Владимир Аветисян: "Трудно желать чего-то лучшего"

- Как повлияла пандемия на бизнес, к которому вы имеете отношение? - Я не мог себе представить, что в XXI веке мы будем настолько безоружными перед обычной болезнью, перед каким-то маленьким вирусом. Пандемия поставила весь мир перед серьезной угрозой, привела к таким экономическим последствиям, которые мы еще долго будем переживать. Не говорю уже об ушедших людях, которых я знал, которые мне были близки. Экономические последствия страшны тем, что они затрагивают всю цепочку — от потребителя до всех производителей, в любой сфере. Сокращение потребительского спроса, а соответственно, сокращение производства, внутреннего валового продукта во всех странах. В начале этих событий, в самом начале марта, мне было тревожно, и я не очень понимал, как с этим можно бороться. Компании, к которым я, так или иначе, имею отношение, это предприятия непрерывного цикла, причем, они обеспечивают бесперебойное снабжение энергетическими ресурсами не только других предприятий, но и любого гражданина. Захвати пандемия какое-либо из них, последствия могли бы быть непредсказуемыми. Мы создали штаб, еженедельно проводили ВКС со всеми руководителями. Слава Богу, что все управленческие и производственные процессы удалось удержать, и никто из потребителей не почувствовал, насколько трудно это было обеспечить. Если говорить об арифметике, то произошло падение потребления всех энергоресурсов. И, поскольку, очень много средств было отвлечено на борьбу с коронавирусом, существенно повысилась себестоимость производства. Как долго мы будем преодолевать этот кризис сейчас никто не скажет. Основной вопрос — будет ли вторая волна, насколько она будет глобальной? — А если о личном? — Если к личным ощущениям, то я понял некоторые вещи. Например, что абсолютно без многих составляющих привычной жизни, которая была до 2020 года, можно легко обойтись. Я говорю о себе. Легко обойтись без поездок, даже без совещаний, которые проводятся совместным присутствием. Я никогда столько времени не проводил с семьей, за последние 20 лет так долго не жил в Самаре. За все время карантина дважды выезжал в Москву по необходимости, и все. Отношения внутри семьи стали теплее, мы с бо́льшим пониманием стали относиться друг к другу. Трудно желать еще чего-то лучшего. Это основное, что я вынес лично для себя. Ни у кого нет единого мнения по поводу этой болезни. Нет никого, кто бы сказал, что надо вот так. На каждое "вот так", есть отрицание. Делать прививку или не делать прививку, будут последствия или не будут. Хотя, лично я знаю очень много крупных руководителей, которые сделали прививку в центре имени Гамалея, несмотря на то, что вакцина является еще опытным образцом. Когда наши мнения по поводу приватизации управляющей компании Роснано с Анатолием Борисовичем разошлись, я написал заявление на увольнение - Как вам работается с Анатолием Чубайсом, в Роснано? - Я на самом деле уже ветеран Роснано. В компании таковым считается человек, отработавший в ней пять лет, а я пришел туда в 2013 году. Пришел с определенной целью, функцией, был призван, можно сказать. Я перешел из Ростеха и должен был обеспечивать взаимодействие этих двух структур. Достаточно сложная задача, учитывая, что обе корпорации гигантские. Я руководил дивизионом и антикризисным центром. То есть, все проекты, которые тогда были в штопоре по разным причинам, попадали в мою сферу ответственности. Могу с гордостью сказать, что все они на плаву, и в мою бытность, когда я этим занимался, были получены все решения совета директоров, даже с учетом того, что потребовалось дофинансирование. Можете себе представить, проект находится в кризисе, а тут прихожу я и говорю, что надо еще дать денег, чтобы проект ожил. Наверное, я умел это доказать и слава Богу, что все сложилось именно так. Потом наши мнения по поводу приватизации управляющей компании Роснано с Анатолием Борисовичем несколько разошлись, после чего я, как честный человек должен был застрелиться под знаменем части, что, в общем-то, и сделал, написав заявление на увольнение. Но Анатолий Борисович мое заявление не подписал… Кстати, время показало, что по поводу приватизации УК Роснано я оказался прав. Никто ее не дал приватизировать. В итоге, когда был начат проект Первого экологического фонда совместно с Ростехом, я посчитал, что будет логично этот проект закончить, потому что он как раз возник на уровне взаимодействия двух структур, которое я и должен был обеспечить. Я вышел из состава правления, но остался зампредом, курирую этот самый проект. Он очень важный, на мой взгляд. Предусматривает строительство мусоросжигательных заводов с утилизацией продуктов сгорания за счет переработки их в электроэнергию. Ну, и, наверное, с выходом Роснано из этого проекта, я тоже уйду. - А дальше? - Дальше — никуда. А зачем мне дальше?.. Говорят, что власть — это наркотик, а я наркотики никогда в жизни не употреблял - От меня вы точно за лесть это не сочтете, но вас олицетворяют с целой эпохой в бизнесе. У меня когда-то был разговор с Андреем Ищуком (основатель холдинга "ВБМ-Групп" — прим. ВН) об "Антанте", которая якобы пыталась снести губернатора Константина Титова. Я тогда сказал Ищуку, что губернатора может быть и победите, но потом сама жизнь победит уже вас. Собственно говоря, так и получилось. А как вы оцениваете те годы? - Я уже говорил много раз, что в принципе термин "Антанта" придумал в свое время я, потому что это действительно было смешно. А создал ее Константин Алексеевич Титов, персонально, лично, пригласив меня, Качмазова (Юрий Качмазов, в 1998-2010 годах президент группы "СОК" — прим. ВН), Ищука и предложив нам поучаствовать в политических процессах в Самаре. Не знаю, может быть, Андрей Ищук куда-то смотрел далеко, но никогда в жизни ни у кого из нас не было и в мыслях сносить Титова. Это было просто невозможно, это абсурд. Мы разумные люди, по крайней мере, я за себя могу точно сказать. Это полный вымысел политиков или журналистов, политтехнологов ли. А то, что Константин Алексеевич неординарный человек и мастер своего дела — с этим трудно поспорить. Дело в том, что на каком-то этапе произошло то, что должно было произойти. Константин Алексеевич ведь создал этот триумвират не для того, чтобы эти люди на чем-то бенефициировали. Он создал его для того, чтобы использовать в своих политических целях. Когда он увидел, что, видимо, что-то идет не так, он попытался разрушить, поссорить, попытался создать трудности и препоны. Надо сказать, что я тогда не очень был погружен в процесс, поскольку жил в Москве, и, что греха таить, для меня, начиная с 2004 года любые события, которые происходили в Самарской области, объективно были вторичны. Не потому, что я переобулся в москвича, не потому, что я на кого-то обиделся или разлюбил свою историческую родину. Для меня это тогда действительно было чем-то таким маленьким. Имея под своим энергетическим контролем половину субъектов федерации, я отвечал за гораздо большее, и ответственность на мне лежала, что называется, за государевы активы, за них я отвечал головой и чем угодно. Поэтому в самарские дела я не всегда мог погрузиться. Скорее был таким дядькой, который бывал наездами и мог чего-то посоветовать или рассказать. У нас тогда так вышло, всеми политическими процессами занимался Олег Брониславович (Олег Дьяченко, совладелец "Волгопромгаза" — прим. ВН), и он действительно во всем этом жил. Каждый день отдавал этому и время, и силы. В итоге случилось так, что Георгий Сергеевич (Георгий Лиманский, мэр Самары в 1997–2006 гг. — прим. ВН) не победил, победил Тархов (Виктор Тархов был избран мэром на выборах 2006 г. — прим. ВН) и в этом, как я считаю, полная заслуга Константина Алексеевича Титова. Нас всех пригласили на Старую площадь, где Владислав Сурков (в то время заместитель главы администрации президента — прим. ВН) это и озвучил всем. Все это можно обставлять любыми слухами — часто это и не слухи, а грубый вымысел и провокация, — но я никогда не интересовался политикой. Говорят, что власть — это наркотик, а я наркотики никогда в жизни не употреблял (смеется). Поэтому такая власть меня никогда не интересовала, кто бы чего не говорил. Если бы я когда-то этого хотел, я бы уже давно был в политике. И как вы понимаете, у меня таких возможностей было очень много, но я сознательно на эту стезю не вставал. Я всегда обращаюсь к Азарову на "вы". Если мне необходима встреча, я записываюсь - Из слухов, простите уж. Говорили о ваших сложных отношениях с Николаем Меркушкиным в пору его губернаторства. - По совершенно фантасмагорическому стечению обстоятельств, его вход в регион сопровождался негативом ко мне из-за статей, которые тогда были опубликованы в "Самарском обозрении". Я, естественно, попытался объясниться. И у меня было только одно объяснение, один аргумент, потому что можно, что угодно про меня придумать, кроме того, что я нерациональный человек. Взять и нагадить, извините меня, человеку, который только что был назначен губернатором Самарской области, и назначен был президентом — полный бред. И мы как-то сумели с Николаем Ивановичем пережить эту историю, несмотря на то, что теплых отношений, наверное, не было, скорее они стали как раз рациональными с одной и другой стороны. Мне понятно время губернаторства Константина Алексеевича Титова, которого при всем при том, считаю выдающимся человеком своего времени. Мы здороваемся, обнимаемся, и я по крайней мере не держу фигу в кармане. У Константина Алексеевича не проверял. Для меня понятно время управления Владимира Владимировича Артякова. И, совершенно другое, давайте назовем это — враждебное отношение окружения, которое было при Николае Ивановиче Меркушкине. Сам он может быть уже не испытывал таких чувств. - C Дмитрием Азаровым, начинавшем карьеру в структурах "Волгопромгаза", у вас по-прежнему сохраняются хорошие отношения, обращается ли он к вам за советом? - Конечно, хорошие отношения у нас, смею надеяться, остались. Мы, правда, больше взаимодействуем по линии моих гуманитарных проектов — фонду "ЕВИТА" и по моему опекунству в самарском баскетболе. Мы сейчас не так часто встречаемся, но я изначально выбрал такую систему взаимоотношений, при которой Дмитрий Игоревич — губернатор, а я человек с пропиской в городе Самаре. Я всегда обращаюсь к нему на "вы", вне зависимости от того, вдвоем ли мы находимся, или это какое-то публичное мероприятие. Если мне необходима встреча, я записываюсь. Конечно, я горжусь тем, что он стал губернатором. Человек к этому шел, наверное, всю свою жизнь. После того как Николай Иванович приложил усилия, чтобы отправить Дмитрия Игоревича из Самары в Совет Федерации, у нас с Меркушкиным была встреча, мы пили чай и разговаривали. Он спросил: "А как ты думаешь, Дмитрий Игоревич на меня обиделся или нет?" Я ответил, что Азаров должен быть ему, Меркушкину, очень благодарен. Зная Дмитрия Азарова многие годы, понимая, как он заряжен на системную работу, я считал, что у него есть очень хороший шанс вернуться в Самару губернатором. - Как, по-вашему, он справляется с возложенной миссией? - Насколько я располагаю общей информацией, вполне. Но, короля играет свита, и здесь нужно очень внимательно к этому относиться. Мне кажется, пока все в очень рабочем состоянии. Я могу об этом судить из публичного освещения деятельности, из оценок товарищей, которых знаю много лет. Ну, и не секрет, что Дмитрий Игоревич пришел не на пустое место. Многие люди работают давно, есть те, кто работал даже при Константине Алексеевиче Титове. Это тоже Азарова характеризует. Я считаю, очень важно людей оценивать по рабочим качествам, а не по какой-то личной привязанности. Людям должно быть интересно зарабатывать, нам нужно перестать стесняться этого. Это не алчность, а первый закон бизнеса - Скажите, как человек с большим опытом экономической деятельности, какие отрасли в Самарской области сейчас нужно поддерживать и развивать? - Нужно исходить из того, что мы имеем. У нас серьезно представлено машиностроение. Я думаю, что космос — одна из перспективных тем, которая всегда была в Самарской области актуальной и всегда развивалась. Безусловно, двигателестроение. Насколько мне известно, АйТи у нас на высоком уровне, и губернатор уделяет большое внимание развитию этой отрасли. У нас туризм может быть той отраслью, которая даст хороший рост и в смежных отраслях — рестораны, отели, увеселительные мероприятия, которые обычно собирают много людей. Все это хорошо может работать в летние месяцы, но нужно придумать, что делать в остальные семь месяцев, когда у нас тут снег и слякоть. Хотя, вот вам, пожалуйста — будущий филиал Третьяковки, наш художественный музей, ну и музей рок-н-ролла в конце концов. - Вы назвали промышленность, но здесь есть неизбежные вопросы. Была большая подшипниковая корпорация, которой сейчас нет. Был авиационный завод, который сейчас непонятно чем занимается, было станкостроение… Многие крупные действующие предприятия региона поменяли прописку. Как быть с этим? - Ну, здесь бы я тему разделил. То, что разрушено, воссоздавать бессмысленно, для этого должен быть интерес и спрос. Если инвестор решает, куда вложиться, то он же не оперирует такими вещами, как родная Самарская земля и не печалится, что — ну, вот было же. Он смотрит, где есть сырьевая база, логистика, где ближе к сбыту. Вот, пожалуйста, Особая экономическая зона. Разве это не точка роста. Людям должно быть интересно зарабатывать, нам нужно перестать стесняться этого. Это не алчность, а первый закон бизнеса. Не важно, по какому поводу это говорил Маркс, но прибавочная стоимость — это основа основ. На этом построено все, не важно, что это — ресторан, кафе или огромный завод. Что касается смены прописки, то это объективная экономическая реальность. Крупный капитал всегда был склонен к диверсификации. Мировая экономика становится все более глобальной. Я считаю, неважно, где сидит собственник, в Москве, Женеве или еще где-то. Важно, что занятость людей обеспечивается на территории Самарской области, и здесь платятся все налоги, которые по закону должны выплачиваться в регионе. Но я вижу и обратную тенденцию. Сегодня у людей, у которых есть достаточно серьезные капиталы за рубежом, возникает мысль, что стабильнее здесь, и инвестиционные ресурсы возвращаются. Когда случился отзыв лицензии, я организовал собственное "журналистское" расследование причин краха Газбанка. И его результатами я готов поделиться - Участвуете ли вы в управлении бизнесом "Самараэнерго" и СВГК? Как сказалась "газовая война" с "Газпром межрегионгаз Самара" на СВГК? Были предложения продать эти бизнесы? - Предложений продать эти бизнесы не было. Если вы имеете в виду оперативное управление, то я в нем не участвую с начала двухтысячных. Видимо, вы знаете что-то, чего не знаю я, но никакой "газовой войны", как и других войн между СВГК и Межрегионгазом не было и быть не может, априори. Есть нормальные рабочие отношения. И мы, в принципе, делаем одно и то же дело. Но у каждой компании есть свои интересы, и взгляды на производственные процессы могут не всегда совпадать. И это нормально. - Что произошло с Газбанком? Потеряли ли вы лично средства из-за его банкротства? - Судьба Газбанка меня перестала волновать ровно тогда, когда я вышел из состава его акционеров. А это произошло в августе 2017 года. Как и во всех банках, у которых была отозвана лицензия, сейчас идет следствие. И я надеюсь, скоро мы узнаем его итоги и выводы. Что касается меня, то специальная комиссия Центробанка своим письмом официально уведомила меня о своем решении: ко мне, как к бывшему акционеру, никаких претензий нет. И я исключен из так называемого "черного списка" (согласно существующей методике топ-менеджеры, акционеры, члены советов директоров и члены правления банков с отозванной лицензией, автоматически заносятся в "черный список" ЦБ - прим. ВН). Сразу замечу — "договориться" с комиссией ЦБ по деловой репутации невозможно. Вам, Андрей, скажу то, что пока не говорил никому. Когда случился отзыв лицензии, и журналисты стали задавать мне вопросы, я организовал собственное "журналистское" расследование причин краха Газбанка. И его результатами я готов поделиться. Но сделаю это только после того, как будут опубликованы итоги работы следственных органов. Считаю, что это логично и правильно. Что касается личных потерянных средств, то да, потерял. Но арбитражный управляющий, после продажи какого-либо имущества, постепенно эти средства возвращает мне, как и другим вкладчикам. Все уведомления я получаю вовремя, это официальная процедура. - Что сейчас происходит с проектом застройки территории ЗИМа? Будет ли он все-таки реализован в тех масштабах, которые презентовались? Когда? - С проектом ЗИМа происходят замечательные вещи. Мы получили результаты всех изысканий, геодезических, геологических и других. Это говорит о том, что проект уже реализуется. А застройка будет начата в этом или в следующем году, про это менеджеры, ведущие проект, знают больше меня. Есть 50 гектаров земли, которые будут оснащены всей необходимой инфраструктурой — школы, детские сады, дороги, коммуникации, энергетика. Сколько будет продолжаться стройка? На этот счет есть разные прогнозы. Видимо, от 12 до 20 лет. Многие люди, которые не так философски относятся к жизни как я, от книг Шелестова сильно возбудились, и я, как это ни странно, выполнял роль громоотвода - Вы по-прежнему поддерживаете отношения с медиахолдингом "Волгопромгаза"? - Конечно. Во-первых, всегда эти отношения были личностными. Сначала это был Князев (Александр Князев, журналист, медиаменеджер, стоял у истоков газет "Будни", "Все и всё", телекомпании "Будни" — прим. ВН), потом Наташа Камбарова (бывший гендиректор ТРК "Терра" — прим. ВН), Дмитрий Леонидович Сурьянинов (гендиректор ООО "Медиа-Самара", один из руководителей "Самарского обозрения" — прим. ВН). Во-вторых, я, наверное, до начала двухтысячных был более всех погружен в эту историю, потому что я был самым публичным человеком из всего "Волгопромгаза". Это и сегодня создает мне некоторые сложности, потому что есть превратное восприятие, что любой "чих" в Самарской области — это Аветисян. Но когда-то создание медиаактивов было скорее инициативой Князева, который со своей неуемной энергией сумел нас всех убедить в том, что на это можно и нужно тратить деньги. Я же получал от этого только шишки, потому что мне постоянно звонили и говорили: "Ну, ты знаешь, что там написали". Отвечал, что "ребята, я не читаю и не вожу рукой, не создаю цензуры". У меня есть твердая установка не писать плохо про власть, губернатора и т. д. При этом, это мое личное мнение, которое я считаю правильным. Это не какой-то бунтарский холдинг, у него нет таких целей. Но, несмотря на это мне звонили и звонили: "Ну, ё-моё, что там написали?!". Вот мне сейчас опять говорят по поводу Михаила Дегтярева (и.о. губернатора Хабаровского края — прим. ВН), что мы его поддерживали. Да, я его видел первый раз в жизни, наверное, два года назад, в самолете. Поскольку, он уже тогда был медийной фигурой, мы с ним поздоровались. До этого я его не видел лично, и ни разу не разговаривал. - Проходила информация, что "Самарское обозрение" якобы перешло в собственность Дмитрия Сурьянинова. - Нет, ну, если Дима хочет купить, я ему продам. А если вернуться с медиахолдингу, то я объективно потерял с ним "контакт". Одно время проект был реально прибыльным, и могу сказать, что печатный холдинг нам даже выплачивал дивиденды. Это было неожиданно, потому что я никогда их и не требовал. Хотя для меня лично, актив, который в течение трех-пяти лет не приносит мне никаких дивидендов, должен быть списан в ноль. Либо, ты должен понимать, как его ребрендить, сделать какую-то другую стратегию и т. д. Могу сказать, что у Сурьянинова по этому поводу очень много мыслей про цифровые медиа, которые какое-то время я не разделял, поскольку являюсь, наверное, человеком старой формации и привык держать в руках что-то шуршащее, пролистывать бумажные страницы. Если кто-то придет и предложит купить, я буду рассматривать это предложение. А пока — пусть будет. Есть возможность вникнуть и понять, что с этим делать. - А у вас было недоумение по поводу книг известного вам Кирилла Шелестова? - У меня недоумения по поводу книг не было, было недоумение по поводу Князева (считается, что Кирилл Шелестов — псевдоним Александра Князева, но сам он этого не признавал — прим. ВН) и предисловия, которое он написал. В нем было сказано, что все события в книге правдивые, и автор принимал в них непосредственное участие. Дальше, я вам честно говорю, я не читал ни одной книжки. Первую пролистал, обалдел от выдержек. Многие люди, которые не так философски относятся к жизни как я, сильно возбудились, и я, как это ни странно, выполнял роль такого громоотвода. Считаю, что это вообще "гениальная" информационная диверсия. Многие знают, что события эти были, только они были не с теми, не там и не с таким акцентом. А уж Князев мог знать это только понаслышке. Он не принимал участия в судьбоносных решениях, которые принимались в "Волгопромгазе" и других компаниях. Поэтому обиды никакой у меня не было. Незадолго до выхода этих книжек приехал Саша, попросил прощения, отпущения, мы после этого стали с ним встречаться, пить чай. А потом вышла книжка. И Князева с тех пор я не видел. Лучше играть классику и кайфовать, чем играть что-то, что тебе не будет нравиться самому - Можете рассказать о фотографии появлявшейся в СМИ, на которой вы с членом британской королевской семьи принцем Чарльзом? - Я бы еще нашел вам фотографию, где я с принцем Майклом Кентским. Правда, это середина 90-х годов, в гостинице "Три вяза". Он приезжал в Самару. Если объединить две эти фотографии, то можно создать великолепную конспирологическую версию, что я дружу с Британской королевской семьей. Я не считаю, что это было бы плохо, но, к сожалению, это не так. Что касается принца Чарльза, то это было благотворительное мероприятие в королевском дворце, на которое пригласили ряд российских бизнесменов, в том числе и меня. Потом, когда эта фотография была опубликована, самарский "Коммерсант" прислал мне запрос, мол, где была встреча, по какому поводу, и не поддерживаю ли я принца финансово. Я посмеялся, конечно. А у меня рука тогда была сломана и фото с гипсом тоже тогда СМИ публиковали. Посчитав, что у журналиста с чувством юмора все в порядке, я попросил отправить им ответ, что денег принцу я не даю, что мы с ним в поло играли и я вот руку сломал. И теперь мы просто с ним выпиваем и музицируем. Журналист в итоге написал, что я друг британской семьи. Ну, я и не отпирался… - Вы плотно занимаетесь музыкой. Есть в этом направлении какие-то планы развития? - Уже понятно, что в том, что мы делаем с DʼBlack Blues Orchestra, мы достигли какого-то хорошего уровня. Если на наши "площадные" концерты приходят десятки тысяч людей, и не просто посмотрели и разочарованно ушли, а восторженно протанцевали два часа, пожали нам руки и потом продолжали восторгаться в соцсетях — это что-то, да значит. Нужно мне это или не нужно? Я этим занимаюсь. Что меня останавливает в этом развитии? Стать в 60 лет молодым музыкантом как-то не хочется. А для того чтобы что-то поменять, нужен свой репертуар. Свой репертуар — это не большая проблема, это вопрос денег. Но когда я начинаю какие-то движения делать в этом направлении, понимаю, что-то, что происходит с написанием репертуара, мне не нравится. Мы играем шедевры, мировую классику. И приходим к тому, что лучше играть классику и кайфовать, чем играть что-то, что тебе не будет нравиться самому. - Вы играете композиции Эрика Клэптона. А такое исполнение как-то регулируется юридически? - Пять процентов от выручки Российскому авторскому обществу, если ты продаешь билеты. Просто исполнять песни не запрещено никому. Бесплатно исполняй, своим, на каких-то благотворительных мероприятиях. - А как продвигается создание музея рок-н-ролла в Самаре? - Я, признаюсь, поначалу легкомысленно отнесся к тому, как должен быть устроен этот музей. Думал, мы покрасим стены, развесим экспонаты, и уже будет интересно. Но поговорив с зарубежными специалистами, которые делали выставки для "Пинк Флойд" и Дэвида Боуи в Лондоне, я понял, что так это не работает. Это не картинная галерея, куда люди приходят любоваться уникальными произведениями искусства, которые прекрасны сами по себе, потому что это шедевр, созданный большим мастером. Рок-н-ролл — массовая культура. И какими бы уникальными не были экспонаты для тебя, для кого-то это просто предметы обихода. И тогда родилась идея интерактивного музея. Это не только яркие витрины, но и серьезный интеллектуальный контент. Человек из такого музея выходит не просто довольным от визуального восприятия раритетов типа фотокамеры Джорджа Харрисона или сценического ожерелья Эрика Клэптона начала 70-х, но и обогащенным знаниями о том времени, музыке, культуре. Например, каждый сможет прослушать композицию с известным гитарным риффом, который будет звучать без спецэффектов. А потом, понажимав кнопочки, создать в этом риффе собственное звучание. Естественно, это я вам только немного приоткрываю завесу над тем, как это все будет устроено. Был еще один важный вопрос, над которым нужно было подумать. Почему музей рок-н-ролла именно в Самаре? Не в Москве, не в Питере, а именно в Самаре. И мы вместе сочинили историю про мальчика, который рос здесь в шестидесятые. Ему товарищ на магнитофоне поставил "Битлз" и он испытал шок, от которого так и не избавился. Вот с комнаты того самого мальчика, в которой воссоздается то время, и начинается экспозиция музея. Это как шлюз в мир музыки. Пользуясь случаем, сообщу для "особо просвещенных" (смеется). Когда во время устройства внутреннего пространства музея загорелась крыша здания, конечно же, ни одного экспоната в музее не было и быть не могло. Там были только кирпичные стены. Но, как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Кровля здания с давних времен была устроена с нарушениями пожарной безопасности. Просто сложно себе представить размер беды, если бы музей работал, там бы находились люди, а мы бы не провели реконструкцию кровли. Бог уберег. Вот так. Я максималист по жизни, считаю, нет нерешаемых проблем, стоит только сильно захотеть. И вот столкнулся с тем, что есть такие проблемы - Вы основали благотворительный фонд "ЕВИТА", активно помогаете Самарскому художественному музею. Насколько для вас это важно? - Это как раз сейчас самое важное для меня. Я всегда занимался благотворительной деятельностью, но все-таки как-то бессистемно. Если кто-то смог до меня достучаться и донести информацию — всегда получал помощь. Я многие годы помогал разным фондам, когда видел, что помощь доходит до нуждающихся. Но потом я решил систематизировать эту деятельность и организовал фонд "ЕВИТА". У меня не было ни малейшего сомнения в том, кто его должен возглавить. Я предложил Ольге Шелест, и очень рад, что она согласилась. Первое время она была и директором, и бухгалтером, и кем она только не была. Фонд существует за счет бюджета, который я наполняю со своего личного счета. Но есть и доноры фонда, их очень много. Кто-то жертвует 150 тысяч, а кто-то 100 рублей ежемесячно перечисляет. У нас есть волонтеры, которые помогают нашим подопечным, производители делятся своей продукцией. Невозможно помочь всем, но я уверен, что тем, кого мы берем под опеку, эта помощь необходима. Направление, которое мы выбрали, трудное (паллиативная помощь — прим. ВН), мы понимаем, что мы этих людей никогда не вылечим, но облегчить им жизнь можем. Вот это для меня всегда было очень сложно, я все-таки максималист по жизни, считаю, нет нерешаемых проблем, стоит только сильно захотеть. И вот столкнулся с тем, что есть такие проблемы, и ты не творишь чудо, но делаешь легче жизнь неизлечимо больного ребенка или взрослого человека. С Самарским художественным музеем вообще все просто. Я дружу с очень крупным коллекционером Володей Некрасовым. Он мне помог в части моего художественного образования. Какая-то коллекция есть у меня, какие-то картины он подобрал у себя, и мы решили их подарить городу Самаре. Лет шесть назад обсуждалось создание общественного городского музея, и эти картины должны были стать его основой. Но музей так и не был создан и полотна все эти годы хранились в запасниках областного художественного музея по договору хранения и временной экспозиции. Предыдущий директор почему-то решила так это оформить. А перед своим уходом она написала мне письмо, в котором попросила разорвать договор и забрать картины обратно. Нас тогда с Некрасовым это сильно обескуражило. Я буквально рот открыл от недоумения. Затем директором музея стала Алла Шахматова. Я думаю, это был гениальный выбор. В итоге картины, наконец, обрели дом. Мне кажется, что, несмотря на то, что наш музей достаточно богат великими произведениями, для новых полотен тоже найдется место. И мы договорились, что тот самый "юризм" исправим, и картины станут собственностью музея.