Легенда российского инновационного бизнеса Александр Галицкий рассказал, как его допрашивали спецслужбы США и России

Александра Галицкого считают легендой российского инновационного бизнеса. Выходец из советского ВПК, в 90-е он создал прообразы Wi-Fi и VPN, в нулевых годах стал венчурным инвестором, профинансировав «Яндекс», Parallels, Acronis и другие российские крупнейшие IT-проекты. В беседе с главным редактором Business FM Ильей Копелевичем он вспомнил, как его допрашивали в Америке и в России. Наш гость сегодня Александр Галицкий — управляющий партнер фонда Almaz Capital Partners. Это для России, наверное, один из крупнейших, самых известных фондов, которые инвестировали в крупнейшие российские, в первую очередь, IT-стартапы. А самого Александра по праву называют легендой российской IT-индустрии, венчурной индустрии. Его большая история начиналась с конца советских лет в российской оборонке, а потом в 90-е годы жизнь как-то сразу вытолкнула в совершенно тогда неизведанную, незнакомую в нашей стране венчурную и инновационную колею. В 90-е годы про это даже никто не вспоминал, тогда были малиновые пиджаки. А вот в последнее десятилетие это все оказалось на виду, и вы тоже на виду. Вы не только изучаете документацию, бизнес-планы и прочие бумаги, сколько вы очень углубленно общаетесь с людьми, в которых вы предположительно готовы вложить. Причем общаетесь, можно сказать, литературно. Александр Галицкий: Я никогда не изучал психологию, но через меня прошла масса людей, я их много видел и могу разбивать по каким-то группам, для себя, по крайней мере. Я могу ошибаться, но когда ты разговариваешь с человеком, все равно же ты обращаешь внимание, как он сидит, как он движется, куда смотрят его глаза, каким образом он реагирует на какие-то слова. Может ли он воспринимать какую-то шутку или не может, как он реагирует на порой обидные слова, потому что в разговоре мы делаем некий дью-дилидженс (составление объективного представления об объекте инвестирования. — Business FM); когда мы изучаем бизнес, есть реакция людей. А вы сами, кстати, как ведете себя, если на вас — взрывная реакция? Вы за собой какие-то реакции фиксируете? Александр Галицкий: У нас был смешной случай, о котором я сейчас уже могу рассказать. Хотя не очень смешной, на самом деле… Мой друг, из тех компаний, которые вы называли, попросил у меня денег взаймы, очень крупную сумму. Получилось так, что нас взломали, за нами следили — и сильно обманули. Деньги приземлились совершенно не в том месте — очень большая сумма в Гонконге. Развели где-то на фишинге или на взломе телефона, потому что я был в Китае. Я не знаю, сложно сказать. Сейчас я не оставляю телефоны на зарядке. Я никогда бы не дал вам подзарядить телефон здесь, в этой комнате, потому что взломать телефон можно за минуту-две. Получилась классическая система фишинга, когда сел middle man (посредник, промежуточный человек. — Business FM) между нами и просто-напросто всю нашу переписку прослеживал в течение полугода, строил планы вокруг нас. Как только мы заговорили о займе денег, тут же закрутилось — нас развели так красиво. Это реально криминальная история. Я перевел деньги, я вылетаю из Амстердама в Сан-Франциско и на взлетной полосе узнаю, что деньги пошли не по тому адресу. Я сначала начал на человека наговаривать. Он сказал, что если бы хотел меня обмануть, то он бы украл бы у меня значительно больше денег, потому что знает, что их у меня больше. Я сильно разозлился и начал писать ему сообщения, которые не соответствовали моему нормальному стилю общения. И он так разошелся, что, когда я летел, он начал звонить моим ассистентам и говорить: «Вы знаете, мне кажется, что Сашу поменяли, потому что непохоже на его язык общения». Иногда эмоции могут перехлестнуть. Это не из серии «Вам что-то сказали» — это «Вам что-то сделали». Другая ситуация. Александр Галицкий: Он мне как раз говорил. Я еще до конца не понимал, что произошло, думал, он придуривается просто-напросто. Но речь шла о такой сумме, что придуриваться было бы странно. Однако такое бывает, и ты выходишь из себя. Я эмоциональный человек, но умею себя сдерживать. Годы жизни заставили владеть собой достаточно серьезно. Ваш подход отличается от общепринятого? Потому что я не раз читал, что это особенность Almaz Capital — долго спокойно вести разговоры за жизнь. И вот это главный критерий, когда вы могли понять людей. Александр Галицкий: Нужно понять человека. Это происходит через личные ошибки, которые у тебя в жизни были, в которых ты брал людей, с кем-то работал. Часто, когда приходит любой со своим бизнесом, он его пытается продать тебе и приукрашает. Степень красоты его восприятия внешнего мира и понимание своего бизнеса иногда может расходиться. Важно, чтобы человек это понимал и он мог ощутить и передать тревогу за свои какие-то слабости и слабости бизнеса. Если ты увидел, что человек это воспринимает, это будет его постоянной болью внутри идущего процесса, с ним прекрасно работать. И он может быть самым непростым человеком — в смысле поведения, раздражительности и так далее. Можно взять, например, моих друзей, таких как [председатель правления компании Parallels, CEO и основатель, и генеральный директор компании Acronis] Сергей Белоусов — о нем можно легенды слагать, но он человек непростой, он совершенно неудержим. Он замечательный предприниматель. А мой американский партнер на него реагировал вообще с трясущимися руками, потому что Сергей такой человек. Когда я его знакомил с Силиконовой долиной, с [бывшим генеральным директором Google] Эриком Шмидтом, даже к венчурным капиталистам когда водил, я помню, как один отреагировал. У него еще в то время были такие курчавые волосы до плеч, горящие глаза, он был худой. Сейчас лысый ходит. И он заводился с пол-оборота, начинал рассказывать о своей личной жизни. Говорили, что это за русский Распутин такой? Но когда ты понимаешь его изнутри, когда ты прочувствовал этого человека, осознаешь, что с ним идти можно. В любое дело, куда Сергей пойдет, пойду и я. Он меня тут позвал недавно в одно дело, я опять дал куда-то какие-то деньги. Его-то вы знаете, наверное, 25 лет. Так что тут не знакомство, а продолжение. До того, как стать венчурным инвестором, это фактически тоже ведь случайно в вашей биографии произошло в начале нулевых годов, вы готовились быть инноватором — и были им в 90-е годы. Вы считаете, что ваш именно личный инновационный бизнес в 90-е годы был успешным, что он сложился? Александр Галицкий: Да, я очень доволен. Я, конечно, могу переживать за какие-то ошибки, и я приводил примеры своих ошибок. Когда меня притащили в одну их лучших компаний в то время в Силиконовой долине — UFG Asset Management — меня привели, а я в то время получил предложение от Sun Microsystems, которая предложила мне вложить миллион долларов в 1992 году в мою компанию. Для меня, советского человека, это была супергромадная сумма. Но тогда я все измерял по другим принципам — сколько человек в подчинении, сколько человек вообще там работает, какой оборот компании. Тогда я пришел в эту компанию, и они пришли на меня посмотреть, тогда мы сделали прототип Wi-Fi. Я про это как раз. Он же тогда никуда не пошел. Александр Галицкий: Нет, он тогда не назывался Wi-Fi. Это был протокол. Понятно, почему не пошел. Мы сделали этот прототип, и весь народ взвился. Меня пригласили поговорить, там сидели 20 человек. Я говорю: «А сколько у вас в компании людей работает?» Они: «Мы управляем двумя миллиардами долларов, и у нас работают все те, кто пришел на вас посмотреть». В тот момент реакция советского человека — спекулянты. И у меня осталась такое — «что за люди-то такие, они там сидят и дадут мне денег, потом на мне заработают, спекулянты в чистом виде». Я ушел расстроенный, поругался с человеком, который меня туда привел. Взял деньги у Sun Microsystems, что было хорошо и плохо. Но это такая история, которую ты проходишь, история незнания. Я могу много раз сожалеть, что я дешево продал свои патенты американскому правительству, но идея сводится к тому, что ты получаешь уроки, а об уроках жалеть никогда нельзя. Я считал это замечательным уроком в моей жизни и теперь могу нормально объяснить это другим людям, что делать, а чего нет. Поэтому я благодарен тем годам. Это обучение дорогое. Вы вовсю работаете в Силиконовой долине, хотя, как я читал, вы миссию свою формулировали так: одна из задач — это российские IT-стартапы, обеспечить им выход на рынки финансирования международные и на рынки сбыта. В этом смысле Силиконовая долина — самый главный гейт. Американское правительство в 90-е годы вас много в чем подозревало. Какие вообще ваши отношения с американцами? Александр Галицкий: Такие же, как с россиянами. О российском мы чаще говорим. Про американское расскажите, про опыт общения с американскими властями. Потом к российским перейдем. Александр Галицкий: У меня было несколько заходов с американцами. Первый — когда вообще Sun Microsystems захотела вложить деньги. Это было критично, потому что для Sun Microsystems это была первая инвестиция не то что в России — первая инвестиция в компанию в их практике. Это, конечно, была большая политическая штука, потому что есть какая-то неизвестная компания, зарегистрированная не где-то там на Кипре, а в Москве, и в эту компанию им предлагают вложить деньги. Тогда возникла очень сильная история противодействия всего «ястребиного», как у нас принято говорить, направления США, совершенно неправильная. И стали появляться статьи в прессе, публикации о том, что они вкладывают деньги в человека плохого и ненадежного, потому что он, дескать, участвовал в создании неких систем по доставке ядерного оружия для одной неназванной среднеазиатской страны. У вас был огромный уровень доступа. Александр Галицкий: К документам особой важности. Поднялась такая волна… У меня было публичное интервью, реально опасное в каком-то смысле, потому что я паспорт оставил на входе и остался без документов. Его проводили на украинском языке. Это была полная проверка. То есть спрашивали, правда ли вы из Житомира… Александр Галицкий: Правда ли, что я вообще владею украинским языком. Там была женщина, которая говорила на украинском языке и вела перевод со мной. А кто это делал? Sun Microsystems? Александр Галицкий: Нет. Это происходило в Кристал-Сити, там были люди в погонах и без. В аудитории, в которой мы находились, со мной был юрист, а от Sun Microsystems — два человека. У нас тогда была забавная история, мы ходили в сенат к демократам, которые поддерживали эту историю, и были «ястребы», республиканцы, которые были против всей этой истории. Тогда решили, что меня надо проинтервьюировать по-серьезному. Мы пришли, по сути дела, в Пентагон, а рядом с ним — Кристал-Сити. И в этом Кристал-Сити провели закрытое интервью со мной, с кучей вопросов, где я подписал документ, что никогда не буду работать на врагов США. Но я сделал там маленькую приписку: «за исключением случая, если страна, гражданином которой я являюсь, не станет врагом». Потому что я не знал, будет Россия врагом или нет. Эта бумага актуальна до сих пор? Александр Галицкий: Мне сложно сказать, меня никто не привлекал. Могли бы привлечь. Вы же все-таки до 1993 года были секретным работником. Александр Галицкий: Меня позвали здесь, служба в Зеленограде, со мной вели разговоры на эту тему. Я говорю: «А как я буду знать, кто ваши враги?» И мне каждые две недели из Sun Microsystems приходило письмо, кто включен в список запрещенных компаний. Местная служба безопасности попросила эти бумаги им передавать. Потом уже давал ребятам, которые сюда ко мне приходили, но зато ко мне не являлись бандиты. Представитель одного человека, который развивался и рос в олигарха, позвонил мне и сказал: «Мы думаем, что вам нужно предоставить за 25% амбреллу (зонтик). Я сказал: «Вы знаете, на улице отличная погода, мне амбрелла не нужна». Это я запомнил. Я знаю этого олигарха, называть его не буду. Вторая история тоже не очень красивая, и произошла она в России. Тоже выходец из этих людей, но который уже был на службе в безопасности предприятий, меня как-то отвез в лес поговорить. Я взял с собой литровую бутылку джина, тогда даже выпивки нормальной не было. Можно представить — мы вдвоем выпили бутылку джина, там были комары и все такое… Я говорю: «Слушай, я устал, давай поедем ко мне домой». Приехали, он начал говорить мне бредовые вещи — о том, что мы должны выстроить отношения, угрожать моей дочери. Я достал еще бутылку водки, мы ее выпили. Я никогда столько не пил. Такие истории не всегда заканчиваются безболезненно. Александр Галицкий: Я обратился здесь, в этой стране, к человеку с очень высоким званием. Я сказал: «Меня тут непонятно за что и непонятно почему прессуют». И как бы это все где-то замерло и остановилось. Ничего не происходило уже до 1997 года, потому что в то время мы занялись чисто софтом, сделали тогда первый VPN для Windows. Мы увидели проблему: они не могут решить вопрос встраивания протокола безопасности в сетевой протокол. В итоге мы взломали DIS-драйверы в Microsoft и сделали VPN. Sun Microsystems ничего не оставалось, как купить частично, чтобы поставлять все эти технологии своим клиентам. Это вызвало следующую большую волну в американском истеблишменте, и тут уже пошли проверки. По первой части предъявить было нечего, потому что все было сделано на российской территории. А здесь уже шли отношения, и появилась такая затея: предъявить то, что мы могли утащить что-то от Sun Microsystems. Мы давали коды на проверку. Все это было очень красиво. Не в лесу. Александр Галицкий: Да, не в лесу. Здесь работа профессиональных служб была очень корректной и нормальной. И тогда я решил, что в Америке следующий стартап делать не буду. Я уеду, потому что запрещено заниматься криптографией с участием инженеров. Прямо как Павел Дуров. Александр Галицкий: Да. Я уехал тогда в Голландию, у нас там был сейлз-офис, и когда я уже прилетал оттуда, со мной опять разговаривали: нет ли у меня каких-то подозрительных заказчиков, нет ли каких-то финансистов. Но это опять было все очень корректно. Когда они увидели, что с 1991 года моя частная компания «Элвис-плюс» не взяла ни единого рубля от государства, никаких госзаказов не было, все рассеялось. И здесь большая благодарность Гуриеву-старшему, который имел отношение к Совету безопасности. Он сыграл ключевую роль. Здесь не было интереса к этим разработкам — прообразу Wi-Fi, фактически первому VPN? Александр Галицкий: В то время, да и сейчас, нет веры в российскую электронику, что что-то здесь могут ребята сделать. Это глупое настроение многих, что меня сильно сегодня даже раздражает. Даже сегодня? Сейчас вроде бы мы зарекомендовали себя несколькими брендами. Александр Галицкий: Вы знаете, разработок электроники до сих пор нет. В софте, конечно. Александр Галицкий: Если допускать, что у нас могут сделать хорошую железку, здесь доверия нет. А у вас есть? Вы думаете, что можем? Александр Галицкий: Я уверен, что можем. Но надо понимать, надо правильно чувствовать эту вещь. 90-е годы были очень тяжелыми, полное расшатывание всей индустрии. Было в свое время девять оборонных министерств, сегодня существует только одно — Министерство торговли и промышленности. Весь ответ вам на эти вопросы. Это говорит о расслоении, рассыпании, к чему это все в итоге пришло. Уже в нулевых годах, когда вы стали именно венчурным инвестором, Cisco денег дала для создания венчурного фонда в России и дала их вам. И тут вы рассказывали, что тогда, в нулевых годах, у вас уже и знакомства были, и знали вас, и вы приезжали и пытались продать западным, американским венчурным фондам из Силиконовой долины такие компании, как «Яндекс», Parallels, «Лабораторию Касперского», Acronis, тогда уже существовавший, а там все воротили нос. В итоге профинансировали взлет этих компаний такие венчурные инвесторы, как Майкл Калви, Леонид Богуславский, вы. После IPO этих компаний, естественно, у вас появились крупные состояния, сейчас мы знаем, что это покупалось не зря. А вот после них кто-нибудь появляется у нас? Александр Галицкий: Как бы там ни было, на все можно смотреть по-разному. У нас же появилось много компаний, которые, как я сказал, трудно различить, но конкуренция идет по каршерингу, по такси, то есть по интернет-применению мы неплохо выглядим. Это наша разработка и наши IT-компании, которые все это обеспечивают. Александр Галицкий: Обеспечивают наши компании, они это разрабатывают. Посмотрите на работу того же Германа Оскаровича Грефа в Сбертехе. Там тоже какие-то вещи происходят. Так что говорить о том, что все это затихло, наверное, нельзя. Наверное, затихло наше международное проявление, потому что, в каком-то смысле, когда выходцы из России приходят на рынок, они выглядят токсичными для многих, потому что их либо запрещают применять, либо относятся с осторожностью: а зачем мне нужно? Рядом есть компания — выходец, условно, из Америки, или из Великобритании, Чехии. Так и наши эти компании ищут другие юрисдикции, но остаются при этом, по сути, российскими. Александр Галицкий: Отсюда возникает все равно эта токсичность, как известно. И фраки, и дамы в перьях — но у лошадей все равно русские морды. Поэтому эта вся история осталась. Но мы же тоже подозреваем. Сейчас софт настолько сложный, что все непредусмотренные вещи закладываются для тестирования и так далее. Это же не потому, что люди сделали специальные закладки, в основном, люди закладывают много вещей, чтобы протестировать сложные системы. Но они могут иметь двойное назначение, потому что, когда я закладываю тест, я могу с ним что-то сделать, повести всю программу не в том направлении, потому что есть всякие стресс-тесты. Когда комплекс дается, я всегда закладываю какие-то вещи. Если я их не вырубил, не закрыл, не заблокировал или еще каким-то образом не обслужил — есть такие вещи, которые не описаны в использовании, у нас из-за этого возникает недоверие к Microsoft, к коробкам протокольным Cisco и так далее. Такое же возникает и с той стороны, потому что все знают нашу способность сломать что-то, нашу способность писать что-то хорошо. Когда доверие распадается, возникает ситуация токсичности применения. И когда наши выходят с какими-то даже классными вещами, их начинают тормозить. Поэтому многие начинают не то что менять фамилии, но была же тенденция, она продолжается, тенденция вывоза разработчиков из России. Если взять тот же Skype, потому что я продал компанию Skype из Зеленограда: ребята, которые сделали разработку по эффективной передаче видео через радиосети, и этих ребят всех, всю ключевую команду Microsoft из Зеленограда, вывез. Тонкая ситуация: люди, сидящие в Skype, может, кому-то подконтрольны. Вот такая штука никогда не хороша для международного бизнеса. Поэтому и не слышите многих, потому что часть людей просто-напросто садится в самолет и туда летит. А часть людей просто понимает, что можно сделать что-то и на российской территории, поэтому они строят «Ситимобил» или еще какие-то вещи и прикладывают свои усилия к местному рынку. Что бы вы сказали вкратце по поводу нашей госполитики? Она вроде бы такая большая, хорошо финансируется. Как бы вы охарактеризовали эффективность всего этого? Может быть, слишком много, может быть, слишком раздробленно, может быть, слишком много правил и арестов. Александр Галицкий: Понятие «много финансируется» — это не совсем логично и правильно. Давайте сравним: строительство современного завода микроэлектроники стоит 10 млрд долларов. Насколько мне известно, у нас на всю так называемую микрорадиоэлектронику если миллиард набирается, то это хорошо. Вторая история, которая за этим всем следует: если взять тот же Китай, он на [разработку] искусственного интеллекта создал фонд в 125 млрд долларов. Сравните, много или мало. Нет, я имею в виду, что у нас очень много структур, в которых иногда можно запутаться. Александр Галицкий: Я надеюсь, что современное правительство очень квалифицированное с точки зрения всех людей, которых я тем или иным образом знаю. Удастся ли им это все изменить, переломать, мне сложно сказать. Это непростая процедура. Я всегда вспоминаю, как разговаривал в начале российских годов с одним средним чиновником, который сидел в кремлевской стене. Мы с ним поспорили, и он сказал: «Я тут сидел при Косыгине, я тут сидел при Брежневе, я сейчас сижу при Ельцине, и еще пересижу». Поэтому есть много людей, сидящих на среднем уровне, но сидящих годами. И проблема даже не в верхних или в нижних, а проблема в этой средней среде, которая составляет настроение общества и то, как все работает, потому что «итальянские забастовки» никто в мире не отменял. Поэтому если брать российский истеблишмент верхнего уровня, у меня есть надежда, что что-то будет меняться в какую-то правильную сторону, потому что мое мнение очень четкое: если частный бизнес не начнет играть на изменение страны с точки зрения как раз технологического изменения, то ничего не произойдет. Я всем всегда приводил пример, что чудо Силиконовой долины сложилось не за один год, и произошло это таким образом: если в 1970 году американское государство в Силиконовой долине тратило где-то 2 миллиарда долларов, а частный бизнес только 100 миллиардов, то сейчас сколько тратит американское правительство? Это измеряется единицами миллиардов. А частный бизнес — около 50 миллиардов долларов. В этом же есть доверие. И даже проект по маркировке, который мне удалось запустить в России, потому что инвестировать в России я не могу как Almaz Capital, строится на частные деньги, потому что государство прогарантировало какой-то рынок, спрос. И эта часть весьма важна. Без спроса ничего не произойдет. Даже запуск маркировки, там, где онлайн-кассы, родил совершенно новые бизнесы. Представьте себе, что самая простая идея бизнеса, я знаю, что уже один человек стал над этим работать, которому я высказывался, — это умная аптечка дома. Если я сканирую все лекарства, которые я приобретаю или приобретает моя семья, я знаю, какие у меня дома находятся лекарства, какие условия их применения, когда они выходят из строя. Если я добавляю сюда доставку, если я другие вещи завязываю на этом, рождается совершенно другой тип бизнеса, который построен на многих вещах и дает кучу пользы. Когда критикуют ту же маркировку, люди не видят, что это выгодно производителю, это то, что выгодно и потребителю, потому что он получает качественный товар. Тут вопросов нет. Я не считаю, что все надо маркировать, но маркировать надо те товары, которые влияют на наше здоровье. Сопротивляются обычно те, кто делает это плохо. Сопротивление молочки идет очень сильное или со стороны тех, кто воду производит. Эти вещи важны с точки зрения перехода к тому, чтобы производитель сырья, товара получал правильные деньги, а цена не накручивалась, а потребитель, в свою очередь, получал качество. В этом смысл маркировки, а не в смысле того, что я получу 50 копеек с каждой старушки, как иногда пишет пресса. Поэтому вертикали такого рода — то, что может дать толчок инновации, потому что рождается проблема, как снизить цену. Рождается проблема, как найти дома лекарство и применить его правильно. Я привожу пример того же Amazon всегда. Amazon в 1998 году стартовал на простой идее — как в одном месте собрать три миллиона книжек и как эти книжки продавать. Сначала физические, а потом электронные. А потом появилась логистика, затем — фирма под названием Amazon, лидер в облачных вычислениях, лидер в искусственном интеллекте, лидер в логистике, которая доминирует на мировом рынке. Из простой услуги рождается большой красивый бизнес.