Как советская модель отвернулась от Кремля, бежала из страны и вышла замуж за банкира
Манекенщице Галине Миловской, в отличие от многих ее коллег, удалось добиться всего, о чем она мечтала с детства, хотя ее путь к успеху не был устлан розами. Миловская блистала на страницах отечественных и иностранных журналов и на телевидении, ею восхищались все мужчины страны. Но из-за неподобающих снимков в западных изданиях советская бюрократическая машина едва не выбросила юную модель на обочину жизни. О жертвах, на которые пришлось пойти одной из самых ярких манекенщиц ради признания и славы, — в материале «Ленты.ру» в рамках цикла о непростой судьбе советских моделей. Галина Миловская родилась после Великой Отечественной войны, и судьба оказалась к ней не слишком ласкова: еще подростком девочка лишилась отца. Овдовевшая мать одна воспитывала Галю и ее сестер. Тем не менее девочка хорошо училась и стремилась получить высшее образование. Как и многие ее ровесницы, Миловская мечтала стать актрисой. В отличие от многих ровесниц, молодой москвичке удалось сделать первый шаг к мечте — поступить в престижнейшую «Щуку», Театральное училище имени Щукина. Сложно сказать, что этому способствовало в большей степени: признание преподавателями таланта юной девушки или ее неординарная и привлекательная внешность. Высокая для своего времени (170 сантиметров) Галя была еще и очень худенькой: весила около 42 килограммов. Это были пропорции балерины. Большеглазая, с правильными чертами и пепельно-русыми волосами — эталон даже не «чисто русской», а общеевропейской красоты. Во время учебы Галина получала стипендию, но ее не хватало на жизнь и помощь семье. Поэтому в 1967 году Миловская стала искать работу. Как многие студентки театральных вузов, она решила устроиться манекенщицей, но не в престижный Дом моделей на Кузнецком Мосту, а в куда более прогрессивное и демократичное даже по советским меркам учреждение — Всесоюзный институт ассортимента изделий легкой промышленности и культуры одежды (сокращенно ВИАлегпром). Как выяснилось, на тот момент это был правильный выбор. В ВИАлегпроме было меньше ежедневной работы, оставалось время на учебу и личную жизнь. «В Доме сидели с утра до вечера, все время одевались, переодевались, меняли макияж — совсем другой ритм, чем в ВИАлегпроме, где делали одну коллекцию в год», — вспоминала Галина Миловская уже в наши дни в интервью одному из российских глянцевых журналов. Впрочем, в этой свободе и демократичности экспериментального дома моделей был и свой минус, по советским меркам — весьма существенный. ВИАлегпромовские манекенщицы не были, как тогда говорили, выездными. В отличие от своих коллег из Дома моделей на Кузнецком Мосту, они не ездили в заграничные командировки. А это был едва ли не единственный способ посетить капстраны, увидеть своими глазами мир западной моды и пополнить свой гардероб, чего, конечно, хотелось тогда почти любой молодой женщине. Внешность Галины вызывала интерес у западных модельеров и фотографов. По ее собственным словам, в 1968-1969 годах она не раз снималась в Союзе для иностранных журналов. Часто это были совместные съемки с тогдашней королевой советского подиума Региной Збарской, которая была не только востребованной, но и выездной. Перспектива провести всю карьеру (и молодость) исключительно на родине, зная о Париже, Лондоне, Нью-Йорке только то, что показывало подцензурное и пропагандистское советское телевидение, вряд ли радовала Галину. Но особого выбора у нее не было. В стране царил брежневский застой, для выезда за границу требовалось множество формальностей, согласований и «благословение» представителей известных органов с Лубянки. Даже в Доме моделей на Кузнецком Мосту вожделенной привилегией пользовались только избранные манекенщицы — меньше десятка девушек. За их околополитическими высказываниями, нравственностью, поведением в быту и моральным обликом пристально следили все те же органы. Стоила ли возможность съездить несколько раз на несколько дней за границу тотальной слежки и контроля? Многие считали, что стоила. Хотя даже из своей невысокой зарплаты (манекенщицы, или, как их называли в Советском Союзе, «демонстраторы одежды», зарабатывали значительно меньше квалифицированного рабочего) девушки могли потратить за границей лишь небольшую часть. Разрешалось вывозить строго ограниченную сумму в валюте. На деньги от работы моделью было невозможно купить приличную одежду или обувь: в магазинах ее нужно было «доставать» по знакомству, а спекулянты заламывали цены на финские сапоги или австрийские туфли в несколько раз больше их официальной стоимости. Тем не менее Галине нравилась ее работа. Бывшая модель вспоминает, что в ВИАЛегПроме работали настоящие модельеры-профессионалы, всеми возможными способами старавшиеся узнать, что происходит в западной моде, каковы актуальные тренды, что делают Ив Сен-Лоран, Пьер Карден, Пако Рабанн и другие тогдашние прогрессивные дизайнеры. «Художники, такие, как Ира Крутикова, там именно что творили. ВИАлегпром не выезжал за рубеж, но мы ездили с коллекцией по Союзу, показывали "направление моды" на различных важных совещаниях», — рассказывала Миловская все в том же интервью. Девушка со вкусом, какой была Галина, не могла не ценить возможности работать с творческими людьми. Она освоилась в кругах столичной богемы: среди ее приятелей и знакомых были, например, поэт Наум Олев, художники Анатолий Брусиловский и Виктор Щапов, жена Щапова Елена, тоже манекенщица (во втором браке — жена писателя Эдуарда Лимонова, героиня его скандального романа «Это я, Эдичка»). Частыми гостями в этой тусовке были и заезжие иностранцы: художники, галеристы, фотографы. Европейская внешность Миловской, ее эталонная фигура и манера держаться привлекали внимание западных фотографов, несмотря на то, что из СССР она не выезжала. Арно де Роне, популярный в те годы fashion-фотограф, работавший для Vogue, загорелся желанием снять Галину для этого журнала. В 1969 году после долгих согласований с неповоротливой советской бюрократией съемки разрешили. Но другое крыло бюрократической машины все испортило: таможня не пропустила контейнер с коллекцией одежды американских дизайнеров, в которой должна была сниматься Галина. Пришлось начинать все сначала. Во второй раз у де Роне все получилось. Об этой истории в советских богемных кругах ходили настоящие легенды. Для съемки манекенщице и фотографу-иностранцу выделили черную «Волгу» с водителем, персонального переводчика из Агентства печати «Новости» (не исключено, что в его обязанности входило и информировать «кого следует» о поведении модели), а также к ним прикомандировали милиционера — чтобы зеваки не мешали фотографу работать. Впрочем, съемки проходили в относительно безлюдных местах в то время, когда на улицах было мало прохожих. Через свои посольские связи Анри де Роне договорился о съемках в Кремле. Галина позировала в Оружейной палате со скипетром императрицы Екатерины II. Ей позволили сниматься и на Красной площади. Это был режимный объект, для которого тоже требовалось согласование. Молодые москвички (те, кто посмелее) в конце 1960-х уже носили брюки, а в советской глубинке за одно появление в «клешах» на улице девушка могла получить оскорбительный разнос от так называемых «дружинников», следивших за порядком. Фотосессия вышла в Vogue, и несколько снимков из нее перепечатало издание, выходившее в СССР. Среди них было и провокационное фото Миловской, сидящей на мостовой спиной к Кремлю. Когда его увидели в министерстве легкой промышленности, разразился неслыханный скандал. Галину вызвали «на ковер». «На встречу меня нарядили как школьницу-переростка: платье ниже колен, косички… Я сама себя в таком виде не узнала бы. Наша директор защищала меня изо всех сил — говорила, мол, Миловская маленькая, не понимает», — вспоминала экс-модель. Скандал кое-как уладили, но работать с иностранцами даже в Союзе Галине негласно запретили. Но дело, как говорится, было сделано: Миловскую заметили на Западе. Ее стали приглашать сниматься за границей. Особенно активно старалась легендарная «хантерка» Эйлин Форд, основательница не менее легендарного модельного агентства Ford Models. Если верить Галине, Эйлин присылала легпромовскому начальству письма за подписью самого тогдашнего президента Соединенных Штатов Ричарда Никсона. Мол, господин президент лично просит советские власти отпустить гражданку Миловскую на съемки. Ничего не помогало. Ситуацию сразу и кардинально изменил скандал — еще более шумный, нежели скандал с кремлевскими снимками, и уже необратимый. Итальянский фотограф Кайо Марио Гарруба, широко известный и популярный в конце 1960 — начале 1970-х годов, был частым гостем богемных московских кружков, в которых вращалась и Галина Миловская. Он предложил ей сняться в модном тогда «хипповском» стиле — с рисунками на лице и в провокационных одеяниях. Галя согласилась не раздумывая. По воспоминаниям модели, дело происходило на квартире у Брусиловского. Хозяин дома нарисовал на ее лице цветы, Виктор Щапов — кремлевскую башню, вместо звезды увенчанную петушком. Одежду модели заменяли несколько метров полупрозрачной ткани, в которую она замоталась, как в тогу. Если бы этот боди-арт-перформанс остался частным делом его участников или, в крайнем случае, Гарруба выставил бы снимки в какой-то западной галерее, все осталось бы по-прежнему. Но фотограф продал свои работы журналу L’Espresso, который поставил фотографию Миловской на обложку. И не просто так, а с подписью: «Печатаем эксклюзивно запрещенную поэму Александра Твардовского “На прахе Сталина”». «Анонс — прямо по моей груди. И мои снимки иллюстрируют текст о Твардовском и его поэму. Так снимки из акции художественной превратились в политическую», — вспоминала Галина. Миловская уволилась из ВИАлегпрома, списалась с Эйлин Форд и, получив после нескольких месяцев ожидания выездную визу, навсегда покинула СССР. Владелица Ford Models встретила свою протеже на Капри и, как не раз обещала, оказала ей материальную и организационную поддержку в новой жизни. Именно Эйлин Галина была обязана эксклюзивным контрактом с журналом Vogue и средствами для достойного существования на первых порах. А позже у бывшей советской манекенщицы появились новые друзья и близкие люди. Она познакомилась с состоятельным банкиром Жан-Полем Дессертином, вышла за него замуж, родила дочь и сменила, точнее сократила, имя. За границей ее называют просто Галя: Галя Миловская-Дессертин. Экс-манекенщица вернулась к артистической профессии: прошла курс в Сорбонне и стала кинодокументалисткой и продюсером. Сняла, в числе прочего, документальную ленту о своих друзьях, экс-советских художниках «Это безумие русских». Кто-кто, а Галя Миловская хорошо знает, что это за безумие.
