Валерий Кипелов о роке, классике и новых технологиях

Песня «Я свободен» в исполнении Валерия Кипелова получила второе дыхание после окончания режима всеобщей самоизоляции. RT поговорил с музыкантом о новом материале, ностальгии по гастролям 1980-х и поездках на метро. Музыкант Валерий Кипелов уже 40 лет на профессиональной сцене. За плечами артиста — участие в группах «Шестеро молодых», «Лейся, песня», «Поющие сердца» и «Ария». С 2002 года он возглавляет группу «Кипелов». «Отец рока» рассказал RT, как пандемия повлияла на творчество группы, кто из зарубежных музыкантов вдохновлял его в детстве и почему он пока не готов проводить онлайн-концерты. «Классика и рок близки» — Как вы отнеслись к тому, что песня «Я свободен» стала гимном первого дня отмены самоизоляции? — Понимаю, почему была выбрана именно она, и меня порадовало, что вспомнили эту песню, но сам её не пел, когда какие-то ограничения были сняты. Ей уже 20 с лишним лет, ни одно выступление без неё не обходится. Мы одно время даже пытались убрать песню из трек-листа, но ничего не вышло. Единственное, на что хотелось бы обратить внимание тогда и сейчас: ребята, всё-таки не забывайте, что коронавирус всё равно присутствует. У меня переболела двоюродная сестра с дочерью, техник из нашей группы, причём в достаточно серьёзной форме, знаю, что и у музыкантов были неприятные истории. В метро, я вижу, уже 30% пассажиров в масках, а остальные без. И призываю: заботьтесь о себе, не теряйте чувства самосохранения. Это не так уж сложно — посидеть дома. Я сам, когда был на самоизоляции, если и выходил гулять, то совсем поздно, когда город фактически вымирал. Проводил время на даче, занимался делами. И ни в какую депрессию меня эта изоляция не вогнала, я находил в этом даже какую-то свою прелесть. — А на вашу работу как повлияла пандемия? — Коронавирус вмешался в наши планы, конечно. У нас был длительный тур с симфоническим оркестром, который пришлось прервать в самом разгаре. Мы успели отыграть в «Крокусе» 13 марта, боялись, что и его отменят, потому что большая площадка. Но проскочили, всё прикрыли буквально через день-два. Концерты в Сибири, на Урале, в Поволжье перенеслись на осень. Ближайший концерт должен состояться в Красноярске 8 сентября, но всё до сих пор в подвешенном состоянии, мы не знаем, разрешат ли нам их провести в итоге — тем более учитывая формат оркестра, то есть ещё больше людей на сцене. Ну вот мы и подумали: нет худа без добра. Раз такая история вышла, то надо воспользоваться периодом самоизоляции и заняться новым материалом. К тому же нас постоянно упрекают, что новые альбомы редко выходят. Мы как раз накопили достаточно большое количество песен. Пока точно не решили, но, возможно, это будет макси-сингл, потому что работа над текстом у нас всегда занимает много времени. И если всё пройдёт хорошо, то надеемся выпустить его к концу года. Сейчас мы пытаемся гастролировать. Недавно были в Крыму на байк-шоу «Ночных волков». К сожалению, мы не знали заранее, что фестиваль состоится, поэтому остаться отдохнуть на пару-тройку дней не получилось. Даже в море не удалось занырнуть, хотя бы ночью — голова была забита выступлением. Единственное, что было обидно. Ещё мы заканчиваем работу по выпуску видео нашего концерта с симфоническим оркестром и надеюсь, что 25 сентября состоится презентация в сети кинотеатров «Киномакс». Я уже видел отдельные фрагменты, в целом мне вся эта история понравилась. Надеюсь, отличия в звуке кинотеатра не испортят впечатления. — Сложно совмещать такие разные жанры? — Классика и рок-музыка — это очень близкие, скажем, родственные направления. И многие рок-группы исполняли классические произведения, те же «Картинки с выставки» Мусоргского. Да и мы раньше делали концерт в «Зелёном театре». Когда я смотрел это выступление, какие-то песни пробирали до мурашек. Особенно «Игра с огнём», о Паганини. Скрипач не просто играл, но и фактически исполнял роль самого Паганини на сцене. Мне вообще нравится театрализация нашего действа. В нынешней серии концертов у нас ещё была вокальная группа, больше 20 человек. Я сначала этому противился. Мало того что надо перестраивать немного свою работу на сцене, чтобы не глушить оркестр, так ещё и у вокальной группы должны быть свои микрофоны, и потом вся эта толпа музыкантов и вокалистов, включая нас, не должна мешать друг другу. Но в итоге, надеюсь, всё получилось лучшим образом, вокальная группа добавила красок, и песни, к которым привыкли в определённой аранжировке, стали восприниматься абсолютно по-другому. Хочется надеяться, что к концу года ситуация будет более понятной. 4 декабря в Stadium мы планируем сольный концерт в честь 40-летия моей деятельности на сцене. Четыре десятка лет назад, 1 июля, я поехал с профессиональной группой «Шестеро молодых» на свои первые гастроли в тогда ещё Ленинград. «Это было как полёт в космос» — Если сравнивать те гастроли, когда вы начинали, и нынешние, в чём отличия? — Я в такие моменты вспоминаю гастроли группы «Лейся, песня». Мы один раз поставили рекорд: за 25 дней умудрились дать 85 концертов, представляете? Сейчас такое количество года на два можно растянуть, а тогда было по пять, даже по семь концертов в день. Были на фестивале «Огни магистрали», на БАМе, работали две группы. Отыграли половину концерта на одной площадке, поменялись с ними местами, потом обратно. И никакой фонограммы, только вживую. Работали в основном в Узбекистане: Зарафшан, Учкудук, Бухара, Самарканд. Это были так называемые концерты на фонды местной филармонии. Мы всегда откликались на это дело, потому что в Узбекистане не было нормы выступлений за месяц, так что все работали, сколько могли выдержать. Причём на удивление все выступления проходили при полных аншлагах. Тогда времени хватало на всё: и отдыхать умудрялись, и города посмотреть, потому что не было такого, что отработал один, максимум два концерта — и всё, пора в другой город. В Ленинграде, например, мы отыграли около 20 концертов, а в промежутках я посетил все музеи, которые там есть, все улицы обошёл пешком. Времени больше было, ведь площадка та же, всё уже отстроено. Позже, конечно, когда «Ария» началась, концертов стало гораздо меньше. Задор уже не тот, мы все постарше стали. Плюс ты понимаешь, что надо экономить свои силы, поскольку концерт — дело ответственное. Так что всё ограничивается номером в гостинице, в лучшем случае — обедом с друзьями. — Как восстанавливали голос после семи концертов в день без фонограммы? — Во времена «Лейся, песня» я был не один вокалист, нагрузка между нами распределялась. А вот когда началась «Ария», уже в 1985-м, стало сложнее: и нагрузка больше, и репертуар другой. Тогда уже со мной стал работать педагог с консерваторским образованием. Он мне показывал упражнения для восстановления голоса, учил заниматься дыханием. Кроме того, я никогда особо не злоупотреблял ни алкоголем, ни табаком. Закурил только в 1984-м, когда мы с ВИА «Лейся, песня» посетили в Афганистане госпиталь с нашими ребятами. Правда, потом курил я эпизодически, а девять лет назад бросил окончательно. И уже 20 лет не употребляю спиртного, чему очень рад. Каждый день, невзирая на погоду или настроение, заставляю себя делать полтора часа зарядку. Когда не сделаю, чувствую, будто чего-то не хватает. С собой вожу эспандеры, снаряды, чтобы на гастролях тоже можно было заниматься. Жизнь вокалиста требует массы ограничений. Если хочешь оставаться в хорошей форме долго, то ты должен себе во многом отказывать. — Можете вспомнить, когда и как вы услышали первые рок-песни в СССР? — Ох, наверное, в 1968 году, в Капотне, где я родился. Транслировали на катке что-то из наших первых вокально-инструментальных ансамблей. Не то чтобы рок, но какие-то элементы были. «Песняры» мне всегда нравились, потому что часто исполняли народные песни в такой деликатной роковой аранжировке. Позже, если брать западные команды, я услышал The Beatles, на «сорокопяточках», таких гибких пластинках. Но, пожалуй, самое яркое впечатление произвела группа Creedence Clearwater Revival. Они играли в кантри-рок-блюз-стиле. Возможно, всё дело в необычном «хрипатом» голосе вокалиста Джона Фогерти... Мне очень хотелось ему подражать. И я тогда, помню, у бабушки брал кастрюли, линейки, сидел, играл на «барабанах», параллельно слушая на приёмнике «Беларусь-62» их пластинку. Дальше уже были более серьёзные группы, скажем, Deep Purple, Led Zeppelin, это конец 1960-х. Конечно, всё это на меня произвело глубочайшее впечатление, поскольку по телевидению мы ничего, кроме советской эстрады, не видели — хотя, честно сказать, она была очень хорошей относительно нынешней. Но тогда, на фоне всего официоза, западные группы были как полёт в космос. Как будто вдруг появились инопланетяне и запели совсем другую музыку. А лет в 14 я уже сам начал играть на танцах, свадьбах, каких-то вечерах в капотненском ДК. Мы пытались воспроизводить услышанное — The Beatles, The Rolling Stones, Creedens Clearwater Revival. — Часто встречается мнение, что раньше музыка была душевнее. Вы с этим согласны? — Мне кажется, музыка соответствует своему времени. Я тоже задавался вопросом: почему у нас сейчас не появляются Моцарты, Бетховены, почему современная классическая музыка сейчас чаще встречается в саундтреках к фильмам? Нынешняя музыка стала более агрессивной. Мы стараемся придерживаться старых канонов. Может, с новыми аранжировками, цифровыми технологиями, эффектами, но суть остаётся прежней. Почему мы так долго работаем над текстами? Потому что каждое слово весомо и нам не должно быть стыдно за то, что мы делаем. «Люблю казачьи песни» — Как вам современная музыка? Что слушаете, кого можете отметить? — Я во всех отношениях консервативный человек, в том числе и в музыке. Знакомые ребята помоложе меня — я-то уже два года как пенсионер — иногда просвещают, но, например, модных сейчас рэперов я вряд ли отличу по именам. Мои критерии — чтобы музыка цепляла душевные струны, и неважно, в каком стиле. То, что я слушаю дома, сильно отличается от того, чем я занимаюсь на профессиональной сцене. Например, классическая музыка — не так давно смотрел замечательный концерт Берлинского симфонического оркестра, сидя на даче с котом. Он у меня почему-то особенно уважает Вагнера, как услышит — сразу прибегает. Очень люблю народную музыку, казачьи песни. Многие удивляются, как во мне уживается любовь к Led Zeppelin, Black Sabbath — и к Лидии Руслановой. Ну, вот как-то так уживается. В этом году вообще 120 лет с её рождения. К радости или огорчению моих поклонников, но я бы не прошёл мимо такого юбилея и с удовольствием что-нибудь исполнил из её репертуара. — С кем бы вы хотели спеть дуэтом? — Вы знаете, никогда не было такой прямо заветной мечты. Не потому, что я себя так высоко ценю. Наоборот, всегда думаю: а хотел бы тот, второй участник дуэта спеть со мной? То есть самоцели такой нет, и всегда тщательно взвешиваю свои возможности. Если мне песня близка, если я по тональности достаточно могу в ней раскрыться — такие предложения я рассматриваю положительно. Например, я считаю, что огромной честью для меня было спеть с Удо Диркшнайдером «Штиль» в составе «Арии». С Тарьей Турунен получился прекрасный дуэт на нашу песню «Я здесь». Очень понравилось наше выступление с Эдмундом Шклярским. Я в своё время подсел на песни «Пикника», мне близки их тексты и музыка, так что с огромным удовольствием спел с ними. С Сергеем Галаниным у нас вышел дуэт, но у меня сложилось впечатление, что я там немного был не в тему. — С кем-то из музыкантов, популярных в 1980-е и 1990-е, поддерживаете отношения? — Честно признаться, ни с кем особо. Иногда созваниваемся с Колей Расторгуевым — мы вместе пять лет работали в группе «Лейся, песня», зачастую жили в одном номере. Или, бывает, увидел кого-то по телевизору, вспомнили друг о друге, созвонились, узнали, как дела. Но все занятые люди, поэтому такое происходит редко. У меня довольно узкий круг общения, тесные отношения я поддерживаю с детьми, внуками и музыкантами, с которыми работаю. — Расскажите, как вы познакомились с поэтессой группы Маргаритой Пушкиной? — Это произошло в 1985 году. У «Арии» тогда ещё даже названия не было. Никто из поэтов не относился серьёзно к тому, что мы делали. Говорили: да, музыка вроде ничего, но это только до первого милиционера, вам её не дадут играть. По факту нас просто бойкотировали. Маргарита стала первой, кто откликнулся. Первой её песней стала «Тореро» на нашем первом альбоме «Мания величия». Помню, тогда были споры, кто же тореадор, мясник или служитель высокого искусства. Я придерживаюсь второго варианта, сам был на корриде. В общем, я влез тогда в текст, чего Рита не любила. Но позже сказала: «Я тебе доверяю». Так у нас и повелось. — В какие-то тексты ещё так же «влезали»? — Да, их приличное количество. Например, половина текста в «Я свободен» моя. На последнем альбоме тоже есть. Песня «Непокорённый» посвящена блокадному Ленинграду. Мне очень хотелось ответить всем этим товарищам, которые говорили: «А не проще было бы сдать Ленинград? Меньше было бы жертв, был бы город, как во Франции…» Меня это тогда так покоробило, что родились строчки: «Непокорённый, прошедший сквозь ад, // непокорённый герой Ленинград, // непокорённый на все времена, // непокорённый город Петра». Я тогда сказал: «Рит, может быть, это покажется кому-то конъюнктурным, но это от души». Она: «Давай я тебе напишу». Не было ни мелодии, ничего, только размер примерный показал. Говорю, будем ориентироваться на Высоцкого, на песню «На братских могилах не ставят крестов». И буквально на следующий день она мне прислала текст. Я был просто потрясён. Вот 35 лет мы с ней знакомы, а острота чувств не утихает. Я понимаю, что иногда нам сложно, у нас могут не совпадать взгляды, мы спорим, потому что оба стремимся к совершенству, но, несмотря ни на что, я её очень люблю. И надеюсь, что следующие песни мы напишем с ней, поскольку пока других поэтов я для себя не открыл. «Без энергетики зала сложно работать» — Вы часто встречаетесь с непониманием со стороны поклонников? — Крайне редко смотрю соцсети. Я иногда читаю отзывы на наши концерты, песни, но особого значения им не придаю. И там разные мнения встречаются. Знаю, что по последнему альбому было много нареканий. Там есть песня «Жажда невозможного», она о личных переживаниях, и мы её написали в таком блюзовом стиле, что не все приняли. Вообще, мы идём на эксперименты в музыке, не замыкаемся в каких-то рамках. Иногда исполняем народные песни на концертах, что, я считаю, совсем не противоречит тому направлению, в котором мы работаем. Или вот сделали арию Надира из оперы Бизе «Ловцы жемчуга». Я давно мечтал её спеть, просто надо было подобрать верную форму. Мы сделали из неё рок-балладу, поменяли размер — надеюсь, Бизе нас за это простит. Тоже было много неприятия: мол, замечательное произведение, которое исполняли великие оперные певцы, тут спел своим хриплым голосом. Но цель-то была не превзойти Лемешева! Народ стал интересоваться, что же это такое. Сначала подумали, что это странная наша новая песня. Потом узнали, что есть такая опера, то есть приобщились к классике. Иными словами, задача была выполнена. К конструктивной, обоснованной критике я отношусь абсолютно нормально. Тем более что сам всегда недоволен тем, чем занимаюсь. — Вы упоминали, что у вас нет страниц в соцсетях. Но я видела, что на вашем YouTube-канале достаточно много подписчиков, более 200 тысяч. Нравится отвечать на вопросы, выкладывать видео? — Честно скажу, меня зачастую просто заставляют это делать. Я как-то привык по старинке жить. И считаю, что всё о себе рассказывать не стоит. Понимаю, что мы живём в современном мире и надо как-то идти в ногу со временем, но всё равно сильно упираюсь. — А как вы относитесь к новым форматам, например онлайн-концертам? — Я видел разные группы, на разных платформах, но сам пока к такому не готов. Всё-таки без ощущения энергетики зала, без его дыхания, без взглядов глаза в глаза очень сложно работать. — В интернете очень популярна ваша фотография, где вы едете в метро... — Видел я её, да, смешная. Я был уставший. — Вы действительно так неприхотливы в быту? — Машину я не вожу, на дачу меня возит дочь — мне с ней очень комфортно, она такая спокойная за рулём. Если меня кто-то узнаёт в метро, я не испытываю беспокойства. Ну подошёл, спросил автограф, руку пожал, поблагодарил за творчество. Мне приятно, конечно. Но я не за этим в общественный транспорт захожу, мне просто так удобно, хочется и нравится. Так же, как гулять в парках, кататься на санках, ватрушках с внучками, ходить в лес за грибами. Мои музыканты часто подтрунивают, а мне так нравится жить. — Несколько расходится с вашим образом на сцене... — Да, понимаю. Был забавный случай. Приехал в Брянск, у меня там много друзей-музыкантов. И один из них предупредил дочку, что придёт Кипелов в гости. Ну, я пришёл, мы посидели, попили чайку, поговорили, повспоминали. Вдруг дочка заходит: «Папа, ну когда же Кипелов придёт-то?» Она, наверное, думала, что я приду в шипах, в косухе проклёпанной. — Что делает вас по-настоящему счастливым человеком? — По-настоящему счастливым я себя ощущаю, когда получаются хорошие песни с хорошим текстом, когда я чувствую, как всё это находит отклик у наших поклонников. Счастлив, когда вместе с близкими и доставляю им радость. Вот когда мы с внучками после бани поём народные песни под баян. Счастлив, когда семья тебя понимает и поддерживает и когда есть музыканты, которые разделяют твои идеи. Со многими я уже не первый десяток лет, например с барабанщиком мы вместе работаем 32 года. Огромное счастье сознавать, что ты кому-то до сих пор нужен. И поклонники до сих пор встают, достают зажигалки на песнях «Косово поле» или «Непокорённый».