Бернар Вербер о коронавирусе, перенаселении планеты и воспитании человечества

Уже первый роман, «Муравьи», принёс философу и фантасту Бернару Верберу широкую известность. Сегодня книги писателя переведены на 30 языков. В произведениях Вербера можно найти массу как никогда актуальных в условиях пандемии фантастических гипотез о прошлом, настоящем и будущем. В программе RT «SophieCo. Визионеры» он рассказал, на какие выводы человечество должен натолкнуть коронавирус, порассуждал на тему демографической ситуации на планете, а также объяснил смысл своего нового рассказа «Хомо конфинус», по сюжету которого люди переселились под землю. — Свой свежий рассказ, написанный под впечатлением от карантина, вы начинаете словами: «Мы думали, что всё продлится три недели, а затянулось на три года». Как-то не особо оптимистично... — В рассказе я хочу сказать, что всё может быть сложнее, чем нам кажется. На мой взгляд, на данный момент никто на самом деле не понимает, что происходит. Политики могут выступать с убедительными заявлениями, но мы не слышим, чтобы многие учёные говорили: «Мы понимаем, что такое в действительности COVID‑19». Вот отсюда и мои слова: «Мы думали, что всё продлится три недели, а затянулось на три года». Но замечательно, что люди всегда эволюционируют, чтобы стать лучше и адаптироваться к новым трудностям. Если всё пойдёт по пессимистическому сценарию, то мы, надеюсь, уже сейчас изменим свой образ жизни, чтобы всегда иметь возможность оставаться дома. И, может быть, сформируем новый город, в котором каждый будет изолирован. Это некомфортно, но, возможно, именно такими будет новый образ жизни. Поэтому мой рассказ называется «Хомо конфинус». То есть произошёл виток эволюции, и мы стали другими — из-за новых трудностей. — Вы называете это эволюцией. Другие назовут адаптацией. В вашем рассказе «Хомо конфинус» люди великолепно приспосабливаются к жизни под землёй. Я пытаюсь себе такое представить, и для меня это — как быть заживо погребённой. Вы действительно считаете, что люди могут привыкнуть ко всему? — В прошлом наши предки сталкивались со множеством трудностей, которых у нас сейчас нет. Вспомним Вторую мировую войну, вспомним чуму, вспомним голод, когда людям нечего было есть. Им приходилось труднее, чем нам в данный момент. Мы просто должны оставаться дома, но можем пользоваться компьютерами, телефонами, у нас есть кино, еда. То есть это кризис весьма комфортный. И, думаю, мы найдём из него выход. Сумеем измениться. Возможно, превратимся в «хомо конфинус», а возможно — в лучшее существо в природе планеты Земля. — Описывая мир, из-за вируса спустившийся под землю, вы подразумеваете некий выход из невыносимой ситуации. Если приложить это к происходящему сейчас, выходит, что нам нужно прожить три года в очень жёсткой изоляции. Вы действительно полагаете, что надежды на продолжение привычного нам формата жизни, какой был до вируса, нет? — Надежда, что мы сумеем восстановить прежний образ жизни, есть. Но что-то изменилось. Мир прежним уже не будет. Воздух в Париже, где я нахожусь, стал чище. Всё стало чище, мы даже увидели здесь новых животных. Я вижу таких птиц, каких раньше никогда не встречал. Природа словно берёт реванш. Думаю, в долгосрочной перспективе она своё и правда возьмёт, потому что нашего присутствия на Земле слишком много. Остановить демографический рост мы не в состоянии. Через несколько лет нас будет десять миллиардов. Поддерживать столько людей планете и природе очень тяжело. Нам надо сказать: «Так… Пауза. Стоп. Задумаемся о происходящем». Мы не можем постоянно наращивать численность населения, экономику и всё больше разрушать природу. Нужно сделать паузу, подумать, как нам оставить своим детям планету в лучшем состоянии. Я считаю, что очень многое тратится впустую. Мы строим общество увеличения доходов и потребления, но деньги — не ключ к счастью. Я считаю, что счастье в том, чтобы найти новое единение с природой, уважение к планете... Найти новую гармонию между человечеством и остальной жизнью на Земле. — В ситуации, которую мы переживаем сейчас, какая из двух характеристик человека возобладает: адаптивность или социальность? Я чувствую, что многие адаптируются, но при этом возникают серьёзные психологические проблемы, потому что люди не могут жить в одиночестве и в изоляции от общества. — Моя первая книга была о муравьях. Мы могли бы у них кое-чему научиться... Муравьи используют старый, испытанный подход. Они живут на нашей планете уже примерно 120 миллионов лет, а люди — только три миллиона. Так что цивилизация муравьёв очень древняя. Так вот, их метод заключается в создании города-пирамиды. Все живут там, внутри, и лишь небольшая группа выходит наружу, чтобы добывать пищу или, скажем, попытаться построить новый город. Но 80% муравьёв не покидают пределов своего города. Мы много путешествуем на самолётах и кораблях и загрязняем природу, просто чтобы где-то провести отпуск, найти тихий уголок для отдыха. Но потребности в столь частых путешествиях нет. Мы можем жить семейной жизнью, небольшой группой. Но нет необходимости сотням, тысячам людей собираться вместе, чтобы послушать одного человека, будь то музыкант или политик. Нет нужды собираться такой толпой. Надо найти способ вернуться к семейному или, возможно, племенному устройству жизни. — Вы представили довольно оптимистичное видение мира после пандемии. Вы ожидаете, что люди станут мыслить иначе, как-то эволюционируют. Почему вы считаете, что по итогам этой изоляции установится парадигма, которая непременно будет лучше прежней? — Потому что у нас нет выбора. Иначе никак. Мы сможем двигаться дальше, только если изменим свой образ мыслей, привычки и характер взаимодействия с природой. Выбора у нас нет. Вот почему так интересно то, что происходит сейчас. В этом нет демократии: у людей не спрашивают, чего они хотят. Так вот, каждый сейчас должен начать мыслить по-другому — потому что выбора как такового нет: либо это, либо смерть, которая придёт через несколько недель или месяцев. Только так можно достучаться до восьми миллиардов человек на планете: «Выбора нет: делайте так, иначе умрёте». — Быстро ли забудется эта пандемия? Вспышки, например, испанки или холеры были намного страшнее COVID-19, но после них мы продолжили жить, как раньше, без каких-либо существенных перемен. Вы надеетесь, что люди станут сознательнее относиться к планете, климату, потреблению… Но способны ли мы на это? — Нужно время. Человечество — как ребёнок. Ребёнка, который в чём-то провинился, отправляют в угол, (говоря. — RT) «Встань в угол и подумай о своём поведении...» Нам это всем знакомо. Потом «отстоявшему» срок наказания ребёнку говорят: «Ты всё понял? Больше так не делай, а то снова отправишься угол». Но первого раза, как правило, недостаточно. Должны произойти новые «эпизоды». И только потом провинившееся дитя перестанет делать то, чего ему делать не следовало. Так «воспитываются» все живущие на Земле виды. Мы — представители слишком эгоистичного и расточительного вида. Нам преподаются уроки, вот только одного лишь первого урока недостаточно: будет ещё второй, а за ним третий… И так до тех пор, пока мы не найдём гармоничного подхода к жизни друг с другом и сосуществованию с другими видами, растениями, животными. Здесь, конечно, есть и другой вопрос, а именно — демографическая проблема. Чтобы человечество перешло на новый этап, мы должны рожать детей только в том случае, если можем дать им любовь, образование и пропитание. В прошлом люди много рожали из-за высокого уровня детской смертности. Но сейчас он гораздо ниже, поэтому нам следует заводить детей только при условии, что они будут любимы и смогут нормально питаться, получить образование, найти работу. — В XXI веке мы стали считать, что относимся к виду «человек всемогущий», что мы чуть ли не боги. Однако сейчас мы нервничаем, трясёмся от страха, хотим куда-нибудь забиться. Наше поколение после этого кризиса и дальше будет считать себя всесильным? — Я думаю, что нашему поколению очень повезло. Ведь мы видели первые шаги человека на Луне, видели сексуальное раскрепощение, видели культурную революцию. Но философская революция — это уже для наших детей. Для нас — слишком поздно. Полную версию интервью смотрите на сайте RTД.