Виталий Вульф любил пародировать Максима Галкина, который пародировал его самого

23 мая известному театроведу, переводчику и телеведущему исполнилось бы 90 лет. Семнадцать лет Виталий Вульф рассказывал на телевидении о знаменитостях. А на вопрос, хотел бы он, чтобы такая передача вышла о нем самом, ответил: «Чтобы рассказывать о моей жизни, надо ее знать. А знает ее очень мало людей». Последний акт играл перед зеркалом «Жалею, пожалуй, только об одном — что у меня нет детей. Я был бы, наверное, сумасшедший отец, – признавался Вульф в одном из интервью Sobesednik.ru. – У моего друга есть внучка, и я неожиданно почувствовал нежность, когда возился с ней. Но жалеть о чем-то, гадать, что было бы, сложись обстоятельства иначе, сейчас как-то нелепо». – Виталий Яковлевич говорил о моей младшей дочке Нике, – рассказывает писатель, соавтор нескольких книг Вульфа Серафима Чеботарь, с отцом которой телеведущий дружил много лет. – Вульф очень ее любил. Фотографию Ники повесил на стене, среди акварелей Максимилиана Волошина, фотографий Фаины Раневской, Марии Бабановой, Олега Ефремова и других великих друзей. Моей дочери разрешалось в его квартире все: она могла взять любую книгу с полки, переключать телевизор, как ей вздумается, прыгать на кровати. Виталий Яковлевич, который вообще-то любил порядок, не возражал. Все время ругал меня, что я мало балую дочь. «Ребенка нужно баловать! Запомни это. Со мной в детстве так и поступали», – говорил он. И тут же признавался, что это ему мешало: родные — отец, мать, тетки – чрезмерной любовью не приспособили его к жизни. «Когда я родился, папа – известный бакинский адвокат Яков Сергеевич Вульф – поначалу не обращал на меня никакого внимания, – писал в книге «Серебряный шар. Преодоление себя» Виталий Яковлевич. – Он страстно любил мать, не хотел иметь детей (я появился на седьмой год их брака), и вскоре после моего рождения уехал в Германию в длительную командировку. Но когда мне исполнилось два года, и я начал что-то лепетать, папа обратил на меня внимание, отстранил всех и занимался мною всю оставшуюся жизнь. Баловал меня, позволял делать то, что хочу. Даже с работы отпрашивался, чтобы покормить единственного, обожаемого ребенка — маленьким, я ел только в его присутствии. Наверное, какая-то избалованность и эгоизм во мне сохранились от того давнего времени. Из-за папы в первый класс школы я пошел только в четвертой четверти. Отец был убежден, что в школу отдавать меня опасно, – там могут быть инфекции, сквозняки, а образование можно получить дома. У него были явно дореволюционные понятия, но мама настояла, и противиться ей он не мог. В городе все знали и любили папу. Когда в 1956 году его хоронили, у дома было столпотворение. Даже трамваи перестали ходить в этот час». Именно Яков Сергеевич впервые привел семилетнего сына в Русский театр драмы в Баку. И Виталий заболел сценой. По три раза в неделю бегал на спектакли и в Бакинскую оперу. Ходил в библиотеку и читал пьесы. Мечтал стать артистом. «В 10-м классе у меня появилась привычка разыгрывать что-нибудь перед зеркалом, – рассказывал Вульф. – В одной из сцен в финале главный герой должен был упасть. И я учился, как это надо правильно делать. Однажды упал — и в этот момент в квартиру вошел папа. Увидел меня на полу и истерически закричал своей сестре: «Маруся, что с ним?!» Тетя спокойно ответила: «Это последний акт». «Вульф всегда знал, что где стоит посмотреть» Окончив школу, Виталий Вульф решил поступить на театроведа в московский ГИТИС – об актерстве из-за дефектов речи он уже не мечтал. Но отец был против: «Для начала получи юридическое образование, оно потом тебе поможет. А затем делай что хочешь». И повез сына в Москву – поступать на юридический факультет МГУ. А когда того взяли, отец снял для него квартиру. – Учился Виталий добросовестно, но мы все понимали, что юриспруденция ему неинтересна, – делится с Sobesednik.ru однокурсник Вульфа профессор Юрий Орловский. – Он любил театр и все, что с ним связано. Этот интерес нас с ним и объединил. Мы ночами стояли в очередях в театральные кассы, чтобы утром купить дешевые билеты на популярные постановки. Вульф всегда знал, что где стоит посмотреть. А какая у него была феноменальная память! В 1965 году мы поехали вместе отдыхать в Кисловодск. Много гуляли там, разговаривали. Я больше молчал, а Виталий рассказывал – о Пушкине, о Чехове, о разных артистах. Казалось, знал все и обо всех. Хотя в то время у него еще не было знакомых в мире искусства. Но Виталий много читал, у его отца в Баку была огромная библиотека редких книг. Однажды вечером сказал мне: «Приходи завтра в местный лекторий. Я договорился – буду читать там лекцию о Пушкине». Я возразил: «Ты что! В такую жару кто же придет?!» Но зал был полон. В нашей студенческой компании Виталий держался как бы особняком. Мы собирались, танцевали, ухаживали за девушками. А он в сторонке находил собеседника, начинал с ним разговаривать о театре, литературе. Постепенно рядом усаживались и мы, и девушки... После учебы Вульф не смог устроиться на работу в Москве. Всю жизнь он хранил справку: «Выдана Виталию Вульфу в том, что он вступительные экзамены сдал на «отлично». Администрация не считает возможным зачислить его в аспирантуру». Дело было в набиравшем обороты антисемитизме. Вульф вернулся в Баку. Там четыре года сидел без работы. Потом, после смерти отца устроился на работу в бакинскую адвокатуру. «От природы у меня был единственный дар — устная речь, – вспоминал Виталий Яковлевич. – Я имел огромную практику, ко мне стояли очереди. Я принимал дома, в папином кабинете. Стал зарабатывать очень много денег. И это вызывало в адвокатуре удивление: молодой парень, Буратино такой, и вдруг популярен!» «Ефремов поддерживал меня. Ему нравились мои оценки» В 1962 году на гастроли в Баку приехал театр «Современник». Тогда-то Вульф и познакомился с артистами театра и его руководителем Олегом Ефремовым, с которым подружился на всю жизнь. «Именно Олег подтолкнул меня к переводу пьес, – рассказывал в передаче «Линия жизни» Виталий Яковлевич. – Когда я в начале 1960-х вернулся в Москву, было довольно тяжело: у меня не было постоянной работы, прописки, собственного жилья — только съемный угол. Ефремов поддерживал меня. Ему нравилось, что я говорил, нравились мои оценки. Я очень много читал, все запоминал. Галя Волчек смеялась надо мной: «Когда-нибудь у тебя разболятся глаза от такого количества прочитанного». Передо мной встал вопрос – чем же мне заниматься. Олег сказал: «Слушай, ты знаешь английский язык. Переводи пьесы. Может, кто-нибудь и возьмет». И я начал переводить». Первой была «Сладкоголосая птица юности» Теннесси Уильямса. Пьеса давно нравилась Вульфу, но в нашей стране ее мало кто знал. Он предлагал ее московским театрам, но никто не брал. В тот момент у Ефремова сложились напряженные отношения с актрисой Ангелиной Степановой. Однажды Олег Николаевич сказал другу: «Где эта твоя «Сладкоголосая птица»? Может быть, она понравится Степановой? Я уже не знаю, что ей предложить». Пьеса так понравилась актрисе, что она подружилась с Вульфом. С ее легкой руки он получил известность, как переводчик англо-американских пьес. Бывшая жена живет в Калифорнии Продолжая переводить, Вульф устроился в Институт международного рабочего движения Академии наук СССР на должность научного сотрудника. Постепенно скопил денег на маленькую квартиру в Москве — однокомнатную на первом этаже кооперативного дома в Волковом переулке. Наконец-то он перевез из Баку маму, по которой очень скучал. Она провела в Москве семь лет, а ушла из жизни внезапно, хотя ни на что не жаловалась. «Я в это время находился в филиале МХАТа на премьере пьесы Зорина «Медная бабушка», в которой Пушкина играл Ефремов. За мной приехали в антракте, сказали, что маме нехорошо. Я и не понял, что случилась беда… Похоронил ее 31 декабря и с того дня никогда шумно не встречаю Новый год. В страшную для меня ночь с 29-го на 30-е, когда мама мертвая лежала на широкой тахте, прикрытая тканью, я был в невменяемом состоянии. Народу набилось много, но я потребовал, чтобы все ушли. А когда я остался один, вдруг в кухне раздался шум. Явно кто-то пытался открыть окно. Это оказался Олег Ефремов. Он решил в эту ночь не оставлять меня. Мы дремали до утра на узеньком диванчике, неутешные слезы мои он вытирал рукой, обращаясь со мной как с младенцем, и помог мне прожить первую ночь после несчастья». Оставшись один, Виталий Вульф женился. Брак был коротким. Вульф не любил вспоминать об этом: «Моя бывшая жена сейчас живет где-то в Калифорнии. Она архитектор. Больше на эту тему говорить я не хочу». На него обижались за правду Корифеи театра доверяли Виталию Яковлевичу, советовались с ним. Иногда он помогал друзьям и по юридическим вопросам. Например, как адвокат он представлял интересы Анастасии Вертинской на бракоразводном процессе с Никитой Михалковым в 1969 году. Вульф хранил свидетельство об их разводе, Вертинская почему-то не стала забирать документ. В 1990 году Вульфу предложили сделать передачу об актрисе Марии Бабановой для ОРТ. Через четыре года руководитель телекомпании ВИД Владислав Листьев пригласил его работать на постоянной основе. «Влад вызвал меня в Останкино, – вспоминал Вульф. – В маленькой комнате сидели две секретарши и он сам. Влад все время разговаривал по телефону. И тут обратился ко мне: «Название! Нужно название передачи!» Я схватил маленький шарик, в который втыкали ручку, и сказал: «Влад, был когда-то Серебряный век. Чем мы хуже? Мы сделаем «Серебряный шар». Он спросил: «А что это означает?» – «Ничего». – Для Виталия Яковлевича главное было – полюбить героя и пожалеть его, - рассказывает редактор программы «Мой серебряный шар» Наталья Фелинская. – Он находил удивительно точные эпитеты и никогда не повторялся. У зрителя создавалось впечатление, что Вульф знаком с каждым человеком, о котором рассказывает. Однажды моя домработница воскликнула: «Подумать только, он знал даже Зинаиду Райх!» Хотя, конечно, это не так. Но ему важно было поймать характер, уловить сущность. Он встречался с родственниками героя или с ним самим, если артист жив и здравствует. Долго сидел в библиотеке – читал, что-то выписывал, обдумывал. А потом выходил к камере, садился и рассказывал. Без суфлеров, без шпаргалок. Все – одним дублем. Мы крайне редко просили его переговорить какую-то фразу. Запись могла длиться до двух часов. Дух захватывало, когда в программе, посвященной Валентине Серовой он проникновенно читал стихи Симонова: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди». Каждая строка звучала в его исполнении как-то по-особенному. Помню, мы готовили передачу об актрисе МХАТа Алле Тарасовой. Я нашла аудиозаписи с репетиций и ее разговоры за кулисами театра. Он был так рад! Слушал сосредоточенно, как бы вживался в ее голос. Иногда на него обижались. Об одной прекрасной актрисе, судьба которой не сложилась, Вульф сказал: «Ей пришлось из-за нищеты стоять у церкви с протянутой рукой». Я усомнилась: «Может, не нужно об этом?» «Нет, – ответил Виталий Яковлевич, – я за правду. Пусть будет». И программа вышла. Нам потом звонила обиженная родственница актрисы. Но Виталий Яковлевич отнесся к этому спокойно. – Думаю, успех передач Вульфа был даже не в его энциклопедических знаниях, а в той любви и нежности, с которой он относился к каждому герою, – признается одна из героинь программы «Серебряный шар» актриса Ирина Печерникова. – В 2006 году Виталий Яковлевич позвонил и сказал, что хочет сделать обо мне передачу. «Приглашаю в гости попить чайку и уточнить кое-какие даты из вашей жизни», – сказал он. Я приехала в три часа дня, а уехала около одиннадцати вечера. За беседой не заметила, как пролетело более семи часов! Вошла в его квартиру и начала рассматривать фотографии на стенах. Все с автографами. Так интересно! Он долго не мог усадить меня пить чай, я все спрашивала, интересовалась: «Это откуда? А это кто?» И про каждую фотографию, про каждую книгу на полках у него была отдельная история. Когда начали разговор обо мне, Виталий Яковлевич рассказал, как смотрел в театре имени Маяковского спектакль «Два товарища» по Войновичу, в котором я играла. Я была приятно удивлена: думала, никто и не помнит о той постановке! Вульф смешно изображал меня в том спектакле, а потом... взялся меня ругать: «Почему вы зарываете талант? Почему не играете сейчас? Это преступление, вы не имеете права!» Он по-детски топал ногами, кричал. Затем сказал, что у него есть пьеса Эдварда Олби, в которой я могла бы сыграть. Полез в шкаф. И вытащил такое количество книг, прежде чем нашел то, что искал! Принялся звонить в театр имени Маяковского, чтобы предложить им эту пьесу… Так он ратовал за всех. Когда передача вышла в эфир, мне звонили знакомые, говорили комплименты. Пиджаки раздавал друзьям На телевидении Виталий Вульф часто рассказывал об одиночестве артистов. Он и сам до конца жизни был один. – Однако Вульф не казался одиноким, – рассказывает его соавтор Серафима Чеботарь. – Он часто ходил в гости и сам их охотно принимал. Много путешествовал. На его машине мы объездили Псков, Новгород, Ленинград, Минск, Прибалтику… Виталий Яковлевич мог часами разговаривать по телефону. Так что, мне кажется, общения ему хватало. Сам же Вульф признавался: «Я люблю быть один. У меня случались периоды ужасного одиночества после смерти мамы, но я переламывал их. Не позволял себе погружаться в депрессию. Как только чувствовал ее приближение, брал книжку – и забывал о грустном. Так и научился избавляться от негативных эмоций. Есть еще один универсальный способ — работа. Но только та, которая доставляет радость». – У Виталия Яковлевича было прекрасное чувство юмора, – говорит Серафима Чеботарь. – Он смеялся, когда его пародировали. Любил сам изображать Максима Галкина, когда тот пародирует Вульфа. Это было ужасно смешно! Виталию Яковлевичу была приятна популярность, которая пришла достаточно поздно. Помню, мы отдыхали в Греции. Русские туристы не отходили от Виталия Яковлевича! Но он не раздражался, когда приходилось давать автографы. А еще он был очень щедрым человеком. Часто раздавал собственные вещи. Пиджаки из его гардероба быстро расходились по друзьям. «Я тряпье обожаю, – признавался Виталий Яковлевич в интервью. – Но покупаю его только за границей. Мне говорят, что в Москве существует множество преотличных бутиков, где есть хорошая обувь, хорошие пиджаки. Но я не могу себя заставить туда пойти. Вот в Париже другое дело. Там меня из магазинов не вытащить». Он никогда не беспокоился о деньгах. Вульф рассказывал, что его мама страшно волновалась: «Виталик совсем не умеет считать!» Но для него самого было бесспорно: «Деньги не могут и не должны быть целью жизни. Что может сравниться со счастьем измерить истинную меру своих сил! Стать рабом комфорта, рекламы, общепринятых мнений? Жизнь зависит от выдержки и внутренней силы. Накопить это деньги не помогают. Увы, социальные отношения в России делают многих жертвой предательства, игры корыстных интересов и страха. Человеку свойственно нечто более высокое, нежели личное благополучие – то, что когда-то называли идеалом. Отсутствие идеалов – беда». «На юбилее он попрощался с нами» – Когда Виталий Яковлевич заболел, мы думали, что он закроет программу, – говорит Наталья Фелинская. – Но Вульф продолжал работать. Приезжал после химиотерапии и садился в кадр. 14 февраля мы звонили ему в больницу. Вульф был полон планов. На больничной койке обдумывал программу о взаимоотношениях Анны Ахматовой и Марины Цветаевой. Сказал: вот выйду из больницы, и приступим! Жаль, что не получилось… Он любил обеих поэтесс. Но Цветаеву открыл для себя позже и ценил больше. – Состояние Вульфа ухудшалось с каждым днем, – вспоминает Серафима Чеботарь. – В последний раз я видела его 23 февраля. Он уже не мог говорить: лежал, смотрел на меня и чуть шевелил губами. Ему долго удавалось скрыть болезнь от посторонних – не хотел, чтобы его жалели. Обо всем знали только самые близкие друзья… Он всегда с недоумением воспринимал годы и юбилеев не любил. Помню, смеялся: «60 – мне? Не может быть! Лучше пусть об этом все забудут. А я уеду в Париж и встречу эту дату, гуляя по улицам...» Однако в мае 2010 года на пару дней выписался из Боткинской больницы, чтобы отпраздновать 80-летие в театре имени Маяковского. Ни одной слезинкой, ни одним печальным словом не выдал собственных мыслей. В конце вечера стоял на сцене, смотрел на аплодирующих зрителей, актеров, и я понимала: прощался. «Я реально смотрю на вещи, – говорил Виталий Яковлевич. – Переворачиваю последнюю главу жизни. Кто знает, сколько еще мне отмеряно... А жизнь почему-то оказалась трудной. Я был человеком очень доверчивым, наивным, легкомысленным и довольно поздно понял, что нужно держать спину и внутреннюю жизнь определить так, чтобы быть хозяином собственной судьбы». Виталий Вульф: в центре серебряного шара