Дмитрий Губерниев: Мне будет 46 и это самый кайф

Не спортом единым живет и интересуется известный спортивный обозреватель и комментатор, мастер спорта по академической гребле Дмитрий Губерниев. Предлагаем убедиться в этом, прочитав интервью, которое он дал «Вечерней Москве». В нашем разговоре с Дмитрием Губерниевым — спортивным комментатором — ни про спорт, ни про телевидение мы не говорили. А начали беседу с вопроса о музыкальных пристрастиях Дмитрия. — Дмитрий, перед Сочи олимпийским вы с лидером группы «Бони НЕМ» Кириллом Немоляевым выпустили макси-сингл. Есть о чем рассказать сегодня? — Так жизнь кипит! Сейчас я собрал еще группу Guber Band, мы играем разные песни в московских клубах. И ждем, когда наконец-то доделают новый Олимпийский для того, чтобы... Ну, может, для начала выступить на разогреве у KISS (американская рок-группа, основанная в Нью-Йорке в январе 1973 года, играющая в жанрах глэмрок и хард-рок. — «ВМ»), а потом уже, так сказать, пуститься в сольное плавание. — Откуда у тебя такая любовь к року? — Знаешь, для меня 80-е были временем открытий. В этот момент я занимался греблей, был в спортивном лагере и услышал швейцарскую группу «Крокус», они живы до сих пор, кстати. А потом я услышал Accept, Russian Roulette альбом. И у меня снесло башню. Особенно песня T.V.War, «Телевизионная война» то есть, замечательная песня. И вот эта T.V.War у меня, как видишь, продолжается до сих пор. Ну, а дальше пошло-поехало. И мне до сих пор приятно, когда я выхожу на сцену либо с Валерой Кипеловым (один из основателей и вокалист группы «Ария». — «ВМ»), либо с Артуром Беркутом, гением не только «Арии», но и «Автографа». Или с ребятами из «Мастера». И мы по-прежнему в этом металле светлом варимся. И есть ощущение, что, кроме меня, еще варятся человека три в стране, ну, может быть, чуть побольше. — Откуда любовь к музыке 70-х? Я понимаю, допустим, что мое поколение в студенческую пору воспринимало эту музыку, но ты-то 1974 года рождения! — Все в моей жизни было сильно с опозданием. Мне магнитофон дедушка купил в подарок на день рождения, «Электронику-302». Это было в октябре 1986 года. Мы за ним стояли в очереди в Зеленограде. 144 рубля заплатили. Мама дала 25, остальное — дедушка с бабушкой. Был мальчик один, постарше меня, его звали Рубен. И у него папа работал в Министерстве иностранных дел Советского Союза. И Рубен был первым в 1987 году на Сходне, у кого был стартовый альбом группы «Мираж» целиком. И я у него быстро его переписал. И девчонки из старших классов в очередь становились, кому из них я дам переписать. И потом они у меня все эти кассеты заиграли. Поэтому на самом деле попса — и Наташа Гулькина, и Суханкина, они тоже присутствовали в моей жизни. И больше того, я помню, как мы даже собрали группу, «Лазурный Берег» назвали. И сочинили песню. Я играл на барабанах и пел: «Звездочки мелькают в черном небе за моим окном, освещая все своим холодным светом». А Рубен играл на синтезаторе. — А что у твоего сына со слухом, голосом? Будет у тебя семейный дуэт с Михал Дмитричем? — Вот сразу видно, что ты не следишь за моим величайшим в мире «Инстаграмом». А мы с Михаилом пели песни про коронавирус, например, из репертуара группы «Ария» — «Воля и разум»: «Потому что все, во что ты навеки влюблен, уничтожит разум, тысячеглавый убийца дракон, должен быть повержен он». Поэт Елин, кстати говоря, копирайт будем соблюдать. Музыка Андрея Большакова. — В «Инстаграме» было упомянуто, что сын пойдет по стопам отца. — В спорт он точно не придет, он не любит его так, как я. У Миши может быть либо МГИМО, либо Высшая школа экономики. — Ты хотел бы, чтобы он твой путь выбрал? — Это его жизнь. Пусть выбирает. Я просто говорю, с такой фамилией тебе нужно быть по-настоящему мощным. Просто потому, что ты должен быть лучше, чем я, в любом случае. Дети вообще лучше, чем мы. Вот сейчас, кстати говоря, смотрите, что они сделали. Очень скомкана была программа ЕГЭ из-за пандемии. Но дети настраиваются на экзамены, как на Олимпийские игры. — Скажи, а тебе самому есть что вспомнить из школьного времени? — Я свой первый экзамен никогда не забуду. Это был 1988 год, я учился в 7-м классе. И придумали тогда переходные экзамены. Один был обязательный, вроде, а второй — по выбору. Я выбрал историю. Мне досталась коллективизация. А у меня была еще жива прабабушка Поля. — По какой линии? — По отцовской. И она приезжала к деду с бабушкой на лето погостить. И она мне рассказала, какая была в деревне под Торжком у них коллективизация. Они были середняками, не кулаками. Две коровы, лошадь... Потом начали умирать ее дети с голодухи. И я на полном серьезе, отталкиваясь от каких-то самиздатовских книг, которые почитывали родители (на тот момент я уже так пытался «Архипелаг ГУЛАГ» читать), начал рассказывать про ужасы коллективизации. А учителя, переглядываясь, пошушукались и сказали, все хорошо, иди, «три». А у меня по истории была пятерка всегда. Я начал возмущаться: я вам рассказываю про Сталина, про коллективизацию, уничтожение деревни, про моих родственников, предвоенные тяжелейшие годы, голодомор и все такое прочее, а вы!.. Татьяна Вячеславовна Паршина, моя классная руководительница, пришла к нам после института, она устраивала вечера с Высоцким, с Визбором. Мы слушали про бардов, про Серебряный, Золотой век поэзии и так далее. Очень была просвещенная учительница. И она мне говорит: слышь, ты, если сейчас к нам приедет комиссия из РОНО и узнает, как ты тут рассказывал про коллективизацию, я думаю, что учебный год мы все начнем в другом месте. И, говорит, тебе поставят итоговую «четверку», вали на свою греблю. И я ушел. — Теперь я понял, откуда, собственно, растут ноги твоей нелюбви к Сталину… Тебе ведь прилетело в свое время за высказывания в адрес Иосифа Виссарионовича? — Я просто не помню такого количества угроз: не доживешь до такого-то времени, мы тебя найдем… Какие-то отделения КПРФ дружно присылали мне проклятья. Сейчас я тайну расскажу. Геннадий Андреевич Зюганов мне позвонил, когда в официальном «Твиттере» коммунистов написали, что Губерниев, мол, никакой им не друг. А мы с ним общались прекрасно всегда; он каждый раз говорил, приходи на Политбюро по вторникам. Милейший дядька. И вдруг — «никакой нам не друг». И Зюганов мне позвонил через некоторое время и сказал, слушай, говорит, эсэмэмщики перестарались, а мы с тобой по-прежнему друзья, Политбюро по-прежнему по вторникам. Я говорю, Геннадий Андреевич, а вы можете об этом сказать публично? Он мне, да ладно, давай лучше водки выпьем с тобой. Публично так и не прозвучало. Собственно говоря, они там на что-то обиделись. Но это моя гражданская позиция. — Когда прозвучало имя твоего сына, я вспомнил о твоем высказывании в адрес другого Миши, Михаила Олеговича Ефремова. И это было жестко. Вы не знакомы, стало быть? — Я с ним виделся несколько раз, шапочно. Моя позиция не изменилась. Он убийца. — Но такие истории происходят постоянно. Вот недавно в Перми 17-летний мажорна папином «лексусе» сбил девушку, получил условный срок. Почему вдруг Ефремову досталось от Губерниева по полной? — Вопрос не в том, почему ему прилетело по полной. Вопрос в том, почему всем остальным не прилетает. Мы все публичные люди. Это очень хороший урок для всех нас на самом деле. Да, разные бывают ситуации, в том числе и у меня. Но, ребята, есть такси. Есть московский прекрасный метрополитен. Пожалуйста, сели и поехали, да. Так что ничего личного здесь. Погиб человек. Все. Сколько дадут Ефремову судьи, я не знаю. Но у меня есть ощущение, что он сядет. Мы все слышали про «Гражданина поэта» (телепроект продюсера Андрея Васильева, в котором Михаил Ефремов читал стихи на «злобу дня», написанные Андреем Орловым и Дмитрием Быковым в жанре политической сатиры. — «ВМ»). История, которую так любит наша оппозиция. И флагманом этой истории был артист Ефремов. Теперь он говорит, что «я тут вообще ни при чем, я просто читал эти стихи». И все были разочарованы, потому что думали, действительно, что и Орлуша, и Дмитрий Быков, и Васильев, они такой костяк, все заодно. А оказывается, Ефремов соскочил. Мне кажется, что это еще немножко предательство тех, кто в него верил. И, может быть, эта история заставит задуматься не только тех, кто собирается сесть за руль пьяным, но и тех, кто потом будет принимать решение по отмазыванию. Потому что огласка и общественное мнение играют огромную роль. — Тебе ни разу не приходилось пользоваться статусом телезвезды для того, чтобы утрясти те или иные дела? — Это просто стыдно, как мне кажется. Я езжу в нормальном состоянии за рулем. Естественно, бывает, когда работники ГИБДД, например, проверяя документы, говорят, езжайте, пожалуйста, Дмитрий Викторович, кто-то просит сфотографироваться, автограф дать и так далее. Но у меня все документы с собой, они в порядке. — Ладно, проехали с этой историей. Про молодость прозвучало, и я хочу знать, как ты относишься к тезису, что сегодня 40 лет — это те же 20? — Мне 46 будет, и это ого-гого, самый кайф. Единственное, если ты, допустим, сделаешь комплимент юной даме, в этот момент тебе может прилететь: «Мужик, ты с ума, что ли, сошел, дед старый!» И вот это меня, с одной стороны, смущает, а с другой, наоборот, радует. Потому что, хоть я и человек, измученный «Евровидением», но понимаю — ощущение принадлежности к такой старомодной, но такой вкусной сексуальной ориентации дает тебе ощущение праздника. Как сказал мой друг, старший товарищ, неглупый и чуткий Александр Анатольевич Ширвиндт в фильме «Бабник» — «для тебя это праздник, а для меня это давно будни». — Если уж мы про тренды заговорили, скажи, все эти как бы проблемы с харассментом, это к нам пришло уже? — Да. Я, озираясь на те 20 с лишним лет бесконечных ухаживаний, собственно, жду, когда начнется... — То есть я так понимаю, что за харассмент пока не прилетало тебе лично? — Ключевое слово здесь — «пока». Но сейчас вот ты поднял эту тему и... Черт его знает... Открыли ящик Пандоры, да. — А насчет того, что надо целовать ботинки неграм. Я не скажу слово «чернокожий», потому что в моем советском прошлом никакой негативной коннотации в этом термине не было. — Я согласен. И когда блистательный Юрий Олеша писал про гимнаста Тибула, вымазавшегося сажей и появившегося, как мы помним, пред очами доктора Гаспара, он тоже сказал, если ты помнишь, фразу, что перед ним стоял негр. Ты знаешь, здесь ведь очень далеко можно пойти. Я вот давно одну мысль вынашивал, но озвучу только сейчас. У тебя кто предки? Дворяне, бояре, крепостные? — Нет, нет, я не аристократ. У меня в лучшем случае какие-то купцы из Нырковых, Морозовых. — Ну, в любом случае, вы угнетали моих прадедов. То есть смотри, к чему я веду. К тому, что у меня родословная — абсолютные крестьяне. Смоленская губерния, Тверская губерния и Московская губерния, район Орехово-Зуево, деревня Юркино, город Дрезна и так далее. И насколько я успевал спросить у своих бабушек и даже у прабабушки, все были крепостными. Хорошо, что Александр Второй Освободитель появился. Так что опасная это дорожка, потому что я ведь могу и спросить, мой друг, за притеснение Губерниевых, понимаешь? Будешь извиняться потом. — Как шикарно ты выходишь из любых ситуаций! Вот человек, который рожден победителем: 54-й размер обуви и рост — три метра. — Размер обуви — 48-й, рост — всего лишь два метра. Читайте также: Биатлонист Александр Логинов: Нельзя давать слабину