Джон Шемякин: У нас все семьи являются гнездилищем пороков и несчастий
Интернет — это символ того, на мой взгляд, что у нас основная часть публики потеряла охоту к чтению, поскольку он прекрасно заполняет досуг, еще и вовлекает публику в активное генерирование собственных мыслей, включая дискуссии и споры, рассказал «Вечерней Москве» писатель Джон Шемякин: — Там все кипит! Зайдите на любой форум — беременных мам, пекарей пирожков, плотников, — и оцените, какие там происходят прекрасные, завораживающие своими масштабами баталии! Да, мы были самой читающей страной. Но что нам еще было делать?! Не было другого, мы и читали. Помогло ли нам это? Не знаю. Мы слишком переоценили нравственно-воспитательные и нравственно-созидательные аспекты литературы. Лев Николаевич Толстой не спас от 1991 года, Александр Сергеевич Пушкин — от 1993-го… И Есенин нас не уберег от девяностых. У нашей нации — несформулированная, страшная обида на литературу. На литературу и наши мечты. Ведь все мы были Мальчишами-Кибальчишами… Мы были чрезвычайно литературно вовлечены. А 1990-е превратили нас бог весть во что, я это и про себя говорю. Интернет стал новой реальностью. И литература обижена на него, поскольку с трудом выдерживает конкуренцию с ним, или не выдерживает уже. Будут ли люди читать бумажные книги в ближайшее время? Староверы вроде меня — будут. Может быть, потом эта мода вернется, но пока перспектив не вижу. Перестанут ли люди читать? Нет, не перестанут. Но вопрос, что они будут читать. Я вижу, что круг людей читающих сужается, причем гораздо более катастрофично, чем нам кажется. И я смотрю на то, что люди читают. В том числе мои дети. Это вызывает огромное количество вопросов. Мы живем в культуре, в которой основным культом является травма. Хочешь быть успешным автором — пиши о травмах. У нас чрезвычайно травмированная, болезненная память. У нас нет ни одного периода в истории, в котором хотелось бы жить. Я говорю это как историк и сын человека, родившегося в 1924 году, понимаете? Сейчас невозможно написать и продать, например, историю просто о счастливой семье. Поднимите пласт так называемой психологической литературы, скажем, по теме «мать и дочь». В поисковике наберите, что вы- падет? Токсичные матери, «Нелюбимая дочь», «Третья — лишняя». Там не будет книг о счастливой матери и дочери. Все травма, везде. Все подвергались каким-то насилиям, кого ни возьми, если не в детстве, то в молодости. И уж сто процентов абсолютно все терзались в подростковом возрасте, и до такой степени, что сейчас этому выросшему подростку уже 47 лет, а он, несчастный, не может ничего из пережитого забыть и жениться! Культ травм! У нас нет культа психологической гармонии или психологического здоровья, нет культа счастливой семьи, у нас все семьи, и сейчас я не только о России говорю, являются каким-то гнездилищем не только пороков, но и всех несчастий и угроз. Интернет поощрил такое явление, как пиратство. Честно: я отказываюсь иметь какую-либо точку зрения по этому поводу. Безумно обидно, когда человек пишет книгу, получает свой небольшой гонорар, роялти, и тут эту книгу у него воруют. Этот человек потратил силы и время, претерпел муки, ведь писательство — это всегда мучительный процесс, а люди, хохоча, скачивают этот его труд, посылая ему привет на словах. Но, с другой стороны, понятно, что пиратство делает литературу доступной для людей, в том числе для тех, кто финансово несостоятелен. Вы же видели, сколько книги стоят! Мне не горько, что мои тексты появляются в интернете порой даже без указания авторства. Не потому, что я умалишенный бессребреник, но я — реалист, и прекрасно понимаю, что если не так, то — никак. И если тебя не разворуют, ты станешь любимцем двух тысяч людей в лучшем случае. Интернет и литература — это, на мой взгляд, явления мало пересекающиеся. Литература стала гораздо доступнее. Я помню, как во времена студенчества книги приходилось заказывать и ждать месяцами. Теперь нам доступно огромное количество прекрасной литературы, в том числе научной и научно-популярной, благодаря интернету и библиотекам. Но у литераторов, по понятным причинам, есть обида на интернет. Литератором сейчас может быть или звезда, или человек, который имеет, как говорили раньше, отхожие промыслы. Будем реалистами — жить литературой сейчас практически невозможно. Но так возникает вопрос о профессионализме литераторов, ведь профессия — это то, за что ты получаешь деньги, все остальное — хобби, служение, епитимья — что угодно. Литератору-незвезде в литературе сегодня никак невозможно… А литераторов-звезд можно перечесть на пальцах фрезеровщиков — то есть их не более семи. Остальное — возврат в Пушкинскую эпоху, когда можно было при имении в триста душ публиковать стихи. Я не апологет СССР, особенно позднего, но «Стыдно чего-то не знать» — это был один из элементов культа советской семьи. Но теперь не знать — не просто не стыдно, не просто нормально, а этому придается даже некий шарм: «Я этого не знаю и знать не хочу». Кто мог так ответить в годы моей молодости? Никто. А теперь так говорят направо и налево. «А я считаю» — это то, что я слышу каждые двадцать минут. У нас ныне культ собственного мнения, не важно какого. Или «я этого не знаю» и «мне это неинтересно». Если мы не изменим систему среднего образования, нас ждет не какой-то тупик, а головокружительный и очень быстрый крах. Уверен: нужно на десять лет наложить мораторий на любые эксперименты в образовании — оно всегда должно чуть отставать, быть консервативным. Но при этом список изучаемой литературы я изменил бы. И вообще я хотел бы услышать от Министерства образования и просвещения четко сформулированный ответ: для чего, например, дети должны изучать «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Или, скажем, какая педагогическая цель преследуется Министерством при изучении «Войны и мира» Толстого в десятом классе? Я считаю, что это просто «галочка». Читайте также: Юрий Поляков: Природа любви от трансформации половой морали не меняется
