«Ужас запредельный»: как ипохондрики живут на карантине
На самоизоляции даже людям со стабильной психикой временами начинает казаться, что они сходят с ума. Каково же сейчас тем, кто и до прихода коронавируса сидел на успокоительных и вызывал скорую после первого же чиха? МОСЛЕНТА узнала у ипохондриков, через что они проходят, оказавшись на карантине, и выяснила у психолога, как бороться с тревожностью в условиях пандемии. «В начале апреля меня переклинило уже конкретно» Геннадий Хрусталев, 32 года, SMM-специалист На своем примере я понимаю, насколько же некоторым людям сейчас хреново. И все время на самоизоляции задаюсь вопросом, почему никто не обратил внимание на таких, как мы? Я много прессы читаю, но ни одной статьи об этом не видел. Все эти месяцы на самоизоляции ужас я испытываю запредельный. Он меня преследует, и я бы не сказал, что были какие-то моменты просветления. Иногда чуть полегче, и не более того. Постоянно дрожь, постоянно — ватные ноги. Нахожусь в состоянии беспомощности. Я потерял работу — не могу заставить себя что-либо делать. Пару раз написал текстики и один день за ноутбуком подежурил — чуть-чуть поменеджерил за приятеля. При этом было адски сложно собраться, у меня даже с речью возникают проблемы. Не мог ничего сформулировать. Накатило на меня это все в два этапа. В начале марта супруга у меня была за рубежом, в ЮАР. Приехала 15 марта, а через четыре дня у нее поднялась температура, начался кашель. Вызвали врача, у нас взяли анализ на коронавирус. Результаты так и не сообщили: по умолчанию — здоровы, так мы поняли. Нас тогда посадили под расписку на двухнедельный карантин. Я закупился продуктами, отстояв эти ажиотажные очереди, и 14 дней мы просидели дома безвылазно. Жена промучилась с температурой дня четыре и поправилась, мы все это списали на акклиматизацию. Насчет коронавируса она быстро успокоилась, а я, наоборот, стал изо дня в день читать о нем все больше. Старался в первую очередь обращаться к англоязычным первоисточникам. Помню поворотный момент: на «медузе» или на «коммерсанте» вышел материал о том, как работают врачи в Италии, — там как раз был самый пик эпидемии. Как эту статью прочитал, меня буквально обездвижило. На несколько дней опрокинуло в такую черную панику… Дал жене прочитать, она разрыдалась. Но у нее это тут же прошло: побоялась, и ладно. А меня вот в начале апреля переклинило уже конкретно. Супруга не так ко всему относится, но из-за моей настойчивости мы соблюдаем все меры предосторожности. Даже курить на площадку я выхожу в перчатках, у меня санитайзер. Руки я теперь мою по 400 раз на дню. Постоянно полощу горло всякой херней — хоть умом и понимаю, что это бесполезное действие, но ничего не могу с собой поделать. Мне легче, если я обмазался мылом, весь обполоскался, промыл нос — вот тогда я спокоен. Бывает, когда покуришь — кашлянешь. Я всегда после этого сверяюсь со всеми симптомами, захожу на сайт ВОЗ и читаю все, что там появилось. В лучшем случае через день у меня такие приступы происходят, а то и чаще. Температуру постоянно меряю, и хоть ни разу за это время не разболелся, обездвижен я полностью. Мы с женой никуда не выезжали за это время. Ни с кем, кроме продавцов магазина и аптеки, не контактировали. От дома дальше, чем на 100 метров, не отходили. Фото: Михаил Метцель / ТАСС Все это время супруга немножко поплакивает, что давай куда-нибудь съездим за город: снимем дом или поедем к родственникам — у нее они в Волгограде, а у меня — в Ярославской области. И там, и там — относительно низкий процент зараженных. Но я против такого переезда. Пытаюсь ей объяснить, на бумаге посчитать возможность при этом заразиться. И все мне кажется, что наиболее безопасные маршруты — это те, которые у нас есть: до магазина и вокруг дома прогуляться с собакой. Создав себе такой «купол», я по крайней мере себе доказал, что безопаснее всего находиться здесь. А сегодня поедем к друзьям в дом, и останемся там с ночевкой. Это в первый раз за весь карантин, потому что я вижу, что супруге уже совсем невмоготу. Так что я сегодня на успокоительных. И это при том, что я и так пью противотревожные препараты, чтобы хоть как-то мозг заставить работать. С утра расстройство желудка от волнения, я боюсь ехать, боюсь встречаться хоть с кем-то, сидеть без масок. Мало ли, кто-то еще приедет — мне очень стремно. У меня аптечка полная с собой… У меня есть слабые места в организме, которые я систематически проверяю: желудочно-кишечный тракт, сосуды. Похоже, это какая-то форма канцерофобии: я все время боюсь, что у меня рак, именно его боюсь. У отчима он есть, и страшно наблюдать, как в течение, пожалуй, лет двадцати, ему отрезают метастазы. Долго он живет вопреки прогнозам, и на этом фоне у меня есть страхи о собственном здоровье. Раз в полгода проверяюсь, ничего никогда не находят. У меня есть отдельная папка, в которой результаты всех этих исследований хранятся на случай, если когда-нибудь что-нибудь обнаружат. Причем я не доверяю нашей официальной медицине. Хожу по врачам регулярно: где-нибудь кольнет, и я уже бегу. В том числе я проверялся в кредит и был должен банкам. Потому что считаю, что лучше на какое-то время избавиться от страха, пускай даже в данный момент мне это и не по карману. «Легла под одеяло, накрылась с головой. Не ела несколько дней и постоянно плакала» Наталья Гулина, 23 года, преподавательница вокала Накрыло меня не сразу. Сначала я, как и все, отнеслась к эпидемии скептически: вот еще пара дней или неделька, и все это закончится. У меня на руках был билет в другую страну, где я должна была выступать. И тут, когда все начали потихоньку закрываться, по домам разбегаться, мне прислали сообщение о том, что концерта не будет. И тут я начала впадать в депрессивные состояния. В какой-то момент я поняла, что невыносимо уже сидеть в четырех стенах в Москве, и решила поехать к маме в Тулу. Потому что она в зоне риска и надо ей помогать. Когда я туда приехала, началось все самое интересное. Мы договорились, что из дома выхожу только я. Но тут в какой-то день она не выдержала, сходила в банк. И хоть она была в полной экипировке: перчатки, маска — все, как положено, мы очень сильно поругались, потому что я сказала ей: «Мам, ну мы же договорились! Я запрещаю тебе выходить на улицу! Все, сиди дома». Когда она снова собралась выйти на улицу, мы опять очень сильно ругались, и я настояла на том, что выхожу я, и только я. Каждый раз на улице я практически не дышала, хотя и надевала маску. Брала с собой кучу влажных салфеток и протирала каждую ручку, за которую бралась, и руки после каждой ручки и каждой кнопки светофора, на которую нажимала. После походов в магазин я делала специальную смесь и опрыскивала ей все купленное. Доставала продукты из пакетов, мыла в раковине, обрабатывала хлоргексидином, спиртом, обрабатывала потом все поверхности... Закрывала в соседней комнате кота, чтобы, не дай бог, он не подошел к пакету и не потерся. Ведь пакет — не продезинфицированный, с улицы. Но это было только начало. Потом пошла вторая серия, еще напряженнее. Фото: Сергей Бобылев / ТАСС Я закупила еды на две недели. Мы сняли с карты все деньги, чтобы больше не ходить в банк. И вот, я сижу дома, а мне постоянно кто-то пишет и сообщает новости из достовернейших источников. Потому что наш дядя работает там-то, а его двоюродная сестра или внучатая бабушка — в Центробанке. И вот она сообщила последнюю актуальнейшую информацию. Такая информация из супернадежных источников приходила пачками. Мы все это читали, смотрели телевизор, и после каждого просмотра нам становилось очень плохо. Но я держалась и не плакала. Тем временем у меня исчезли все мысли, кроме всплывающих воспоминаний о том, сколько сегодня заболевших. При этом я работала — вела онлайн-уроки по вокалу, но делала это, похоже, на полном автомате. И в какой-то момент очередное сообщение из достоверных источников меня добило. В нем говорилось о том, что ждет нас в ближайшие пять лет. Что всех чипируют, у нас не будет возможности выращивать собственные овощи и фрукты, из интернета удалят всю информацию о целебных травах и будут внедрять медицину нового поколения. Что уже сделаны танки, которые излучают микроволны, и они всех нас пожгут, если мы снова выйдем на улицу. А с вживленным чипом уже не будет возможности думать своей головой. После этого меня накрыло настолько, что стало плохо до тошноты. Я легла под одеяло, накрылась с головой, не ела несколько дней, постоянно плакала и говорила: «Мама, все, прежней жизни никогда больше не будет! И наша мечта продавать оптом овощи, которые мы вырастим на даче, никогда не сбудется! На это будет запрет!» После той истерики я приходила в себя дней пять. А потом подумала: даже если все будет так, можно будет создавать общины и уходить жить в лес. После этой мысли мне стало гораздо легче. Я предложила маме срочно собраться и, пока не ввели цифровые пропуска, смотаться на дачу, где свежий воздух и поют птички. Где можно будет, наконец-то, забыть про маски, выходить на улицу и ходить по земле! Мы собрались и поехали. И только здесь, со второй недели, я сново начала самостоятельно мыслить. Первое время, правда, боялась контактировать с соседями, и мы разговаривали на расстоянии метра или двух. Но потом мы даже как-то обнялись с соседкой, и это было очень необычно, потому что я уже очень давно ни с кем не обнималась. Даже с мамой, потому что, — а вдруг я — носитель. Она же в зоне риска. А сейчас все нормализовалось. Вот я только что вернулась из магазина — ходила туда без маски. Трогаю руками лицо и снова ничего не боюсь. «И ты тревожный, и все вокруг такие же» Светлана Ивлева, 26 лет, редактор Ипохондрикам, гермофобам с боязнью микробов и мизофобам, которые боятся заразиться, на самоизоляции, конечно, трудно. У них одна пугающая идея, и она сейчас реализуется. Даже сложно представить, насколько тяжело им сейчас приходится. А у остальных людей с тревожным расстройством личности — либо другие, специфические пугающие идеи, либо, как у меня, тревога генерализована. Она не направлена на конкретный объект, а всегда находится в состоянии боевой готовности. Мы всегда живем в состоянии саспенса: постоянно чувствуем, что где-то за спиной беда, но как только оборачиваемся, ее там нет. Тогда мы начинаем поворачиваться по кругу и искать ее. Фото: Егор Алеев / ТАСС Так что, хоть это очень неочевидно, но когда пришла пандемия, многим «тревожникам» стало гораздо легче. Ведь самая страшная угроза для нас — воображаемая, а сейчас главная беда, главная опасность известна. Все понятно, ясен алгоритм действий на случай, если столкнешься с ней. Просто выдыхаешь с облегчением, потому что наконец-то твоя тревога легализована. И наконец-то чувствуешь себя более-менее нормальным человеком. Будем откровенны, стигма в обществе есть, и в обычной жизни часто приходится что-то изображать, что-то скрывать, находить способы уворачиваться. А теперь: «Ребята, я с вами!» — и ты тревожный, и все вокруг такие же. В таком окружении легко и приятно раствориться. У меня так совпало, что в феврале началось серьезное обострение, в начале марта я только села на очередной курс медикаментов, а это поначалу всегда очень-очень трудно. Поэтому, когда началась самоизоляция, я так обрадовалась! Это было замечательно: наконец-то не тратить умственный ресурс на то, чтобы скрывать свои странности. Я сижу дома, с человеком, который меня принимает, знает особенности моего диагноза и уже научился с ними жить. И мне наконец-то очень хорошо. Конечно, определенный дискомфорт все равно есть. Мне стало тяжелее от отсутствия полноценного контакта с людьми. Потому что «тревожникам» важно получать максимум информации об окружающем мире. Когда разговариваешь с человеком лицом к лицу, ты считываешь весь комплекс невербальных сигналов. А без этого стало тяжеловато, особенно с коллегами: есть ощущение, что недополучаешь информацию. И тревожное расстройство говорит: «Может, тут ты упускаешь самое важное, что только надо знать». Но с этим я более-менее научилась жить. А в целом, и рабочий, и многие другие процессы стали даваться мне гораздо легче. Есть время спокойно потревожиться и справиться с этим. Чего не было в обычной жизни, в которой ты постоянно на виду и вынужден думать о том, чтобы вести себя адекватно, чтобы никто не заметил, когда у тебя начинается очередной приступ тревоги. А сейчас он спокойно проходит: дом, я могу побегать кругами, поделать какие-то странные вещи, которые меня успокаивают. Совершить свои маленькие ритуалы — перебрать салфетки или еще что-то такое. Постепенно все становится хорошо, и я могу снова приступать к делам или работе. Еще пандемия принесла с собой общую неадекватность людей, что чуть размывает картину, и от этого на улице, в городе появляется неприятное ощущение. Потому что для «тревожников» важны строгие координаты, внутри которых мы привыкли действовать. Нам важна предсказуемость, ее отсутствие напрягает. А сейчас неуверенность, нестабильность чувствуешь кожей. Это не когнитивный процесс, а ощущение, как будто холодок какой-то. Но и с ним я справляюсь. С моим психотерапевтом мы теперь проводим онлайн-сессии. Поначалу непросто было организовать это в однокомнатной квартире, когда с тобой живет другой человек. Но мы смогли прийти к компромиссу: мой домочадец уходит на кухню, надевает там наушники, а у меня в комнате проходит полноценный сеанс. С лекарствами, а в моем случае это психотропы, временами тяжеловато, потому что за рецептом приходится ездить, когда он заканчивается. Не все аптеки, к сожалению, продают медикаменты по фотографии рецепта. И, честно говоря, это большая отдельная тема — как сотрудники аптек ведут себя с людьми, которые покупают психотропы. Это караул! Через раз — такой цирк. Расстройство пищевого поведения и дисморфия (крайняя степень озабоченности своей внешностью — МОСЛЕНТА) — это мои сопутствующие, параллельные диагнозы. С ними в изоляции тоже стало жить легче, потому что я могу себя контролировать: прерваться, пойти спортом позаниматься. В общем, что-то с этим сделать в позитивном ключе, а не в деструктивном, как это раньше обычно складывалось. Фото: Сергей Бобылев / ТАСС Благодаря самоизоляции у меня высвободилось время, чтобы поразмыслить над семейными отношениями. Мы постоянно вдвоем, постоянно вместе, и у нас неожиданно случился очень большой прогресс. Потому что теперь мы можем обсуждать важные вопросы сразу же, как только они возникают. То есть у меня нет времени себя перекрутить, в голове не успевает появиться множество образов. Вопрос я сразу адресую человеку, он мне отвечает, и я его при этом вижу. Это позитивный момент, благодаря которому мы дошли до очень важных решений. Так что неожиданно для нас пандемия стала периодом продуктивным и счастливым. У меня появилась возможность присмотреться к своей тревоге и отдохнуть от нее. Внешней информации поступает гораздо меньше, и появилось дополнительное время, чтобы ее отфильтровать. А по поводу коронавируса тревоги у меня вообще нет, потому что с ним все понятно и предсказуемо. Читаешь очередную статистику и думаешь: «Если я заболею, то сделаю: первое, второе, пятое-десятое. Потом попаду туда-то, будет то-то». Тут есть совершенно четкий алгоритм, план. Все шаги и последствия понятны. А значит — уже не страшно. «Реакция утраты» Аверина Александра, психотерапевт в «Альфа центре здоровья» и психологическом центре «Палеон» Те изменения состояний и настроений, через которые все мы сейчас проходим, вызваны реакцией утраты. Потому что мы лишаемся человеческого общения, запахов, ощущений контакта, привычных нам обнимашек, нормального визуального контакта. А те, кто, приходя в офис, получали возможность отдохнуть от домашних забот и скачущих вокруг детей, сейчас, наоборот, утратили возможность уединения, утратили покой. Реакции, которые вследствие этого возникают, могут быть многочисленными и разнообразными: на утрату человек выдает огромный перечень самых разных эмоциональных проявлений. Важно обратить внимание на: тревогу, ипохондрию, апатию (снижение работоспособности, общую демотивированность), раздражение и злость. Это признаки субдепрессивного состояния, когда до настоящей клинической депрессии еще далеко, но уверенное продвижение к ней уже наметилось. Основной вопрос — что с этим всем делать. Как справляться с собственной тревожностью?Начинать стоит с признания того, что все мы попали в странные, необычные обстоятельства. Раньше такого не было: нас не учили, как вести себя в условиях пандемии. А в необычных, непривычных условиях людям свойственно испытывать необычные эмоции и состояния — это нужно понимать. Поскольку все мы социальны, важно обратить внимание и на поведение и реакции других людей. Когда узнаешь, что многим вокруг тоже некомфортно, они тоже тревожатся, злятся и ленятся, становится полегче. Понимание того, что ты не один такой, успокаивает. Следующий момент — важно поставить себе цель, которую можно реализовать, проживая эту изоляцию. Выучить язык, прочитать множество книг, до которых раньше руки не доходили, научиться готовить — такие задачи наполняют жизнь смыслом. Когда есть направляющая идея, становится намного легче. Бывает тревога, а бывает такое своеобразное состояние разобщенности. И иногда они могут сменять друг друга. В таких случаях помогает распорядок дня. Если у человека совершенно сбился режим, и он встает после полудня, часа в три, то стоит попробовать это скорректировать. И тогда станет поспокойнее: когда у нас все четко выстроено, мы не так тревожимся, меньше теряемся. Фото: АГН «Москва» И еще в таких ситуациях спасает вера в то, что все это закончится. У пандемии обязательно будет финал, и те обстоятельства, которые мы наблюдаем сейчас, останутся в прошлом. Ведь никакие неприятности, никакие испытания не длятся бесконечно. Если поддаваться деструктивным эмоциям и думать только, что «весь мир куда-то катится, я вместе с ним, и ничем хорошим это закончиться не может», то будешь все меньше заботиться о себе. Все меньше станешь делать для работы, для личностного роста. И когда пандемия закончится, все выйдут с карантина, начнут жить и цвести, выяснится, что ты сильно откатился назад. Чтобы этого не случилось, важно спросить себя: «А чего я хочу? Какие у меня есть цели к тому моменту, когда случится финал всей этой коронавирусной истории? Что хорошего для себя я уже могу сделать на самоизоляции? И какие цели у меня есть на ближайшие год-два-три?» Стоит заранее с этим определиться, чтобы не потеряться и не остаться на задворках. Потому что личности более крепкие выплывут и будут себя чувствовать очень даже хорошо. А зачем выбирать какой-то другой путь и оставаться в стороне? Так что стоит определиться с собственными целями на будущее и идти к ним, ежедневно делать вклад в эту копилку. «Что не так? И что я могу с этим сделать?» Отдельно хочу сказать об эмоциях. В любом случае, когда человек испытывает их в ответ на жизненные сложности, — это хорошо. Это означает, что ты живой. Именно они подталкивают нас к важным решениям. Та самая тревога, которую многие из нас сейчас постоянно испытывают, она ведь, по сути своей, говорит: «Посмотри, что-то не так. Кажется что-то не в порядке». В ответ ты начинаешь смотреть и думать: «А что не так? И что с этим сделать?» Происходит оценка: что я могу, а чего не могу? Чего хочу, а чего — нет? Вместе с этим приходит понимание, какие шаги и поступки стоит совершать. С этим тревога отходит, сыграв свою важную роль. Так что не стоит от нее прятаться, бежать. Наоборот, стоит ее уважать и прислушиваться к ней. Если говорить о способах борьбы с ипохондрией, то это все — очень простые, рациональные вещи, которые у всех на слуху. Боишься заразиться — предпринимай необходимые меры, чтобы этого не произошло. Всем нам про них уже много-много раз рассказали и телевидение, и интернет, и мама. При рациональном подходе шансы серьезно пострадать или умереть от коронавируса ничтожно малы. И тогда возникает вопрос — зачем изводить себя фантастическими сюжетами, которые не сбудутся никогда? При том, что других проблем и задач достаточно, и вот они-то как раз очень важны — надо заботится о близких, развиваться профессионально, обеспечивать свое настоящее и будущее. «Повод обратиться к специалисту» Тем, у кого тревожное, тревожно-депрессивное или ипохондрическое расстройство, панические атаки, обязательно надо держать контакт со специалистами, у которых они наблюдались, и не забывать принимать терапию. Ведь бывает так, что человек чувствует себя хорошо и снижает дозировки лекарств, потому что думает: «Я в порядке, основное мое заболевание закончилось». Но сейчас вирус добавляет всем тревожности, поэтому за ситуацией обязательно должен следить профильный специалист. Если говорить о людях, которые никогда не наблюдались у психиатра, психотерапевта, но сейчас начали изо дня в день беспокоиться, то стоит отметить, что такая легкая шоковая реакция не является патологической. То есть, если вы испугались, и на пару дней чувствовали себя тревожно, и теперь всерьез задумались о том, а что же дальше, то это не говорит о том, что надо срочно бежать к специалисту. Это говорит лишь о том, что у вас действительно мало информации. И пока ее недостаточно, будет тревожно. Вот если такая реакция затянулась и длится уже на протяжении двух недель-месяца, это уже не норма, конечно. Это явно повод обратиться к специалисту. Так же, как и в случаях, когда здоровые гигиенические нормы перерастают в навязчивое поведение. В такой ситуации необходимо получить консультацию псхотерапевта или психолога. Так что в ситуации пандемии важно опираться на здравый смысл и медицинские показания, выполнять рекомендации врачей. Но если вы по много раз моете и руки, и ручки дверей, и принесенную из магазина еду, а спокойствие не приходит, хочется намывать и намывать все по новой, то это уже тревожный звоночек. «Тому, кто верит в теории заговора, может, даже и полегче» Важно помнить, что мы живем в открытом мире, где легко выяснить статистику, связанную с распространением коронавируса, посмотреть, разрабатываются ли лекарства, вакцина. Все можно узнать, в наши дни вряд ли реально такие вещи скрыть. Понятно, что есть люди, которые так не считают и верят в различные теории заговора. Но, знаете, вера — это хорошо: она укрепляет, дает некую осмысленность. Даже если эта вера какая-то странная — раз человек ее придерживается, значит, ему она нужна. Значит, для него она представляет ценность. Пускай, не стоит таких людей переубеждать — это абсолютно точно. Тому, кто верит в теории заговора, может, даже и полегче. У него все четко, все по полочкам: есть объяснения, определенность. Ничего против не имею. Каждый вправе сам выбирать свои ценности, жизненные ориентиры. Верит человек во что-то, совершает какие-то успокаивающие его ритуалы — и прекрасно. Пускай. Тут на днях я в психологическом чате прочитала хорошее замечание коллеги на этот счет: «Вирус, как религия, — верить не обязательно, но ритуалы соблюдать важно».
