь маску и щелкает пальцами. Если говорить без научной терминологии, это состояние похоже на то, как если бы вы газовали в машине, чей мотор не приводит ее в движение, а лишь все больше перегревается. Иными словами, очень близко к смерти. Команде врачей за несколько долгих минут удается стабилизировать 62-летнего мужчину. Через день его снова отправят в реанимацию, возможно, чтобы снова погрузить в наркоз на неопределенный срок. Лечение коронавируса всегда имеет свою цену. Подача больших количеств кислорода под большим давлением в и так уже поврежденные легкие может нанести серьезные повреждения и даже вызвать отравление. Никто пока точно не знает, как залечить все травмы и возможно ли это вообще. Понос или золотуха? Ковид! Пациенты все слышат Во время всех этих мероприятий соседи по палате испуганно следят за происходящим со своих кроватей. Все знают, что в следующий раз сами могут стать главными героями такого переполоха. В широко раскрытых глазах мужчины в кровати напротив — страх. Даже если бы места было достаточно, небезопасно держать каждого пациента в отдельной палате. Из-за их состояния медикам приходится следить за несколькими больными одновременно. Они или у кроватей больных, или сидят, словно на командном мостике, и наблюдают за четырьмя-пятью пациентами сразу. Люди кашляют, их легкие сипят и хрипят. Один из них — Петер из Сёдертелье. Надев оранжевые наушники, он слушает ZZ Top и Rolling Stones вместо писка аппаратов и суматохи вокруг соседа. Медсестры только что заменили его пропотевшее постельное белье на свежее. «Вон тот парень, похоже, чувствует себя неважно», — говорит он, после того как мы уже обсудили с ним волнистых попугайчиков, генеалогические изыскания и беспокойство родственников. Петер рассказывает о своем браке и о том, как никто из товарищей не верил, что жена, которая сильно его моложе, надолго останется с ним, несмотря на разницу в возрасте. «Но мы женаты уже 28 лет», — заявляет он с победоносным видом. Сейчас он беспокоится о судьбе соседа и пока не знает, что еще до конца недели окажется в отдельной палате для тяжелобольных, и жена Катарина будет держать его за руку, когда он сделает свой последний вздох. Тревожный звук из легких Во времена эпидемии нам часто кажется, что кому-то сейчас хуже, чем нам. Легкие мужчины в соседней кровати издают ритмичный странный звук. Он сейчас в таком состоянии, что трудно понять, насколько ясное у него сознание. Но глаза открыты. Иногда он двигает головой. Медсестры же всегда рассчитывают, что пациент находится по нашу сторону реальности. «Мы всегда им рассказываем, какой сегодня день и что за погода на улице. И пишем это на бумаге на случай, если они не слышат», — объясняет медсестра в «космическом» скафандре. Столовая превратилась в шлюз Ближе к вечеру врач Сара Грасс (Sara Grass) обзванивает родственников пациентов. У них самочувствие тоже очень разное, часто они также на грани болезни физически или психологически, объясняет она. Общение по видеосвязи с близкими, которые только что вышли из долгой искусственной комы, может стать очень травматичным переживанием. Особенно когда никто — ни врачи, ни они сами — не может быть уверен, насколько хорошо пациент осознает происходящее вокруг него и что будет дальше. Когда коронавирус добрался до Каролинской больницы, многие правила и процедуры пришлось пересмотреть или вовсе отбросить, рассказывает администратор отделения Криста Уловссон (Christa Olovsson). Теперь нужно все делать быстро. Проблемы надо решать, а не раздумывать над ними. «Нам понадобился шлюз. Кто-то вспомнил, что у нас же есть столовая вон там. И в мгновение ока она превратилась в шлюз с входом и выходом. После этого мы уже не могли просто бегать туда-сюда с лекарствами. Одна из комнат там, внутри, стала огромной аптечкой. Все это постоянно дорабатывалось и усовершенствовалось», — говорит Криста Уловссон. Во врачах росла профессиональная гордость, по мере того как решалась одна проблема за другой. На доске объявлений в ординаторской «пещеры» кто-то написал: «Мы лучшие», «Вперед, вперед» и «Боритесь, мы делаем важное дело». Кто-то нарисовал средний палец под надписью «Fuck covid». «Это действительно классная работа — конечно, когда видишь, что люди идут на поправку и уходят отсюда. Но и трагическая — когда наблюдаешь страдания пациентов и их близких», — рассуждает 30-летняя медсестра отделения для больных в состоянии средней тяжести Маделен Бергстрём (Madelen Bergström). Хотя она беременна третьим ребенком, она настояла на том, чтобы работать непосредственно с больными covid-19. «Ведь именно для этого я училась», — говорит Маделен Бергстрём, пока мы идем к тяжелому пациенту, которому она несет лекарство. Скорая привозит плотника Пэра-Эрика Коронавирус поставил с ног на голову всю больницу, от двора до чердака. На парковке для скорых из листов фанеры соорудили дополнительные приемные покои. После каждого пациента их дезинфицируют. Именно сюда скорая привезла пожилого плотника. «Осторожно! Он высокий. Очень высокий. Раз, два, три», — командует санитар Андерс Гран (Anders Gran), вместе с другими медиками перекладывая рослого мужчину на больничные носилки. У Пэра температура, и ему трудно дышать. Его обследуют и опрашивают врач и члены оперативной бригады. Из носа у него берут анализ на коронавирус, разделяя его по трем пробиркам (две голубые, одна красная) с надписями на китайском. Прежде чем медицинская бригада вновь садится в машину и уезжает на вызов, санитарка Юханна Хедлунд (Johanna Hedlund) дезинфицирует и протирает все поверхности. У нее есть свой уголок на парковке, где она сидит в полной готовности быстро одеться в защитный костюм и за пять-десять минут сделать машину скорой помощи вновь пригодной к использованию. Таким образом она экономит время сотрудников скорой, чтобы они могли отправиться к новым пациентам как можно быстрее. «Я обожаю свою работу! Кроме того, меня еще никогда так не ценили, как сейчас», — говорит Юханна, которая весь вечер работает практически без перерывов. «Учишься отключаться» Персонал в защитных масках снует туда-сюда. У регистратуры стоит стол с перчатками, масками и фартуками: их должен надеть каждый, кто отправляется в отделение или в один из боксов. «Бегуны» — это те, кто постоянно снует повсюду, следя, чтобы везде было все необходимое. Они устраняют неполадки, разносят защитную экипировку и лекарства, убирают. Это представители разных слоев общества, внезапно оказавшиеся участниками ситуации, уникальной для шведской системы здравоохранения. Бывшая стюардесса Эвелин Окерман (Evelyn Åkerman) во время дистанционного обучения в рамках гражданской обороны была в одном классе с принцессой Софией. Чувства у Эвелин неоднозначные. Она рада и горда, что может чем-то помочь, но не уверена, что хочет оставаться здесь в будущем. «Я тут часто расстраиваюсь. Ведь все время видишь, как людям плохо. Нужно учиться отключаться», — говорит она. В метре от нее, в боксе отделения неотложной помощи неподалеку от регистратуры, лежит Пэр-Эрик в клетчатой фланелевой рубашке. Этот плотник с белой бородой выглядит словно само воплощение строителя нашего общего народного дома. Представитель более трудолюбивого и целеустремленного поколения, чем нынешнее. Результаты его анализа уже пришли. «Они сказали, что у меня коронавирус, — объясняет он. — Да, теперь самоуверенности у меня поубавилось». Его отвозят в отделение на верхнем этаже. Там его покормит персонал в масках. Он останется там и на следующий день — а это можно расценивать как хороший знак. Отца троих детей переводят в отделение интенсивной терапии В закрытом отделении для больных в состоянии средней тяжести отец троих детей Нермин только что узнал, что его переводят в отделение интенсивной терапии. Но это еще не значит, что ему предстоит наркоз. «Там все будет примерно так же, как и здесь. Возможно, вы вернетесь обратно через день или два», — успокаивает его медбрат Фредрик Ларссон (Fredrik Larsson). Но слова «интенсивная терапия» пугают. Особенно Нермина, у которого родственник болел covid-19 в очень тяжелой форме. «Если у вас есть какие-то вопросы, не стесняйтесь задавать, мы постараемся ответить максимально подробно», — говорит медбрат как можно мягче, насколько это возможно в защитной маске. Прежде чем Нермина увозят прямо на кровати, на ней закрепляют баллон с кислородом. Когда пациентов приходится перемещать, все всегда немного волнуются. Путь между двумя отделениями неблизкий, они находятся на разных этажах. Медперсонал быстро катит кровать по коридорам. Шуршат пластиковые фартуки. «Они делают потрясающую работу» Но порой пациенты покидают это отделение и по более радостному поводу. На следующий день Франка с улучшением переводят в другое отделение. За время, проведенное здесь, он порядком устал от телевизора и требует, чтобы ему привезли снюс. Ему все надоело и ужасно хочется выписаться, несмотря на приступы кашля. Но работу медиков он превозносит до небес. «Они делают потрясающую работу», — утверждает он. Мы шутим с ним, что пора забирать у детей обратно ту сумму денег, которую он, попав в больницу, перевел им на случай, если… Вместе с Роберто, который пробыл в отделении менее суток, Франка увозят сотрудники больницы, и за пластиком защитных экранов видны их широкие улыбки. Красные и зеленые флажки для пациентов Вечером в честь Роберто на потолке в коридоре вывешивают красный флажок с его инициалами и датой рождения. В честь Франка — такой же, только зеленый. Это напоминание о том, что многие выздоравливают, призвано приободрить врачей и медсестер, заступающих на смену. Флажки Роберто и Франка — 54-й и 55-й. Но сколько черных пластиковых мешков приходится на эти красные и зеленые флажки, спрашиваем мы доктора Юлию той же ночью, пока она переодевается в защитную экипировку неподалеку от стопки этих мешков. «К сожалению, не меньше. Это заметно, когда подписываешь документы в конце дня», — говорит она и торопится по своим делам. Эту мрачную реальность нам приходится переваривать в комнате отдыха. Медсестры рассказывают, как сильно изменилась тут атмосфера с приходом коронавируса. Тяжелые темы, которые раньше никто и помыслить не мог обсудить с коллегами, сейчас проговариваются за кофе с булочкой. Здесь говорят о женах и мужьях, которых стараются оберегать или наоборот просят о помощи, которые принимают во всем участие или же остаются в стороне от рабочих будней медиков, оказавшихся сейчас словно в параллельной реальности. Хотя, может, как раз мир за пределами больницы ушел в другую реальность? Их задевает, что там, снаружи, многие и не подозревают, что пандемии еще далеко до завершения. Пообщался с сыном 15 лет спустя Очень заметно, что персонал сильно сближается с пациентами, за которым ухаживает. Многие больные рассказывают нам, как трудно общаться с близкими, оставшимися дома. Их тревога порой становится слишком требовательной и удушающей. «Неужели это я должен их утешать?» — задается вопросом один из тех, чьи прогнозы мрачны. Но бывает и так, что люди вновь начинают общаться. В одной палате лежит очень больной мужчина и слушает радио, которое ему включила медсестра. В субботу он рассказал нам, что 15 лет не общался с сыном, и это мучает его. В воскресенье они впервые за долгое время созвонились.