Войти в почту

Пашаев о деле Ефремова, репутации «решалы» и самопиаре

«Я должен Ефремова оберегать. Я никому не позволю, чтобы в отношении его что-то сказали или сделали», — говорит адвокат Михаила Ефремова Эльман Пашаев. В разговоре с Иваном Сурвилло Пашаев рассказал, что думает о том, что его считают «решалой», почему никому не пожелал бы оказаться на месте своего оппонента, и поделился отношением к адвокату семьи погибшего в ДТП Сергея Захарова. — Вам стыдно бывало в жизни? — Да, много раз. Я в детстве ужасным хулиганом был, но очень хорошо учился. Я девочек защищал. Ясно дело, приходилось с парнями драться. Я постоянно дрался. Практически каждый день. У кого какие проблемы были — ко мне бегали всегда. А у меня дядя был министром, и покойная мама постоянно плакала из-за меня. Оказывается, я своим хулиганством их позорил ужасно. Меня отец так воспитывал — за друзей надо стоять, нельзя предавать. Даже чужих нельзя предавать, не то что близких, родных. — Вы никого никогда не предавали? — Никогда в жизни. Даже клиентов не предавал. Я за это трижды был лишён адвокатского статуса. Было жёсткое условие: или я выхожу из дела и получаю деньги, или остаюсь в деле — проигрываю и статуса лишаюсь. Я всегда выбирал, что лучше останусь без статуса. Знания-то не отнимут. Всё равно я как работал, так и буду работать. Я никогда не любил к кому-то на поклон идти. Всегда знал, что есть у меня обязанность. Мне всё равно было на чиновников или на административных. Я от них не зависел. Я независимый человек. Потому что я в жизни всё видал. В последний раз за клиента даже в тюрьме сидел два с половиной месяца. Очень сильно избил оппонента, когда он оскорблял мою доверительницу, гражданку США. Оппонент специально заряженный пришёл ко мне с нецензурной бранью, спровоцировал, я не рассчитал свои силы. В больнице лежал долго, а у него дядя — генерал МВД… Родня понимала, что я его закрою. Они меня предупредили: если не выйдешь из дела — сядешь. Вечером предупредили — на следующий день я уже сел. Вменили мне вымогательство. Какое вымогательство, если у меня доверенность и договор на оказание помощи? Какое вымогательство? Да, я его избивал. Но он кинул мою доверительницу на $250 тыс. Подонок конченый… Характер очень дурной у меня. Я за своих всегда страдал, страдаю и, наверное, буду страдать. Что вложено в гены — никуда не денешь. Сейчас из-за Ефремова сколько бы я ни слышал оскорблений… Я же, наоборот, за него сейчас. Это же мой доверитель, мой подзащитный. Я должен Ефремова оберегать. Я никому не позволю, чтобы в отношении его что-то сказали или сделали. У нас правовое государство и правовое поле. — В какой момент вы захотели помочь Ефремову? — После ДТП мне сразу позвонили. Я из самолёта вышел, прилетел в Ростов, и до утра у нас переговоры шли, чтобы я его защищал. — Близкие позвонили? — Да, близкие люди. У нас же с Ефремовым очень много общих знакомых, которых я защищал и которым я давал блестящие результаты. Не могу фамилии называть. Общественность этого не знает, не понимает, почему Ефремов от меня не отказывается. Грязью обливают… Мне говорят: «Почему раньше тебя никто не знал?» Когда? У меня в личном производстве 78 дел. Как найти свободное время, чтобы ещё по телеканалам бегать? Я своих детей не вижу. — Как вы к проигрышу дела относитесь? — Ужасно. Я целый день не могу в себя прийти. Я же к работе отношусь как к своим детишкам, как к своему ребёнку. Каждое дело для меня — мой ребёнок. У меня в год порядка 150—170 дел, которые я лично веду. Я не каждое дело беру. Беру сложную работу, потому что сложное дело развалить намного проще. Ну два-три дела проигрываю, конечно, без этого никуда. И то в основном по вине доверителя. Не все мне всю правду рассказывают, скажем так. Пока седьмой месяц подряд ни одного проигрыша. Плюс, когда люди платят, надо добросовестно работать. Я же вообще-то работаю на результат. Если проигрыш — 100%-ный возврат. Дело не в деньгах. Если я за дело взялся, надо до конца дело вести, любой ценой добиваться. — Синдром отличника? — Это беда. Я всегда был отличником. До сих пор мои преподаватели, академики, профессора сами мне звонят поздравлять. Что может быть лучше, когда твои учителя тебя помнят, тебя знают? — Что для вас самое сложное в профессии? — Сложное? Даже не знаю. Честно, затрудняюсь ответить. Сама адвокатура — крайне сложная профессия. Ты должен быть тонким психологом, должен уметь маневрировать, должен быть и снайпером, и артиллеристом, и танкистом, и разведчиком. Ты не можешь заранее готовиться, выбрать одну линию, позицию. Ты должен мгновенно адаптироваться. Суд и уголовное дело — как московская погода, меняются быстро. Ты должен так же быстро. Если не получится — значит, ты проиграл. — Какое у вас самое тяжёлое дело было? — У меня каждое дело тяжёлое. У меня же очень громкие дела, это очень сложно. Я не из тех адвокатов, которые работают на публику. У меня в договоре с каждым клиентом есть соглашение о неразглашении. Без журналистов. Это не мой принцип — на публику работать, не мой принцип — разжигать. В мой практике было два или три раза, когда прямо из зала суда своих доверителей выгнал, отказался от иска. — Но при этом вы даёте интервью, ходите на эфиры на федеральные каналы… — Я даю, но только по дороге, по работе, если где-нибудь поймают. У меня же нет возможности по телеканалам бегать. Вы меня сколько перед интервью ждали? Минимум час, а мы заранее с вами договорились. Просто реально некогда. — А для вас слава вообще важна? — Нет. Это мешает работать. Это очень сильно мешает работать. — Вы просили «не лезть в дело» дочь Ефремова. — Зачем она мне нужна вообще-то? Я не нуждаюсь в ней, я не нуждаюсь в её помощи, я ни в чём не нуждаюсь. Это ей надо себя впутывать в это дело, чтобы увеличить число своих подписчиков. Как вы себе представляете? Я, кавказский мужчина, сказал ей: «Ты скажи на всю страну, что ты не лесбиянка»? Я брезгаю даже слово это произносить. Тошнит меня от этого слова. Я ещё буду говорить это на всю страну? — Она в Twitter написала, что Ефремов попросил её сделать пост о том, что она лесбиянка, только ради лайков и что это нужно для следствия. — Это не соответствует действительности. Это глупость. — Как Ефремов? — Плохо. Ну он нормальный человек, очень порядочный. Я когда начал глубже понимать его, он удивил меня крайне своей порядочностью, своей душой, своим отношением, своей честностью. Он мне мешал даже работать на следствии, приходилось на него голос повышать, чтобы он замолчал. Настолько это порядочный человек! Обидно, что все, как стая собак, набросились на него. 20 дней я копал, работал, искал. Нашёл. Есть прямые доказательства. В суде увидите и услышите. — Когда? — Я думаю, в августе. — А почему именно в суде? — Я впервые за 20 лет вижу, что за 20 дней уголовное дело закончили. А что, у Ефремова какой-то приоритет? Или в уголовно-процессуальном кодексе есть статья, что если актёр, то надо быстро расследовать? Почему к другим так не относятся? Люди годами, месяцами сидят в тюрьме. Никто экспертизу не назначает. Тут — экспертиза за 20 дней. Это с каких пор общественное мнение влияет на правоохранительные органы? Закон — для всех закон. Понятно, что им надо перед вышестоящими доложить: «Вот видите, мы хорошие, мы поработали!» — и общественности показать: «Мы хорошие, мы работаем». Слышь, ты сначала взятки не бери, будь порядочным, выполняй свой долг, и этого будет достаточно, не надо на публику работать. Не надо. — Как вам адвокат противоположной стороны? — Без комментариев. С утра до вечера по всем телеканалам ходит. Ради Бхога, я не говорю, что он что-то нарушает, нет, это его позиция. — Что думаете про дело против вас по поводу нарушения этики? — А мне всё равно. Они же предупредили заранее: или с Ефремовым поговори, пускай признаёт свою вину — получит условный срок, или… С каких пор вы устанавливаете срок? Срок устанавливает судья. И то, пока всё не закончится, суд не может сказать, сколько даст. Почему, откуда такое давление? Как я начал Ефремова защищать, тут же начали со всех сторон: то Госдума, то Совет Федерации. Они для меня никто и звать никак. Они мне не указ. У адвокатов нет начальников. Федеральная палата адвокатов России не мои начальники. Адвокатская палата не забыла, что входит в их обязанности? В их обязанности входят следить за возможным нарушением закона об адвокатской деятельности, этического кодекса и моя защита. Мы, адвокаты, платим деньги, на них существует Федеральная палата адвокатов в России. Их прямая обязанность — защищать адвокатов. Почему-то я ни разу не услышал их голоса, когда по всем телеканалам грязью поливали меня. — Кстати, зачем вам рассказывать о своих высоких доходах в эфире? — Когда Эдуард Петухов на всю страну спросил: «Компетентны ли вы для защиты Ефремова?» — я не хотел хвастаться на всю страну, что я богатый. Я имел в виду, что, если бы я был безграмотным адвокатом, я не был бы нынешним Пашаевым. Я не хотел никому показать, какие у меня доходы. Просто ответил, что… Ну не буду оправдываться. — Какое вообще у вас к деньгам отношение? — Ужасно трачу, не дружу с деньгами. Много благотворительностью занимаюсь. Я этого никогда не говорил и не буду говорить, это для души. Это не для эфира, не для публики. Сколько больных лечил и продолжаю. Сколько студентов брал на себя: их проживание, плату за учебу. Сколько свадеб сыграл бедным… — А почему вам важно это делать? — Я же сам вырос сиротой. Всего сам добился, несмотря на то что у меня очень хорошие родственники. Когда я вижу людей беспомощных, но талантливых, их надо продвигать. Знаете, я верующий человек. Правда, я про веру ничего не знаю, но я верю в Бога. Для меня вера: «если можешь — помоги, если не можешь — не мешай». — Что важнее — милосердие или справедливость? — Справедливость. — Почему? — Многие люди за несправедливость очень пострадали. Я сам сколько пострадал, я эту боль всю понимаю. Всю жизнь страдал. Но я никогда прощения не просил, я никогда ни к кому на поклон не шёл. Я всегда напролом шёл. Это крайне тяжело. Я врагу не желаю. — Что вы делаете, когда к вам приходит клиент, но у него нет денег на вас, хотя вы можете ему помочь? — Я минимум 10% дел веду бесплатно. Даже свои деньги трачу. Есть моменты, где дети или жёны, которые очень сильно страдают от бессовестных мужей… Без этого никуда. Всех же денег не заработаешь. — Каким должен быть хороший адвокат? — Честным, порядочным, добросовестным, крайне дерзким. Непродажным. Если ты взялся за адвокатуру, ты не имеешь права бояться кого-то. — Что вы хотите оставить после себя? — Я даже не думал… Чтоб мои дети были счастливы, чтобы они в жизни так же состоялись, так же помогали нищим, бедным. Чтобы мои дети не видели те трудности, что я видел. Вы себе не представляете, что за жизнь я прошёл! Мне было 15 лет, когда, 17 июля, погибла вся моя семья. Они поехали в Баку, чтобы старшему брату билет купить: он должен был поступать. Я дома сидел, ждал, пока вернутся. Но они не вернулись. Зато пришло очень много народу. Начали меня успокаивать, что-то говорить. Кто-то сказал, что родители в аварию попали. Я говорю: «Хочу туда. Посадили меня в машину, приехал. До сих пор помню: когда увидел родительскую машину, я обалдел. Пьяный водитель за рулём КамАЗа выехал на встречку, а машина попала под КамАЗ. Мой младший брат пробил собой радиатор через лобовое стекло. Шесть человек погибли: мама, папа, два брата, жена дяди, который ровно месяц назад женился, сын моего двоюродного брата и его жена. Все погибли мгновенно. Я долго не мог в себя прийти, с ума сходил. Я очень любил и маму, и папу. У нас семья была крайне строгая, но всё равно я безумно любил их. Постоянно летаю туда, где они захоронены, хотя бы на пять-десять минут: чтобы обнять памятник — и обратно, в Москву. Если честно, я вообще не верил до армии, что семья погибла. Каждый раз из школы возвращался, искал их: под кроватью, за дверью… Думал, что они прячутся где-то. Потом на кладбище ехал. Каждый день ездил туда. Бедная мама… Все мои братья были очень воспитанными. Только единственный я был жутким хулиганом. Я за это очень сильно караю себя. Мама очень много страдала, потому что к ней приходили родители тех, кого я избивал. Она меня жёстко наказывала, но бесполезно было. — Как вы воспитываете своих детей? — Я как надзорный орган при жене. Не дай Бог папе скажут, папа узнает — расстроится. К сожалению, это всё её труд. Я сейчас вижу чужих детей маленьких — у меня такая радость. Стоишь смотришь на них и думаешь: «Неужели я своих детей не видел?» Мои просят: «Пап, пожалуйста, домой приезжай. Мы с тобой пообщаемся». Ну в основном по телефону общаемся. Я во время пандемии из самолёта не вылезал, по всей России мотался. Слава Богу, за границу не мог лететь. Жена — самый мой близкий друг. Дочь обычного водителя. Когда я рос, я её за собой таскал везде, чтоб она тоже училась. Не то, что, как сейчас делают, «жениться на дочке богатого». — Вы говорите, что семья важнее всего, но при этом их не видите из-за работы. — Да, это большая беда. Жена постоянно объясняет детям: папа ради вас живёт, папа ради вас мучится. Раньше вообще ужас был — жена не понимала меня, были постоянно слёзы, плач: «Почему детей не видишь, с детьми не занимаешься?» Слава Богу, она сейчас понимает. — А правда, зачем мучиться? — Я сейчас не гоняюсь за работой. Она сама приходит. 20 лет стажа всё же. Если я кому-то помог, то, как только у кого-то из его родственников проблемы, ко мне прибегают. Адвокатура — железная дорога, а я на ней локомотив: десять вагонов подцепят или 50 — всё должен их таскать. Я наркоман в адвокатуре. Я не могу без работы. Я попробовал один раз: на Мальдивы полетели на девять дней, потому что пять лет не отдыхал. Пять дней отдыхал хорошо, потом с ума сходил, проклинал отдых. — У вас есть награда за большой вклад в развитие танковых войск. — У меня очень много наград. Я очень много оказываю помощи Министерству обороны и ветеранам безвозмездно. — Вы были осуждены в марте 2019 года, получили год условно и ещё год испытательного срока. Как вы так быстро получили обратно статус адвоката? — Судимость была погашена. У меня в марте был приговор. Уже в октябре или ноябре я погасил судимость по закону через половину срока. Потом сдал экзамены — и всё. — «Самопиар — одна из основных причин, по которой Пашаев взялся за дело Ефремова». Так? — Самопиар знаете, что такое? Когда ходят, как определённые люди, с утра до вечера по телеканалам. Мне за десять минут 2 млн предлагали, чтобы я сходил на определённый канал. Я сказал: «Смерть человека не стану делать источником дохода». Где самопиар? Это грязная игра моих оппонентов и тех, кто мне проиграл, — а это очень высокопоставленные чиновники или их родственники, олигархи. Они всё потеряли. Я никому не желаю быть моим оппонентом, потому что очень жёсткий и плачевный результат всегда получают оппоненты мои. — Вы себя любите? — Ненавижу себя. Я не могу в зеркало на себя смотреть. Мне мой голос вообще не нравится. Я очень самокритичен. Я не болею звёздной болезнью. Абсолютно не болею. Я крайне простой, свободный человек. С кем угодно могу общаться, где угодно могу посидеть за столом. Если бы вы предложили мне в лесу общаться — я бы в лесу с вами общался, также в костюме. Про самопиар ещё. Я первые десять дней дела с Ефремовым вообще ничего не давал в эфир. Где самопиар? Самые первые дни — самые выгодные для самопиара. Один Ефремов увидел результаты моей работы в первые три дня. Что увидел — пока преждевременно, потом расскажу. Люди одного не понимают: я пытался максимально создать баланс ненавистников Ефремова и любящих его. Потому что общественного мнения правоохранительные органы боятся ужасно, особенно полярного. Важно, чтобы был баланс. «Пашаев пиарится…» Боже мой, определённые люди с телеканалов не вылезают. Когда он работает? — Какие у вас минусы как у адвоката? — Я очень жёсткий к клиенту. Я никогда не стараюсь понравиться клиенту. Я как хирург. Неважно, нравится пациент или не нравится, — есть у хирурга обязанность оперировать. Всё. Перед делом много раз созваниваемся, встречаемся. Причём только здесь, в офисе. Никогда в жизни я с клиентом ни в каких других местах не встречался. Никогда никуда за деньгами не ходил. К Ефремову хожу, ну он на домашнем аресте. Когда домашний арест у клиента или он в изоляторе, хочешь-не хочешь — идёшь. Я не думаю как другие: «А вдруг Ефремов от меня откажется?» Ради Бога, я ему руки поцелую. Журналисты же работать не дают. Я серьёзно. Но я боец. Если я взялся за дело, я не предам Ефремова. Я пойду до конца. Посмотрим, какой будет результат. Я же не глупый человек — на всю страну сказать, что мы не признаём свою вину. Я же мог пойти по простому пути — понравиться всем, потом в суд с Ефремовым пришли бы поплакали, ниже низшего получили бы; «Молодец адвокат Пашаев!» А кто профессионал — посмотрел, сказал бы: «Ты бессовестный, куда ты смотрел? Почему ты это не исследовал? Почему ты это не рассматривал? Ты же видел, что он где-то не виноват. Почему ты молчал?» — Он не виноват? — В суде увидите. Я когда молчал, все начали полоскать: «Он губит его, что за адвокат, который молчит и ничего не делает?» Как начал говорить: «Ой, он его топит». Я не девушка, не священник и не депутат Госдумы, чтобы нравиться людям. Мне всё равно, кто что думает обо мне. Абсолютно всё равно. Я сейчас ни в чью игру играть не буду, никогда. — У вас в сети репутация «решалы». — Да, меня называют «решалой»... Как будто я какие-то вопросы решаю. Я понимаю, почему называют меня «решалой»: смотрят на дела, которые я выигрываю, и не верят, что я никому ничего не заплатил. Никто не верит, что можно так выигрывать. Вот смотрите: «Нижний Новгород, 14 июля» (показывает постановление). Заказчик дела — генерал Нижегородской области, все правоохранительные зависят от него. Хотят закрыть моего подзащитного, потом быстро провести собрание и своего генерального директора назначить. Проиграли вчистую. Гремит весь Нижний Новгород второй день: «Как это так — Пашаев пришёл, выиграл и уехал?» Подзащитный вернулся к своей работе. Уголовное дело ещё расследуется. Это прецедент. Не может быть, что Пашаев всё выигрывает! Значит, везде «решает» всё. Это не соответствует действительности. Я никому рубля не даю. Чтобы назвать меня «решалой», надо назвать хотя бы одно дело, что я «решил». Те, кто меня «решалой» называют, одно не понимают: они, когда так пишут, мне на руку играют. У наших людей менталитет такой. Люди думают, что у меня всё куплено, и такой поток клиентов идёт — вы себе не представляете. Мне говорят: «У вас же связи есть». Я в ответ объясняю, что выигрываю сам. Недавно 745 млн вернул. Пять лет клиента доили, 2,5 млрд потерял. За полгода я ему вернул более 900 млн, решил вопрос о признании Юрия Шерлинга ВИП-клиентом в деле «Мастер-банка» и включил его в реестр кредиторов. А он проиграл все инстанции. Отменил, всё вернул обратно. Сейчас, я вам отзыв покажу. (Запись с телефона, говорит Юрий Шерлинг.) «Мы забываем сказать, что природа подарила человеку некую гениальность. Эльман Пашаев относится к такой категории людей. Потому что его изобретения — я позволю себе именно этот термин — дают возможность судьям совершенно по-новому рассмотреть дело». Или вот генерал армии Ермаков говорит. (Запись с телефона.) «Все вопросы, которые мы ставили перед тобой, ты успешно решал, за это тебе большое спасибо». Вот ещё Феликс Комаров, единственный гражданин Советского Союза, член Рокфеллер-клуба. (Запись с телефона.) «Моя жизнь вошла в более привычный, более спокойный ритм. Все заботы и проблемы решаются и выполняются… Удивительно тёплый, очень интересный Эльман Пашаев. Я рад, что мы познакомились, работаем, дружим». Что мне ещё надо? Я никогда из этого себе рекламу не делал. Я застрелюсь, если выйду на публику. Мне дома спать некогда. Завтра рано утром лечу в Ростов, там работаю против ФСБ, потом работаю против Следственного комитета России. Просто, в отличие от других, я никогда не бегаю по эфирам. У меня все высокие награды адвокатской палаты России — откуда они? Если я такой плохой, зачем они мне дали это всё? Есть медаль «150 лет адвокатуры»: первую подарили Путину, вторую Медведеву, третья — у меня. Откуда это, если такой я подонок? Если я такой подлец, аферист? — Когда вы попадёте в загробную жизнь, кого бы вы хотели там встретить первым? — Родителей и братьев.

Пашаев о деле Ефремова, репутации «решалы» и самопиаре
© RT на русском