Личный фотограф Брежнева Владимир Мусаэльян: я горжусь тем, что никогда не изменял ТАСС

​​​​​1 сентября 2020 года исполнилось 60 лет с тех пор, как фотограф Владимир Мусаэльян впервые переступил порог ТАСС. В честь своего рабочего юбилея он поделился историями из жизни, которая вместила масштабную фотолетопись страны, работу с генсеками и семейное счастье. "До ТАСС я работал на заводе и одновременно печатался в журнале "Советское фото". А возглавлял его тогда главный редактор Фотохроники ТАСС Николай Кузовкин. И вот он однажды мне говорит: "Жду вас в Фотохронике, хочу предложить вам у нас стажироваться". Я аж подскочил от радости! Предложение принял, не задумываясь, хотя оклад стажера был всего 41 рубль, а на заводе у меня выходило две тысячи. Но меркантильная сторона вопроса меня совершенно не интересовала. Так началась моя работа в ТАСС. Из-за этого решения жена со мной долго не разговаривала, а тесть вообще не общался три года. У нас же дочка родилась как раз, ей три месяца, а я с завода ушел! Но потом, конечно, все наладилось – и зарплата выросла, и гонорары пошли, по 500-600 рублей зарабатывал", - рассказал Мусаэльян. "Ты корреспондент ТАСС, ты всегда должен быть впереди" Впервые Владимир Мусаэльян оказался в кабинете Никиты Хрущева в 1961 году. "Огромный зал был весь заполнен людьми – чиновниками и фотографами. И так получилось, что я оказался позади коллег, когда была групповая съемка. Камеру даже не мог протиснуть, поэтому ничего не снял. Но зато я был первым у стола Хрущева, за который тот должен был сесть. Вот, думаю, сейчас отыграюсь. И вдруг передо мной на подлокотник кресла сел Устинов, руки расставил, своей седой головой все заслонил. Что делать? Я его раз – рукой, он в кресло и завалился. Благодаря этому удалось снять Хрущева. Потом, когда уже выходили из кабинета, Устинов меня спрашивает: "Вы кто?" "Я из ТАСС", – отвечаю. "Молодой человек, вы здесь первый и последний раз..." Уже в редакции Николай Кузовкин говорит: "Я вижу два снимка, а где фото группы?" Я ему обрисовываю обстановку: "Я не знал, мне никто не подсказал из коллег". "Ты корреспондент ТАСС, ты всегда должен быть впереди. Еще одна такая ошибка, выгоню", – сказал мне Николай Васильевич. Мое счастье, что вышел мой снимок в газете с рукопожатием Хрущева и гостя. Думаю, это меня спасло". "Фигаро тут, Фигаро там" С 1967 по 1971 год за Мусаэльяном была закреплена космическая тема. Фотограф жил в Звездном городке, снимая подготовку экипажей к стартам. "Одновременно с 1969 года начал снимать Брежнева. И вот как-то раз нужно было освещать старт на Байконуре, и тут сообщают, что меня вызывали по ВЧ-связи. Я звоню, а мне говорят: "Леонид Ильич в Болгарии, нужно снимать съезд. Завтра чтобы был в Москве". Кое-как, с тремя пересадками, добрался до столицы и сразу затем – в Болгарию. И вот выходят газеты, в которых сразу два моих снимка. Один – из Байконура, старт ракеты, второй – Брежнев, выступающей с трибуны на съезде Коммунистической партии Болгарии. И под каждой подпись – Владимир Мусаэльян. Фигаро тут, Фигаро там. Коллеги изумлялись: "Володя, ты где находишься – на космодроме или на съезде?" О работе с Брежневым По словам Владимира Мусаэльяна, он всегда волновался перед каждой съемкой первых лиц, как в первый раз. "Политика – это ведь сплошной стресс. Отсюда – и обширный инфаркт в 41 год. Но при этом я бесконечно благодарен Леониду Ильичу Брежневу за его отношение – лучше человека я в своей жизни не встречал. Он никогда себе не позволял лишнего, даже если я допускал ошибку. А если была большая съемка, Леонид Ильич говорил членам делегации: "Давайте встанем, чтобы Володя не мучился". Заботился о том, чтобы мне удобно было снимать, помогал в работе". При этом Мусаэльян вспоминает, что первые полгода работы с Брежневым генсек и вовсе его не замечал. "Это было поразительно. Я с ним летаю в одном самолете, целый день перед ним кручусь, каждый день выходят газеты с моими снимками, подпись под которыми крупнее, чем фамилия генсека. А он – ноль внимания, как будто меня и нет. При том, что к фотографиям Леонид Ильич всегда относился очень трепетно. В командировках я не знал, где ночевать – спал в резиденциях на столах в бильярдной. Помню, даже пришел к Замятину (генеральный директор ТАСС в 1970-1978 годы – прим. ред.) и говорю: "Леонид Митрофанович, освободите меня от съемок с Брежневым". "Подожди немного, – отвечает, – может, он присматривается". И правда, через несколько дней во время какого-то события Леонид Ильич заходит в свой кабинет, где я уже сидел, и спрашивает: "А где Володя?" "Я здесь", – отвечаю. "Я тут посмотрел газету, хорошая фотография, спасибо!" – сказал Брежнев. Ну тут свет для меня и зажегся". Владимир Мусаэльян рассказал и о том, как "отучил" Брежнева от ретуши на портретах. "Официальный портрет Брежнева к 70-летию мы пошли снимать вдвоем – Илья Филатов, фотограф Верховного Совета, и я. С Ильей мы договорились, что будем показывать генсеку наши работы одновременно. Я приехал со своим портретом на дачу к Брежневу. Виктория Петровна (жена Брежнева – прим. ред.) посмотрела и говорит: "Леня, посмотри, какой хороший портрет". А он отвечает: "Я уже другой выбрал". Оказывается, Илья приехал к нему раньше и все уже утвердил. Про мой портрет Брежнев отозвался так: "Я здесь не лидер". А потом говорит: "Вот на 75 лет я твой портрет утвержу". Хотя Виктории Петровне он очень понравился, сказала, что на этой фотографии он на себя похож. Ведь их приучили к тому, что лакировка снимков была. А я Леонида Ильича от этого отучил, я ничего не ретушировал". О детстве Владимир Мусаэльян всю войну прожил в Москве в 1-м проезде Мариной Рощи. "Я был маленький, но хорошо помню блиндажи – бревенчатые накаты, в которых мы прятались во время налетов. Свалки авиационные у Рижского вокзала, где мы набирали пиротехнические стаканы и поджигали, – не знаю, как у нас руки-ноги остались целы. В школе меня больше тянуло к гуманитарным предметам, а математика, физика, химия давались тяжело. Директриса меня очень любила, помогала все время. Даже на экзаменах в 10-м классе пришла и села со мной – писали мы с ней сочинение. В общем, ЕГЭ я бы сейчас не сдал. Больше всего нравились литература и история. Любимый писатель – Ремарк, я им зачитывался невероятно. Еще я очень любил стихи. У меня раньше в столе всегда Шекспир лежал". "Я похож на отца. Он, помню, за время войны появился один раз – это был 1942 или 1943 год. Отец служил на Севере. А в Марьиной Роще дед дом построил, пятистенок. Навсегда запомнил один момент – открыты окна, солнце светит, лето! Мать наварила борща, на столе – графин с водкой. Отец сидит за столом, мы рядом с ним. Вдруг – тревога! Мать нас в охапку и – в блиндаж. Приходим после отбоя, а отец по-прежнему за столом, спрашивает: "Куда вы все пропали?!" А мы с Сашкой говорим: "Смотри, какой отец наш герой, ему ничего не страшно!" Так он для нас во время войны и стал героем. После войны отец работал в Главсевморпути, дружил с Папаниным. У отца была машина, но он оставлял ее за квартал до дома и шел пешком. Никогда к дому на машине не приезжал. Уж не знаю, почему, – может, соседей стеснялся. По дороге была пивная "У японца", где мы с двоюродным братом Сашкой его всегда встречали. Заходил туда, брал кружку пива, бутерброд и все время спрашивал: "Опять бутерброд с икрой, а с сыром у вас нет?". Характер в одном кадре Мусаэльян считает, что главный секрет успеха для фотографа – желание снимать. "Я, когда пришел в Фотохронику, казалось бы, все умел. Но здесь трудились такие мастера – Грановский, Редькин, Ковригин, я все время присматривался к тому, как они работают. Сейчас работают с великолепной техникой, с "телевиками". А когда я ходил – у меня на шее были две "лейки". Надо жить среди людей, рядом с ними. Меня часто спрашивают, как я приучил Леонида Ильича к камере? Очень просто – у меня везде камеры лежали: на бассейне, в зимнем саду – во всех возможных местах. Когда меня спрашивают, как мне в одном кадре удается передать эмоцию, суть человека, я отвечаю – не знаю. Мне еще Кузовкин говорил, что я – человек одного кадра. Наверное, с детства было заложено это видение. Когда я пошел в большую жизнь, отец мне сказал: "Научись видеть в людях хорошее. Даже поганцу, который сделал тебе гадость, не отвечай, потому что потом ему будет стыдно". Коллеги, а не конкуренты Своих коллег из других изданий Владимир Мусаэльян никогда не считал конкурентами, он относится к ним с уважением, как к своим товарищам. "Я никогда никому не мешал в работе. Да, я попал в то время, когда в Фотохронике была очень жесткая конкуренция, когда снимать не давали. Соболев, Севастьянов приходили мокрые из Кремля. Когда я там стал работать – я приходил сухим и улыбался. Был такой случай. Брежнев вручал Карпову орден Трудового Красного знамени. Дима Донской звонит мне: "Володя, нас не пускают, я работаю спортивным фотожурналистом, мне очень нужен снимок с Карповым". "Пойдем", – говорю. После съемки мы выходим из кабинета, и он мне заявляет: "Володя, ты дурак. Я же твой конкурент!". Я говорю: "Дима, какой ты мне конкурент, ты – мой коллега, мой товарищ..." "Я горжусь тем, что никогда не изменял ТАСС. У меня было много предложений работы от других СМИ, издательств, даже иностранных агентств. Но я остался с ТАСС. Даже в девяностые, когда все было очень непросто".