Протесты в США начали американские женщины. Почему их не слышат, но боятся?

Многолюдные протесты, за которыми стоят активисты Black Lives Matter (BLM) — движения против расовой дискриминации, — на самом деле отражают куда более широкий спектр социальных проблем. Цель протестующих — это равенство людей, причем далеко не только по расовому признаку. На самом деле в центре протеста изначально стояли черные феминистки, чьи усилия и требования, как это часто бывает, потонули в море голосов в защиту черных мужчин. По просьбе «Ленты.ру» журналистка Дарья Шипачева выясняла, чего хотят протестующие, какое отношение к их движению имеет интерсекциональность и почему именно этот подход к закону и политике, по мнению феминисток, поможет всем жить в лучшем мире. Протесты активистов BLM 2020 года принято ассоциировать с убийством Джорджа Флойда — чернокожего, которого в мае задержали полицейские. Во время ареста Флойда прижали к асфальту, один из полицейских надавил ему коленом на шею и продержал ногу в таком положении около восьми минут, что привело к смерти Джорджа. Флойд не был святым, хотя именно таким пытаются рисовать его посмертный портрет иные активисты: в 2007 году он был арестован за ограбление, после чего сел в тюрьму на пять лет. Это была не просто квартирная кража — Джордж проник в дом с подельниками и угрожал пистолетом хозяйке. До этого случая у Флойда было еще восемь арестов — в основном за мелкие кражи и хранение наркотиков. Однако еще в марте этого года произошел не менее трагичный случай, связанный с полицейским насилием в отношении афроамериканцев, и уже тогда черные феминистки запустили кампанию по борьбе с расовой дискриминацией со стороны полиции. Речь идет о жестоком убийстве Бреонны Тейлор и движении Fight for Breonna («Боритесь за память Бреонны»). 13 марта полиция города Луисвилла в штате Кентукки ворвалась в квартиру 26-летней сотрудницы скорой помощи в связи с делом о распространении наркотиков. Главный фигурант этого дела уже был арестован, более того, он не жил с Бреонной и даже не проживал в том же доме, где она снимала квартиру. Но полиция убедила суд, что преступник хранит наркотики у Тейлор дома, и получила ордер, позволивший ворваться в ее квартиру ночью, взломав дверь. Бреонна и ее бойфренд Кеннет Уокер спали, когда полицейские без стука вломились к ним домой. Шокированные жильцы, проснувшись от шума, решили, что к ним забрались воры, Уокер достал пистолет и начал стрелять из соображений самообороны. Полиция ответила, но выстрелила почему-то в женщину. Бреонна получила восемь пуль и умерла в собственной постели. Она еще была жива какое-то время после перестрелки, кашляла и пыталась вдохнуть, но не получила никакой медицинской помощи в течение 20 минут, а когда скорая наконец приехала, было уже поздно. Никаких наркотиков в квартире не нашли даже после нескольких обысков. Активисты, желающие восстановить справедливость, пишут, что Бреонна была доброй и смелой, помогала пациентам и не боялась работать на скорой в разгар пандемии коронавируса. Мать Бреонны рассказывала, что ее дочь планировала посвятить всю жизнь работе в здравоохранении — у нее были большие мечты и амбиции, она работала в двух больницах, успела получить премию как образцовый сотрудник и хотела в будущем стать медсестрой. Трагическая несправедливость: выжить на передовой борьбы с коронавирусом, чтобы погибнуть от совершенно неоправданного, недопустимого полицейского насилия. Дело Бреонны Тейлор, казалось бы, идеально для политического активизма: молодая женщина, работавшая в медицине, героиня коронавирусной борьбы, образцовая гражданка погибла по недоразумению. Более того, ее убили за два месяца до трагедии с Джорджем Флойдом. Так почему именно случай Флойда, а не Бреонны Тейлор вызвал масштабные протесты? Протесты лета 2020 года не были неожиданными или спонтанными — подобные акции проходят в разных городах США регулярно в последние пять-шесть лет, говорит политический философ, социолог, докторант Новой школы социальных исследований из Нью-Йорка Анастасия Кальк. Летние выступления — прямой результат организационного труда сотен активистских организаций, образовательных площадок, групп поддержки и публичных кампаний против полицейского насилия, которые продолжаются с 2013 года. Движение BLM не сводится к серии громких и крупных акций. Нынешняя волна протестов — просто очередная ступень в долгом процессе пересмотра отношения к полиции, ее функциям в обществе и обсуждения проблем американского расизма. Основными организаторами и координаторами протестов Black Lives Matter 2013-2020 годов были и остаются черные фем-активистки и представители сексуальных меньшинств, подчеркивает Кальк. Эту особенность движения выделяют и его исследователи Дива Вудли и Кианга-Ямата Тейлор. Создательницы движения при этом открыто относят себя себя к марксистскому движению. Имя Бреонны Тейлор теряется среди голосов в поддержку Джорджа Флойда. И это несмотря на то, что петиция, требующая восстановить справедливость — то есть наказать полицейских и выплатить компенсацию семье погибшей, — набрала более 10,5 миллиона подписей, а протестующим в Луисвилле даже удалось добиться серьезной правовой победы: в городе теперь запретили ордеры на обыск, при которых полиция может врываться в дом без стука. В то же время петицию в защиту Флойда подписали почти 20 миллионов человек — практически вдвое больше, хотя дело с его арестом и личностью куда более неоднозначное. На первых взгляд, дело лишь в обстоятельствах двух убийств. Задержание и убийство Флойда происходили средь бела дня, на улице, где его видели люди; они сняли полицейское насилие на видео, в дальнейшем ставшие вирусными. Бреонна же погибла ночью в собственном доме, без свидетелей, и из-за этого шумихи оказалось меньше. Однако активистки отмечают, что дело не только в этом. Аспирантка Мэрилендского университета Рене Скотт, которая изучает черное сестринство, считает, что дело в привычных патриархальных акцентах, которые расставляют СМИ. «Помимо того что черные женщины так же, как и мужчины, подвержены риску нападения полиции, они еще и могут оказаться жертвами сексуального насилия. При этом истории женщин, убитых полицейскими, часто остаются незамеченными. Из-за этого в 2015 году активисты даже создали хештег #SayHerName — для того, чтобы привлечь внимание к несправедливым смертям черных женщин», — пишет она. Она объясняет, что убийство Тейлор вызвало лишь короткий всплеск внимания медиа — и тот был связан с арестом ее бойфренда, которого хотели судить за стрельбу в полицейских. Как только его отпустили, журналисты и соцсети забыли об этой истории, а убийцы Бреонны так и остались безнаказанными. «Необходимо прекратить игнорирование опыта черных женщин», — заявляет Рене Скотт. Черных феминисток, которые находятся в сердце кампании, даже назвали «феминистками в капюшонах». Все потому, что их работа была и остается по большей части невидимой: пока афроамериканки организовывали акции в поддержку других женщин, протесты не выходили за пределы феминистского движения. Это типичная ситуация: женщины в целом часто первыми организуют акции протеста, причем не только за права женщин, но и по другим поводам, — однако когда дело касается феминистской повестки, их редко поддерживают массы. Ведь далеко не все женщины идентифицируют себя как феминисток — таких в самых развитых странах около 60 процентов. Мужчин же, открыто поддерживающих феминизм, пока абсолютное меньшинство во всем мире — от 15 до 20 процентов. И как только в медийном пространстве появилось дело Джорджа Флойда, к антирасистским протестам присоединились и мужчины — вот тут кампания BLM вышла на национальный, а потом и на международный уровень. Реальная картина протеста частично искажена. В медиа в последние месяцы много говорили о разгромленных витринах, украденных товарах, подожженных машинах. «Так работают СМИ — в том числе российские расистские и сексистские СМИ. И наша задача как феминисток — рассказывать правду про феминистскую суть этого движения», — говорит Анастасия Кальк. Она объясняет, что в медиа часто показывают оппортунистов, которые, воспользовавшись ситуацией, начали воровать и устраивать беспорядки, но к протестующим они не имеют никакого отношения. Реальные политические протесты — по большей части мирные со стороны их участников. К примеру, в этом треде в Twitter собраны видео, где можно познакомиться с совсем иной картиной протеста BLM: там участники поют, танцуют, вместе убирают мусор после митингов, а полицейские их поддерживают — ведь люди протестуют против полицейской системы и расизма, а не против работников полиции, среди которых есть и их союзники. Нынешний протест в США, несмотря на то, каким его показывают в СМИ, — это по большей части мирное, эмпатичное и инклюзивное движение, главные требования которого просты: равные права человека для всех. Несмотря на то что в США в 1964 году приняли Закон о гражданских правах, запрещающий дискриминацию по признаку расы, цвета кожи, пола или этнической принадлежности, активисты и исследователи уверены: ущемление прав определенных групп продолжается. Еще в 1980-х этот факт констатировала ученая Кимберли Креншоу, которая придумала теорию интерсекциональности (от английского intersection, «пересечение»). Ее главная идея в следующем: все наше общество построено на разных системах угнетения, причем они пересекаются — то есть опыт дискриминации черной женщины будет отличаться от опыта белой женщины или черного мужчины. И если общество хочет добиться социальной справедливости и равенства, нужно учитывать эти сложные переплетения дискриминаций, считает Креншоу. Протесты лета этого года, по ее мнению, не могли не начаться с феминисток, ведь традиционная патриархальная система строится на иерархиях и угнетении одних групп для обогащения других (а конкретно — белых гетеросексуальных мужчин), и раса — всего лишь один из признаков, на которых это угнетение строится. Помимо расы есть гендер, ориентация, наличие инвалидности, гражданский статус и многое другое. Победить эту несправедливость и прийти к равенству — задача тех, кто борется с патриархатом, то есть феминисток. «Сегодня, 5 июня, мы собрались здесь, чтобы почтить память Бреонны Тейлор в ее день рождения. Ей сегодня исполнилось бы 27 лет. Мы произносим твое имя, Бреонна, во имя правды и свободы. Пока разрушительные проявления белого превосходства, патриархата и мизогинии не перестанут быть нормой, мы не замолчим», — написали в день рождения Тейлор активистки из группы Black Women’s Blueprint. Протесты Black Lives Matter вскрывают изнанку «американской мечты» — мифа о том, что любой успех достижим при достаточном желании и стремлении. Считается, что деньги, слава, красивый дом с белым забором — все это доступно, если человек приложит достаточно усилий. Современные активисты настаивают: на самом деле под «человеком» в такой системе подразумевается исключительно белый гетеросексуальный мужчина, желательно — из семьи среднего класса и выше. Ученые Вестминстерского университета в Великобритании исследовали, как расизм и патриархат, а также другие системы угнетения влияли на развитие капитализма и как они управляют возможностями людей в нашу цифровую эпоху. Казалось бы, удаленная работа, корпорации с их этическими кодексами, доступ к капиталу, образованию и предпринимательству для всех — все это должно было стереть границы между привилегированными и уязвимыми группами и дать всем равное право «жить хорошо». На деле, увы, до этого еще далеко. То, как связаны раса и капитализм, объяснять не нужно: Соединенные Штаты со всеми их благами буквально построены рабским трудом людей с темным цветом кожи. Даже после того, как рабство отменили, а афроамериканцев уравняли с белыми в правах, отголоски былого режима продолжают влиять на уровень жизни чернокожего населения. По данным фонда Ford Foundation, поддерживающего протесты в США, темнокожие американцы до сих пор воспринимаются обществом как менее достойные защиты, уважения и возможностей для развития. Из-за этого они вытесняются в гетто, получают меньший доступ к образованию и хорошей работе. Как следствие, растет уровень преступности: количество заключенных среди американцев латинского происхождения в 2006 году было в три раза выше, а среди афроамериканцев — в семь раз выше, чем среди белых. Это напрямую связано с уровнем бедности: если среди белого населения он в те годы составлял около 9 процентов, то среди латиноамериканцев и афроамериканцев — 21 и 24 процента соответственно. К 2018 году число бедных белых американцев практически не изменилось, как и число белых заключенных, зато примерно на треть упала преступность среди темнокожих вместе со снижением уровня бедности всего на 2 пункта. Вывод напрашивается сам собой: если люди всех рас получат одинаковый доступ к ресурсам, преступлений станет гораздо меньше, а значит, не будет и причин для полицейской предвзятости и насилия. Именно так понимают происходящее и к таким результатам стремятся активисты, организовавшие протест Black Lives Matter. Но раса — далеко не единственный фактор, который затрудняет доступ людей к ресурсам. И феминистки неспроста в центре протестов: они борются одновременно и с сексизмом. Патриархат, как и рабство, полагают основой капиталистического общества: еще марксистские феминистки утверждали, что сексизм не только унижает достоинство женщин и ограничивает их права, но и служит топливом для развития капитализма за счет бесплатного женского труда по уходу за домом и детьми. Учитывая, что США с их «американской мечтой» построили свое богатство для группы белых мужчин с помощью неоплачиваемого труда черных рабов и женщин всех рас, неудивительно, что черные феминистки — это именно та группа, которая громче других протестует против сложившегося порядка. Для того чтобы решить вопрос с пересечением дискриминаций между расой и гендером, а также ориентацией, состоянием здоровья и легальным статусом, которые также сильно влияют на доступ к ресурсам, Кимберли Креншоу и придумала теорию интерсекциональности. Изначально она как юрист использовала ее для решения именно правовых проблем Ярким примером оказалось судебное дело 1976 года. Тогда пять черных женщин подали в суд на компанию General Motors, которая, по их мнению, в процессе сокращения штата увольняла их более активно. Корпорация объяснила свое поведение так: нанимать черных женщин начали как раз только после принятия закона 1964 года, поэтому при сокращении штата под увольнение попало больше людей, пришедших на работу недавно, и среди них было больше всего именно черных женщин. Судья решил, что General Motors ничего не нарушила, а выделять группу «черные женщины» как отдельный субъект угнетения не стоит. Креншоу настаивала, что этот пример прекрасно иллюстрирует уникальную, интерсекциональную дискриминацию черных женщин — и как черных, и как женщин. Ученая добилась своего — во второй половине 2010-х термин «интерсекциональность» наконец стал популярным среди активистов. В 2015 году определение слова попало в словарь Oxford English Dictionary, а в 2017-м впервые было растиражировано журналистами в связи с Женским маршем в Вашингтоне: организаторы этого мероприятия подчеркивали, что именно интерсекциональность, то есть пересечение идентичностей разных женщин, лучше всего описывает то, как их разный опыт повлиял на нарушение их прав и социальной справедливости. С тех пор понятие «интерсекциональности» взяли на вооружение разные группы помимо черных феминисток — например, ЛГБТ-активисты и общества поддержки инвалидов. Его значение ушло далеко от того, что было в оригинальной теории. «Я называю это антиинтерсекциональной интерсекциональностью», — жалуется Креншоу. И именно эта «новая интерсекциональность» стала камнем преткновения между консерваторами и либералами — и оказалась, в числе прочего, в сердце черных протестов. «Наше будущее — это женщины, интерсекциональность и вера друг в друга», — https://mobile.twitter.com/sengillibrand/status/1070106980298186753?lang=en в конце 2018 года на своей странице в Twitter сенатор от штата Нью-Йорк Кирстен Гиллибранд. Ее запись получила более 30 тысяч лайков и 7,5 тысячи комментариев и ретвитов, многие из которых были далеко не поддерживающими. Читатели сенатора просили ее не повторять ошибок прошлого, наказывая теперь белых мужчин за все грехи, и не пытаться заменить патриархат матриархатом. Как раз такое извращенное представление об интерсекциональности и разрывает общество — не только в США, но и во всем мире — на две части в дискуссии о равных правах. Все дело в искаженном восприятии интерсекциональности как попытки перевернуть пирамиду угнетения — чтобы на ее дне теперь оказались белые гетеросексуальные мужчины. Люди, в руках которых сейчас находится основная власть и деньги, этого не хотят — и противятся антирасистским, феминистическим и ЛГБТ-движениям изо всех сил. Этот конфликт хорошо отражается в требовании некоторых современных активистов «почекать свои привилегии» — проверить свои врожденные преимущества и устыдиться. Писатель Эндрю Салливан назвал интерсекциональность новым видом религии. «Она формирует такое мышление, сквозь призму которого нужно объяснять весь человеческий опыт — и фильтровать всю свою речь. Ее версия "первородного греха" — наличие у тебя такой идентичности, которая дает тебе определенные преимущества перед другими людьми. Нужно покаяться в этом грехе — то есть "почекать свои привилегии" — и в дальнейшем жить так, чтобы они не отражались на твоей жизни», — писал Салливан. И консерваторы, и многие либералы думают так же: наличие привилегий в теории интерсекциональности делает тебя врагом, которого нужно свергнуть, а жертв — новым привилегированным классом, и чем больше угнетений, тем лучше, тем больше власти ты получишь в этом дивном новом мире. Белые мужчины и другие привилегированные группы, боясь за свое место под солнцем, думают, что черные феминистки и ЛГБТ-активисты хотят его отобрать, создав новую, перевернутую систему каст. Однако это вовсе не то, что хотела сказать своей теорией Кимберли Креншоу. Американская феминистка и антирасистская активистка Пегги Макинтош говорит, что выход из этой борьбы — в эмпатии и сопереживании опыту друг друга. Она приводит метафору: допустим, социальная справедливость — это прямая линия. Есть те, кто в силу везения попали выше этой линии и получают больше, чем заработали по справедливости. И, напротив, есть люди из дискриминируемых групп — они находятся ниже линии, и им достается меньше ресурсов, чем положено. По ее словам, выход — поднять эту линию для всех людей. Тогда каждый человек сможет пользоваться равными правами, возможностями, уважением и защитой, а общество в целом увеличит количество своих ресурсов, которые будут распределяться по справедливости. Каких же мер конкретно требуют черные феминистки? По мнению Кальк, во время протестов были опубликованы три главных программных текста. Это статья «Как нам изменить Америку», написанная Киангой-Яматой Тейлор, «Расплата по-американски» Девы Вудли и «Америка, это твой шанс» — колонка Мишель Александер, считает Кальк. По ее словам, все они сходятся в одном: нужны глубокие структурные преобразования института полиции — перераспределение полицейского бюджета на социальные программы, медицину, здравоохранение, образование. Сами же протестующие требуют более смелых шагов. Основным лозунгом протестной кампании этого лета стала фраза «Abolish the Police», что означает «Упразднить полицию». Подобное требование может казаться чересчур утопическим, но только для тех, кто не знает, какой видят активисты современную полицейскую систему. По их мнению, ее главная функция — охрана существующего порядка и интересов элит, а усиление полицейского контроля и насилия в ней считается единственным приемлемым решением проблем бездомности и бедности. Идея отмены полиции в нынешнем виде кажется утопической и тем, кто уверен, что полиция в школах — эффективный способ воспитания свободных и независимых граждан. Более подробно о том, что означает отменить полицию и почему именно этого требуют американские черные активистки и активисты, пишет, например, Мэриэм Каба — организаторка проекта NIA, который помогает задержанным полицией черным подросткам. Что же касается компромисса с другими протестующими — его, похоже, не будет в том виде, в котором его представляет благополучное большинство. «Не вижу в этом страхе ничего, с чем движение должно искать компромисс. Цель протестного низового движения как раз и заключается в том, чтобы разрушить компромисс, на котором держится современное общество и который имеет форму классового, расового и гендерного неравенства. Если кому-то страшно от наступления политических изменений и потери социальных привилегий — значит, все в порядке: движение развивается в нужном направлении», — уверена Кальк.