Либеральная диктатура: как доктрина угнетения стала «новой нормальностью» Запада
В Нью-Йорке владелец ресторана 75 Main Зак Эрдем сжег стол, за которым обычно обедал обвиненный в домогательствах Харви Вайнштейн. Этот жест снискал бизнесмену невиданную ранее популярность: о нем написали все без исключения крупные американские СМИ. Эксперты «Вечерней Москвы» спорят, к чему может привести эта новая этика. Человечество вступает в новую эпоху, и горе тому, кто не успеет перековаться. Нравы меняются, бороться бесполезно Кирилл Разлогов, культуролог: — Последние десять веков в мире наблюдается одна общая тенденция — либерализация нравов. В последние десятилетия — с ростом урбанизации — она нарастает. Даже в патриархальном, казалось бы, СССР нравы были довольно свободные. И добрачные половые связи, и браки без штампа в паспорте имели место быть. Гомосексуализм преследовался по закону, но он все равно имел место. Патриархальные устои размываются, и вряд ли с этим что-то можно сделать. При этом, надо понимать, процесс размывания отнюдь не линейный. На любое действие, как известно, есть противодействие. И если в Москве и крупных городах, например, есть соответствующие сообщества, то на Северном Кавказе, да и не только, наблюдается объединение людей на почве традиционных ценностей. Больше того: и в самой столице появляются православные активисты. Иными словами, постоянно идет некое общественное бурление, борьба идей. Был, например, сексизм, а в ответ на него появился феминизм. Был расизм, а потом чернокожих стали брать на работу в первую очередь. Но это, кстати, не значит, что расизм исчез. Разнонаправленные тенденции действуют одновременно, то усиливаясь, то ослабевая. Нет такого, чтобы раз — и все стали либералами или, напротив, ярыми консерваторами — все значительно сложнее. Ведь даже у отдельно взятого человека меняются настроения. Вспомните конец 2011 — начало 2012 года. Многие умы захватила откровенно либеральная повестка. А потом пришел 2014 год, Крымская весна, и общество резко качнуло в сторону патриотизма. Похожие «качели» происходят и с нашими нравами. Но общий тренд на либерализацию, я считаю, все-таки сохраняется. Сейчас в России у власти поколение консерваторов, делающих опору на традиционные ценности. Но пройдет несколько десятков лет, и к власти придут 40–50-летние, воспитанные интернетом, где запретов практически нет. Это будут совсем другие люди с другим менталитетом и другими ценностями. И нас, я думаю, снова качнет в сторону либерализма. Ведь Россия — не вещь в себе, это часть мира, и на нее все равно будут влиять общемировые тенденции. Либерализацию нравов, наверное, не стоит рассматривать как общественное благо или зло. Это объективное явление — как дождь, который то начинается, то прекращается. С дождем невозможно бороться, зато можно минимизировать его негативные последствия. Давайте, наверное, думать об этом, а не пытаться постоянно разгонять тучи. Абсолютная свобода — болезнь общества Дмитрий Журавлев, политолог, директор Института региональных проблем: — Когда говорят «либерализм», обычно имеют в виду либерализм XVIII–XIX веков, который ставил перед собой вполне разумную задачу защиты человека от государства. Тогда правили абсолютные монархии, с точки зрения которых человек был «абсолютное ничто», так что тот либерализм был естественен и подкреплен научной позицией, опиравшейся на гуманитарные науки и естествознание. Его основной постулат «человек должен быть свободен от государства, оно не имеет права использовать его односторонне» поддержал бы любой здравомыслящий человек. Но это было давно, и сегодняшний либерализм от того либерализма сохранил лишь название, поскольку ныне он ставит перед собой задачу освободить человека не от государства, а от других людей. Им культивируется абсолютная свобода как право делать все, что хочется, на основании лишь желания, но эта идея не имеет под собой ни здравого смысла, ни научных основ. Произошло перерождение либерализма, в таком виде он ничего здравомыслящего и жизнеспособного предложить не способен. Личная свобода, которая якобы может распространяться на все области жизни, от политики до секса, — это ложь, ибо человек не свободен. Ему лишь рассказывают, что он свободен, в том числе и от мира, которым править не надо. Надо лежать на диване с кем и с чем хочешь; так насаждается идея доведенного до предела индивидуализма. Но человек — существо коллективное, абсолютный индивидуализм — это болезнь. И современный либерализм абсолютной свободы — объективно болезнь общества, он противоестественен по сути, потому что защищает право человека на то, что он хочет, а не на то, что он может. Если мир и сходит с ума, то лишь потому, что становится все более либеральным. Постулируемой либералами свободы нет: свобода лежать на диване заканчивается, когда на карточку перестают капать деньги. Новый либерализм коррелируется и с вечными студентами: ныне учатся и до 50 лет, а возраст молодости поднят до 45. Это оправдание морального повода ничего не делать. Но и эта свобода ограничена, ведь она возможна лишь благодаря социальным структурам и действующему производству. Но об этом умалчивают. Традиционные ценности можно вернуть Дмитрий Винник, доктор философских наук: — Странное дело: в Конституции теперь прописано, что брак — это союз мужчины и женщины, а свыше 60 процентов этих союзов распадаются. То есть скрепы мы ставим, а они не держатся. И можно ли их в ХХI веке в принципе удержать? Вопрос не праздный, потому что традиционные ценности и рождаемость — понятия, тесно связанные. Вот данные Росстата. В 2018 году в стране родились 1 миллион 604 тысячи человек. В 2019-м — уже 1 миллион 484 тысячи. На 120 тысяч меньше. Это целый город, который страна фактически потеряла! Совершенно очевидно, что институт брака в России под угрозой. Главная причина, я думаю, — прогресс. Он дал работу всем женщинам, и они, чтобы содержать себя и потомство, уже не нуждаются в мужчине. А мужчина не нуждается в «хранительнице очага» — есть пылесос, посудомоечная машина и доставка готовых блюд. Для удовлетворения сексуальных потребностей жениться не обязательно. А чем меньше браков и чем они слабее, тем меньше детей. Есть ли выход? Можно, конечно, попытаться вернуться в религию. Для любой конфессии ценность брака незыблема. Но религию мы, как общество, уже проходили. И проникновение церкви в повседневную жизнь, кстати, сейчас снова растет, но я сомневаюсь, что оно будет прежним. Мне кажется, имеет смысл начинать с образования. Так получилось, что наших мальчиков сейчас воспитывают женщины. Дома — мама и бабушка, в детсаду — воспитательница, в школе — учительница. В итоге они вырастают «под каблуком», мужские качества в них задавлены или вовсе не формируются. А именно мужские качества, главное из которых — умение брать на себя ответственность, нужны молодому человеку для создания семьи. Поэтому, я считаю, нашему образованию необходима реформа. Учителям нужно поднимать зарплаты, чтобы в школы приходили мужчины. Нужна реформа и образования внешкольного, чтобы мальчики ходили в спортивные секции с тренерами-мужчинами и те бы формировали в них мужские качества. Например, упорство в достижении цели и стремление побеждать. В общем, традиционные ценности не сформируются сами собой. Над этим необходимо работать, причем каждый день. Не приживется у нас мультикультурализм Игорь Кузнецов, кандидат социологических наук: — Сергей Довлатов в свое время написал гениальную фразу: «Чем отличаются русский и американец? Они едут в одном троллейбусе, но русский уже был на конечной остановке». То, что сейчас происходит в США и странах Западной Европы — это СССР 1979 года. Люди говорят одно, думают другое, делают третье. И все боятся высказать свои мысли вслух. Мы это уже проходили и на такие грабли, надеюсь, больше не наступим. Примерно 30–35 процентов российского общества, по моим оценкам, сейчас относят себя к носителям традиционных ценностей. Примерно два процента — носители ценностей западных, либеральных. А все остальные — сомневаются. Но в конечном итоге, я думаю, они выберут то, во что верили их отцы и деды. Что такое ценности традиционные? Это не бороды и хоругви. Ты свободен, ты волен жить, как хочешь, но, будь добр, приноси пользу обществу. Если ты нарисовал картину и на нее все идут посмотреть — ты художник, и мы тебя уважаем. Что такое ценности либеральные? Самореализуйся, как хочешь, а на мнение общества — плевать. Ты можешь нарисовать какую угодно картину и считать себя великим художником. А если творение никто не оценил — это проблема общества. Так и появляется «современное искусство» — когда критики объясняют нормальным людям, что картина на самом деле шедевр. Я думаю, что у нас либеральные ценности не приживутся. И никогда гомосексуалист не станет для общества столь же ценным, как человек семейный — мать или отец. Ну хотя бы потому, что гомосексуализм — это тупик. Детей, новых членов общества, он не производит. А общество, чтобы жить, в новых членах всегда нуждается. Феминизм у нас не приживется тоже. Ведь кто такая феминистка? Это недомужчина, которая готова с мужчиной во всем конкурировать, включая физическую силу. Но наша женщина с мужчиной конкурировать не хочет. Наоборот: она за равенство прав и зарплат, но чтобы мужчина при этом ей во всем уступал! Чтобы пальто подавал и подарки делал. Равенства американского, когда мужчина даже места в метро не уступает, ей точно не надо. И мультикультурализма у нас не будет. Ведь культуры — не равны. И их носители — тоже. Вспомните, как в СССР пытались пестовать культуру разных народов: придумывали им письменность и даже культурные памятники. И что, культура выросла? Появились настоящие, а не написанные по заказу партийных кураторов шедевры? Нет. В общем, лимит подобных ошибок мы уже исчерпали. Долгое прощание с утопией Михаил Бударагин, обозреватель: — С тех пор как Томас Мор написал свою «Утопию», историю о счастливом будущем для всех (чтобы никто не ушел обиженным), человечество искало, каким мог бы быть воплощенный на земле Рай. В прошлом веке в качестве предупреждения появились повести и романы о том, каким может быть наш общий Ад. Это была великая битва между утопией и антиутопией, она касалась всех сфер, и особенно — политики. Известно, что Черчилль, например, был внимательным читателем, и его утопией стала обновленная Британия, не растерявшая могущества, но вместе с тем гибкая и готовая к новым вызовам. Это представление было сформировано благодаря нескольким столетиям английской литературы: от Мильтона до Диккенса. Утопией жил и Советский Союз. То была мечта о справедливом обществе, о равенстве, о братстве народов. На деле, к сожалению, все закончилось тем, что герой Венедикта Ерофеева сел в электричку и немедленно выпил. А теперь никакой утопии больше нет, сплошные антиутопии. На любой вкус. Никто больше не верит в то, что возможно хоть какое-то светлое будущее. Слишком часто обжигались, слишком кровавыми были воплощения всечеловеческого завтра. Поэтому новая либеральная доктрина уже не слишком скрывает, что она — не о равенстве, а о том, как одни люди будут угнетать других с помощью модных слов. Афроамериканцы в США прямо говорят о необходимости «позитивной дискриминации», когда людьми второго сорта будут объявлены белые. Новые правила в сексуальной сфере основаны на том же липком страхе, что и нравы пуританской Европы, но теперь у их проводников есть социальные сети и медиа. Спрятаться больше негде, нет той общей мечты, в которую можно было бы поверить. Дискредитировано все, и нам предлагается просто смириться с тем, что новый концлагерь будет с беспроводным интернетом и трехразовым питанием из экологически чистых продуктов. Но он не перестанет быть концлагерем, и кто может поспорить с этим? «Лукоморья больше нет, — пел Высоцкий, — порубили все дубы на гробы». Остается только индивидуальное сопротивление, частное подполье, создание мечты из подручных материалов. Не победим, конечно, но хоть погибнем не зря. Читайте также: Полиция в США напала на российских журналистов
