В сентябре 2010 года в Орехове-Зуеве потерялась девочка — вместе со своей тетей четырехлетняя Лиза Фомкина ушла на прогулку в лес. Активные поиски начались, только когда информация о пропавших появилась в интернете и сотни добровольцев кинулись на помощь. Поисковики прочесывали лес, но это не помогло: Лиза скончалась на девятый день от переохлаждения, нашли ее на десятый. Уже в октябре появился отряд "Лиза Алерт". Это обычные люди, добровольцы, которые днем работают, а ночью могут часами искать пропавших — в холод, в жару, в дождь. И вот однажды среди них по редакционному заданию оказалась Ксения Кнорре, которая, приехав сделать репортаж, "зависла" в отряде на годы. После каждого выезда она писала небольшие заметки, и теперь их набралось на целую книгу — "Найден, жив. Записки о поисковом отряде "Лиза Алерт" (издательство "Бомбора"). Кнорре — журналист, а потому пишет легко и непринужденно. Каждый ее рассказ (пусть даже из пары абзацев) заставляет живо представить события, которые происходили. Она чередует истории поисков с рекомендациями, например, что не нужно делать, если потерялся в лесу, как себя вести, если напала лиса, что рассказать детям, чтобы избежать трагедии. "Иду и ем мороженое" Не так давно "Лиза Алерт" искала убежавшего из дома престарелых дедушку. Я успела только доехать до штаба где-то в Бутово, получить задачу и сделать с напарником круг по заснеженному району поиска, как по рации пришло прекрасное "Найден, жив": ребята быстро нашли дедушку, посадили в скорую, и мы все разъехались по домам. В два часа ночи, когда я догрызала на кухне холодную куриную ногу, снова позвонил координатор Дулин, который вел этот поиск, и мрачно спросил: — Спишь? Оказалось, скорая зачем-то увезла дедушку в Первую Градскую, там его держать отказываются — он здоров, нет оснований, — и надо везти его обратно в дом престарелых, но поскольку он немного не в себе, нужен еще один человек для сопровождения, чтобы водитель не остался с ним в машине наедине. Я взяла еще одну куриную ногу для Дулина и снова выкатилась на улицу. В три часа ночи мы забрали дедушку из больницы (девушки-медики разного возраста с восторгом смотрели на Дулина в разгрузке с нашивками, увешанного всякими рациями; подозреваю, что если бы не мое скромное присутствие, они его оттуда просто так не выпустили бы) и повезли "домой". Вся эта история была для дедушки развлечением, явно нечастым в его кефирных буднях, и он сидел в штабной поисковой машине, мчащейся по ночному Ленинскому, возбужденно вертел головой, как воробей, и широко открытыми глазами смотрел по сторонам. Дулин врубил музыку — ретродиск, всякая там "Земля в иллюминаторе", "Я буду долго гнать велосипед", "Миллион алых роз" и прочее; дедушка ахнул, вцепился мне в руку и начал говорить, перекрикивая диск. Слушать его было сложно: обрывки фраз, фрагменты тем. — Под эту песню... И я иду и ем мороженое. Земля в этом, как его, да? Круглый? Отец с войны пришел... У деда шестнадцать детей... А потом я ходил на работу, красное здание, — и так далее. Я кивала, стараясь понять, а он несколько раз повторил: иду и ем мороженое, земля в круглом, и до меня наконец дошло: он вспоминает, как играет "Земля в иллюминаторе", а он идет, ест мороженое, и ему хорошо. — Эта музыка... вы такое мне сделали... вот здесь, в груди, — и прижимает руки к сердцу. А у самого слезы на глазах. Тут наконец я его полностью поняла. — Ну и слава богу, — говорю. Смотрю на него и чувствую: у меня самой тоже что-то такое "вот здесь, в груди". И еще понимаю, что запомню этот момент на всю жизнь, а почему — не знаю. Пожилые с деменцией — самые частые пропавшие Пожилые люди с возрастными ментальными нарушениями — это те, кого "Лиза Алерт" ищет чаще других, причем они пропадают как в лесу, так и в городе. Часто с возрастом человек теряет память и способность ориентироваться, и чем дольше он находится вне дома, тем больше забывает из-за стресса, отсутствия лекарств, физических и эмоциональных страданий. Проблема в том, что эти люди, блуждая по городу, далеко не всегда заставляют предположить, что им нужна помощь. Конечно, если бабушка зимой идет по улице в тапочках, очевидно, что с ней что-то не так, но часто они нормально одеты и вроде бы вполне адекватно отвечают на вопросы, и только продолжительный разговор обнаруживает нестыковки и несоответствия. Более того, человек с деменцией может очень хорошо знать, куда ему надо, и даже правильно туда ехать, только... он там уже 30 лет не живет, например. Поиск таких людей, как и всех остальных, происходит по определенному алгоритму. Наши инфорги распространяют информацию о пропавшем, обзванивают больницы, где эти люди могут с большой долей вероятности оказаться, проверяют свидетельства, организуют выезды на место пропажи и так далее. Отдельной задачей стоит проверка мест, где эти люди жили и работали какое-то время назад, часто задолго до момента пропажи. Однозначные бабушки Почему я здесь? Что меня занесло на эти галеры? Адреналин, драйв — это все понятно, а что еще? Да очень просто. Во-первых, это реализация вполне понятного для человека, который всю жизнь работает головой, желания сделать что-то своими руками, а не создать очередной бесплотный массив из букв. Во-вторых — и это еще проще — хочется чего-то однозначно правильного. Вот вывести из леса потерявшуюся бабушку — правильно, так же, как и перевести ее через дорогу. Правда, Дулин мне и тут испортил настроение — не любит он однозначности, понимаете ли... Ехали с ним после доставки дедушки, сбежавшего из дома престарелых, обратно и говорили обо всем этом. Я, естественно, в режиме экзальтированного восторга (Ах, какие вы молодцы! Ах, какое важное дело делаете!), а он молчал-молчал, а потом говорит: — Да непонятно, молодцы ли... — Как же так! — возмущаюсь я. — Люди бы замерзали-умирали! — Ну да, ну да, — покивал он, а потом и говорит: — В том-то и дело, что не всегда это однозначно хорошо. Вот смотри. Дедушка наш несчастный, которого мы сейчас вернули на место, что сделал? — Убежал из дома престарелых, — послушно отвечаю я, не понимая, куда он клонит. — А как убежал? — Перелез через забор, — вспоминаю я инструктаж. — Вот! — поднял палец он. — Как ты думаешь, он от хорошей жизни в этом доме престарелых полез через забор? Я молчу, потом бурно возмущаюсь: — Ну здрасьте! Дедушка-то наш с деменцией, вот и убежал! — Ладно, — машет он рукой, — бог с ним, с дедушкой. А бегунки, подростки, которых мы возвращаем домой? Я уже поняла, о чем он, и снова собираюсь с мыслями. Да, очевидно, что дети бегут из дома тоже не потому, что им там было очень хорошо, и я отвечаю уже с меньшим энтузиазмом: — Ну мы же с вами понимаем, что город — агрессивная для ребенка среда... Его там оставлять нельзя... И потом, — снова воодушевляюсь я, — бабушки в лесу хоть однозначные? Он безнадежно машет на меня рукой, и мы сворачиваем на заправку пить кофе: четыре утра, а ему еще часа полтора ехать до дома... Зимние поиски Зимой благодаря отсутствию грибов и ягод у нас несравненно меньше поисков в природной среде, чем летом — это факт, однако зимние поиски в природе требуют гораздо более оперативного реагирования, чем в другие времена года. Поэтому они хоть и более редкие, но более нервные — на то, чтобы найти пропавшего живым, у нас гораздо меньше времени. Срочный поиск В три с чем-то ночи упала срочная заявка: 14 января мужчина позвонил на 112, сказал, что он у станции Подлипки и замерзает. Я увидела поиск только утром, пошла на форум в тему, а там последнее обновление в 9:23 утра: "Погиб". Они хотят спать и им завтра на работу Где-то около часа ночи, снег. Стоим небольшой компанией в спящей подмосковной деревне, собираемся искать бабушку, которая несколько дней назад приехала к родственникам и исчезла. Льется голубой свет фонарей, беззвучно мигает "люстра" на поисковой машине, тишина и покой. Координатор заканчивает рассказ о бабушке: — Предложили родственникам поучаствовать в поиске. — Ну и что? — Ничего — они удивились и сказали, что хотят спать и им завтра на работу. Веселимся и расходимся по задачам: клеить ориентировки, прочесывать местность, опрашивать тех, кто не спит. Нам тоже завтра на работу, хочется пораньше начать и закончить. Падает снег. Когда история становится твоей Взяла себе за правило: если не могу выехать на поиск — не заглядываю на форум, где размещается информация о текущих поисках. Не можешь — сиди себе, ничего не зная, не тереби душу, потому что как только туда заглядываешь, сразу впускаешь в себя этих мечущихся в темноте людей, их страх, боль родственников. Очень тяжело уехать с поиска. Я столько раз наблюдала это: те, кто уезжают, часто оправдываются, хотя делать этого не надо, — никому и в голову не придет даже в мыслях обвинить уезжающих: каждый исходит из своих возможностей, в том числе и физических. Понимают это и уезжающие. И тем не менее... Первое, что я делаю, когда просыпаюсь после поиска, — еще не почистив зубы, открываю форум: вдруг нашли?! Я моталась несколько раз на один поиск, когда искали не один день. Я не могла по работе, у меня был миллион дел, я валилась с ног, но не могла не ехать, потому что увидела родственников, потому что говорила с ними, видела этот лес, где пропала наша бабушка. Это была уже и моя история, и моя ответственность. Я думаю, что все поисковики чувствуют то же самое: если ты впустил чужую беду в свое сердце, ты уже не сможешь просто так уехать, выполнив свою задачу, и забыть об этом. Иногда я думаю о том, насколько не близки нам могут быть все те люди, которых мы ищем. А сейчас ночью едем куда-то за сто километров, жжем бензин, отказываемся от сна, роем землю, рвемся в лес, чтобы вернуть человека домой, и пусть когда-нибудь потом мы снова разойдемся с ним, не заметив друг друга, лишь бы он сейчас нашелся. Добровольчество и ответственность Мы всегда говорим, что помочь может каждый и участвовать в деятельности отряда можно в любом режиме, расходуя на это столько времени, сколько вы готовы посвятить поискам. Помощь можно оказывать и час в неделю — это тоже важно и нужно. Мы принципиально не зовем никого на поиски, исходя из того, что люди сами решают, когда они хотят и могут поехать, и делают это в том режиме, который им удобен. Но те, кто посвящают отряду много времени, постепенно берут на себя все больше и больше функций и задач, понимая, что в отряде бесконечное количество вопросов и точек развития, которые требуют участия энергичных и по-хорошему фанатичных людей. Так у них естественным и добровольным образом становится все больше и больше обязанностей и зон ответственности. Так они часто начинают рваться на части и полностью утрачивают баланс между личной, профессиональной жизнью и отрядом. Бывает, что это приводит к потере работы, к конфликтам в семье и даже разводам. И бывает, что отряд становится главным делом для человека, под которое он подстраивает всю свою жизнь: ищет такую работу, с которой сможет в любой момент сорваться и которая оставляет достаточно свободного времени для отряда, находит партнера, понимающего и принимающего эту жизнь. Таких людей не очень много, но на них держится "Лиза Алерт".
