Монологи о шансоне

За 20 лет, что существует «Радио Шансон», было сломано немало копий в спорах о том, что же это такое русский шансон. В свой юбилейный год радиостанция достала из своих архивов записи интервью, где ключевые герои жанра рассказывают, о чем же на самом деле весь этот шансон. В итоге, получился небольшой цикл «Монологов о шансоне». Задача максимум этого цикла – показать, насколько разнообразен и непрост этот жанр. Как минимум – читателей ждет несколько интересных историй о российском шоубизнесе. Монолог №1: Михаил Шуфутинский. Истоки и классики жанраКогда мы говорим про шансон в России, мы ведем речь о песнях, где есть настроение, смысловая нагрузка или маленькая история о судьбах людей. Шансон – это хорошая песня для хороших людей. И пускай скептики говорят, что шансон стал другим, что он «обэстрадился». А что ж в этом такого плохого?! Ведь русская эстрада – это и есть шансон. Это то, что пели Марк Бернес и Петр Лещенко, Аркадий Северный и Александр Вертинский... Это и есть то самое, что входит в души к нашим слушателям. И то, что сегодня расширился круг артистов, поднимаются новые темы и появляются новые музыкальные стили – это большой успех. Шансон вXXI векеЕсли говорить о том, что я слышу сейчас, то появилось больше качественных аранжировок, и появились артисты с профессиональным подходом к песне. И я понимаю, что это и есть приметы XXI века, ведь раньше, еще лет 15 назад, значительный пласт шансона делался вообще без применений современных инструментов и приемов. А в музыке без этого невозможно, вне зависимости от жанра, музыка должна жить приметами сегодняшнего дня.Альбомы, по крайней мере, на пластинках, сегодня выпускать бессмысленно – слушатели берут твои песни, и сами складывают свои альбомы. И если у них это получается хорошо (а получается это у многих), значит, и у меня тоже хороший вкус. Приятно делать ремейк на себя самого, потому что ты ничем не рискуешь, и можешь делать так, как захочешь, поскольку ты это когда-то уже исполнил. Ну, получилось хуже – ничего страшного. Чаще всего получается лучше. Я делаю ремейки не потому, что песня мне надоела, а потому что время стремительно меняется, и не то, чтобы меняются музыкальные пристрастия, но ухо человеческое слышит немножко больше других звуков. Поэтому я стараюсь быть актуальным и идти в ногу с этим ощущением. Про «Радио Шансон»Я вернулся в Россию из Америки за 10 лет до запуска «Радио Шансон», и нас тогда особенно нигде не крутили – по чуть-чуть на некоторых радиостанциях. И все эти годы ждал, когда появится радио для наших песен. И для меня до сих пор важно быть частью репертуара, частью плэйлиста радиостанции.Очень важно, что в эфире не только песенки звучат, но есть и серьезные истории о том, как создается музыка, ведь мало кто рассказывает о том, какая это кропотливая работа. Сейчас, когда человечество вошло в эру страшного прагматизма, особенно ценно, что остаются люди, которые понимают какие-то иносказательные вещи. И, по счастью, именно такие продолжают слушать «Радио Шансон». Песня, которая на меня повлиялаЯ начинал свой путь, как музыкант оркестра и аранжировщик. А мы, оркестранты, тогда к певцам не относились серьезно. Пока однажды, где-то в конце 70-х, мне не попалась маленькая пластиночка, на которой актер Валентин Никулин исполнял песни Высоцкого. И меня до глубины души поразила «Песня о земле»…. И вот тогда, слушая эти слова «Обнажённые нервы земли», я понял, что голос – это тончайший инструмент, как скрипка, что им нужно владеть, и ему дано то, что не дано другому инструменту – произносить слова на человеческом языке, то есть вести реальный разговор. Наверное, в этот момент я и начал петь. Искусство быть на сценеК сцене я привык с юных лет, и могу сказать, что стоять на сцене не трудно. Трудно научиться на ней что-то делать. Это не просто потому, что ты поешь для человека, который купил билет и пришел именно к тебе, и услышать он хочет именно то, что ему понравилось у тебя, а тебе нужно спеть еще и то, что понравилось тебе самому, иначе нет смысла во всех выступлениях на публике. Но было бы не честно по отношению к зрителям петь не то, что они от тебя ждут, а вдруг начать петь все совсем новые песни. Важно угадать дыхание зала, их настроение, помочь это настроение привести в то состояние, которое тебе наиболее удобно и важно, чтобы реализовать себя на сцене. Я люблю залы, где можно увидеть глаза людей. Самая удивительная песняНе уверен, что «Марджанджа» вообще что-то значит. От кого-то я слышал, что так музыканты марьячи говорят красивым девушкам, и перевести это можно в роде «танцуй, красавица!» Мне же показалось, что это имя девушки. И когда мы эту песню делали, у Кости Арсенева был другой текст, но прямо в студии, во время записи, меня как осенило: «Ребят, это Марджанджа!».Спустя несколько лет я узнал, что в чартах латинской Америки «Марджанджа» на 5 месте по продажам. Что для меня особенно интересно, потому что я от этих продаж ничего не получил. А еще эта песня звучала в фильме «Кодекс вора» с Морганом Фрименом и Антонио Бандерасом. Про поиск песенЯ все время хотел спеть песню о своем московском детстве. И я вот я рассказываю своему давнему автору поэту Косте Арсеневупро свое детство: про Калужскую площадь, про каток в парке Горького, про то, как с пацанами в кино выпивали на четверых одну поллитровку «Агдама», про танцы. Словом, все про свою раннюю юностью. И вот он, спустя время, с композитором Игорем Зубковым приходят и говорят: «Знаешь, мы не смогли сделать то, что ты просил, но мы написали тебе другую песню». И показывают мне песню «Тайны старой Москвы». Я, конечно, был очарован этим вальсом и записал его. Нопродолжил настаивать, что все же хочу записать ту песню, про которую говорил. Через месяц они мне приносят другую песню, в которой говорится, вроде бы о том, что я рассказывал, но все равно не та, что я просил. И только с третьего раза Костя принес песню «Тополя». Еще раз про шансонШансон – это главное дело, которое я делаю в жизни. Я не веду других бизнесов, не торгую ничем. Это то, что мне по душе, и это то, что я люблю, что мне удается, и я не хочу никуда уходить.