Сергей Неверов — о работе в шахте и в Госдуме, о «Единой России» и воспитании детей

«Мои политические амбиции, мне кажется, реализованы», — говорит руководитель фракции «Единая Россия» в Госдуме Сергей Неверов. В разговоре с Иваном Сурвилло Неверов рассказывает, почему важно не оставлять ложных надежд, вспоминает свой первый спуск в забой, объясняет, почему не оформил себе шахтёрскую пенсию и до сих пор пользуется кнопочным телефоном. — Что вам не хватает в жизни, Сергей Иванович? — Времени. Часов в сутках мало. Хотелось бы побольше. Хочу больше уделять времени своей семье. Практически весь период моей политической жизни пришелся на рост моих детей, потому, что я стал депутатом в 1999 году, а в 1998 году у меня родилась дочь. Сын — младше на 5 лет, тоже этот период захватил. Хотелось бы больше с ними общаться, потому, что они растут, меняются, у них другое мировоззрение. Они живут в совершенно другой динамике: в динамике развития робототехники и искусственного интеллекта. Они в этом более продвинуты, чем я. Мне бы хотелось понимать, как они себя осознают и ощущают в будущем. Я с ними общаюсь, но хотелось бы больше. Может быть, если было бы больше общения — они бы какие-то другие вещи мне раскрыли. Понимаете, я прихожу с работы достаточно поздно, а они уже могут спать. Утром рано мы видимся, когда я уезжаю на работу, а они уходят в школу, на занятия. Я могу уделить им время только в выходной, и то не всегда, потому что могу находиться в регионе или в командировке. Отпуск, я, как правило, тоже провожу в регионах, потому что перевыборные компании... Они больше с женой куда-то могут выехать, в санаторий там, или куда-нибудь на соревнования. Сын занимается плаваньем и чаще на его соревнованиях бывает опять же жена. Я смотрю потом видео, но это не то. Я не делаю с ними уроки, не хожу на собрания родителей в школу, не бываю на 1 сентября... К сожалению, в день знаний я обязательно нахожусь в каком-то регионе, принимаю там участие в мероприятиях в других школах, а не в школах своих детей. — Ни разу не были на 1 сентября? — Один раз — 1 сентября у дочери. Но это был один раз. У сына — не был. Хочется, чтобы в сутках было не 24 часа, а хотя бы 25, чтобы час дополнительно уделять себе и семье. — А какие у вас принципы в воспитании детей? — Которые заложены моими родителями: чтобы в семье была нормальная атмосфера, чтобы дети росли настоящими гражданами нашей страны, чтобы они учились, чтобы радовали родителей. Стараюсь воспитывать их личном примером, не в плане загруженности работы, а в плане построения семейной жизни. Мы же живем с супругой вместе уже 37 лет. — А дети, говорят когда-нибудь: «Папа, хватит тебе работать. Давай, ты побудешь с нами»? — Нет, но они всегда рядом, когда я дома. Мы обсуждаем их учебу, обсуждаем их занятия, можем поиграть в настольный теннис или в баскетбол. — Они гордятся вами, как вы думаете? — Это надо у них спросить. Я думаю, что поводов огорчаться или разочаровываться во мне у них нет. — Слушайте, а если сын придёт к вам и скажет: «Пап, слушай, я хочу поработать с тобой. Вступить в партию и дальше, как ты». Что вы ему скажете? — Он ко мне не приходил и этого вопроса не задавал. Но я не считаю, что в нашей стране в политике должна быть преемственность. Я считаю, что преемственность должна быть в профессии: учитель, врач, шахтёр. Не в политике. — Каким своим политическим решением вы не гордитесь? — У меня нет таких решений. Мне же оценку делают избиратели, не я. Плюс, последние годы все решения — коллегиальные. Они обсуждаются на уровне партии или фракции. У меня может быть своя точка зрения, но, когда решение принято, мы его реализуем. — Вы сказали, что хотите, чтобы дети выросли настоящими гражданами России. Что вы вкладываете в это понятие? — Чтобы они были полезны. Полезны обществу, полезны стране. Трудились, приносили что-то в копилку нашей Родины. Чтобы были не просто потребителями, а что-то создавали. — А если на себя посмотреть — что полезного, вы как считаете, смогли вы сами? — Ну, я стараюсь. Я не только занимаюсь политикой и принятием законов. Я еще помогаю людям решать какие-то повседневные вопросы. Это может быть от совершенно маленького какого-то шага до своевременной помощи в области здравоохранения или жилья. Кому-то нужно что-то подсказать, с кем-то — просто поговорить, а кому-то будет недостаточно всего, что вы сделали и можете сделать. Очень часто люди приходят, когда есть уже решение суда, а они не согласны. Инструмент у депутата один — запрос. Я ни в коей мере не могу вмешиваться в период расследования. Это законом запрещено. Но очень часто приглашаю к себе на приём представителей следственного комитета и представителей прокураторы, чтобы люди могли сразу же включиться. Бывает, понимаю, что не в состоянии кому-то помочь. Я тогда откровенно говорю, что так и так, но, если вы настаиваете — я готов направить запрос, хотя предполагаю какой будет ответ. Я оставляю человеку надежду. Иногда удаётся. Это не ложная надежда, потому, что человек к вам пришёл, вроде понял всё, но если у человека появится возможность обратиться к президенту — он обратится к президенту с тем же вопросом, с которым пришёл к вам. Такая природа человека — надеяться до последнего. У меня, например, есть женщина, у которой убили дочь. Человек осуждён, получил достаточно большой срок. Но она считает, что прежде чем он её убил, он ещё её изнасиловал и надо наказать суровее. Я сделал запрос, было проведено соответствующее дополнительное расследование и дополнительная экспертиза. Установлено, что факта изнасилования не было. Женщина не удовлетворена этим. Я с ней периодически встречаюсь. Добивался, чтобы у неё была официальная встреча с Бастрыкиным. Она — мать, она всё равно считает по-своему. У меня какое-то чувство вины перед ней присутствует, если говорить откровенно. Вообще приходят люди с совершенно разными вещами. Например, пришел человек: «У меня есть технология строительства. Стоимость одного жилья 10 000 рублей». Я говорю: «Могли бы вы поделиться технологией, чтобы мы могли это Министерству показать?». Он: «Нет, это ноу-хау. Поделиться не могу, потому, что вы это украдёте. Вы мне дайте, пожалуйста, институт проектный, я там всё нарисую». Ну, мы же понимаем, что технологии у него не может быть. Но время этому человеку я уделил. Кроме моего личного приёма стараюсь помогать через фонды. Есть такой фонд «Созидание», он реализует несколько программ. Например, мы ежегодно запускаем поезд здоровья, который ездит по отдаленным территориям, проводит приём пенсионеров, которые, в силу отдаленности их жилья, не всегда могут приехать в районную поликлинику. У нас есть программа, которая, к сожалению, ещё реализуется, по покупке дров одиноким пенсионерам. Увы, не везде газифицировано ещё. — Для вас это всё разве не значит, что вы помогаете людям? — Это же всё в рамках моей деятельности. Я очень часто еду вместе с поездом здоровья, встречаюсь с людьми и провожу приём. Не всегда есть у человека возможность доехать до приёмной. У нас принцип — принять каждого человека, который пришёл. Часто ухожу спать далеко за полночь. — Вы избрались в 99 году в Государственную думу. Не устали? — Нет. Я же работаю, вообще-то с 81-го года — 16 лет отработал в шахте. У меня уже есть пенсия шахтовая, но я её не оформлял. — А почему? — У меня нет такой необходимости. Плюс, пока я работаю, у меня накапливаются баллы, которые в дальнейшем увеличат размер пенсии. — Там же ещё за ордена дают? — Не знаю, по-моему, за ордена надбавок нет. (За орден «За заслуги перед Отечеством» II степени» положена федеральная надбавка в размере 330% — прим. RT). — Что вы поняли за все время работы в Госдуме? — Самое главное — оставаться прежним человеком и не отрываться от земли. — Получается? — Получается. По крайней мере, я так думаю. Я провожу приёмы, встречи и постоянные поездки по регионам. Когда был секретарём Генерального Совета — проехал практически все субъекты, за исключением может быть, 4-5-ти. Я достаточно приземлённо понимаю проблемы, которые есть. Это позволяет мне оставаться человеком и политиком. Я не разделяю в себе политика и человека. Политики могут говорить одно, а в жизни быть другими. Я не такой. Я могу где-то отреагировать жёстко, потому, что я не летаю в облаках, не живу где-то в космосе. Я прекрасно понимаю проблемы и трудности наших граждан. У меня в семье многие так живут: сестра в Томске, родственники моей жены. Я всё прекрасно вижу и понимаю. Куда мне отрываться-то? Знаете, когда вы от земли отрываетесь — у вас почва из-под ног уходит и можно серьёзно грохнуться. Лучше ходить по земле. И её чувствовать. — Есть ли у вас политические амбиции? — Мои политические амбиции, мне кажется, реализованы. Я являюсь депутатом Государственной Думы — высшего законодательного органа нашей страны. У меня есть возможность инициировать законопроекты, направленные на решение тех или иных вопросов, у меня есть возможность быть представителем замечательного региона — Смоленской области, которую в свое время в Верховном Совете СССР представлял Юрий Алексеевич Гагарин. Я считаю, что мои политические амбиции реализованы. Хотя их у меня никогда не было, по одной простой причине — я никогда не стремился в Государственную Думу. Это было предложение моих коллег-шахтёров, с которыми я работал. Я тогда занимался общественной деятельностью, не прерывая работу в шахте. Я был избран в 89 году (ещё в период Советского времени) председателем первичной профсоюзной организации на шахте. Это был период шахтёрских забастовок, а бастовать в Советском Союзе было не принято. Заканчивались забастовки в ряде регионов не очень хорошо. В 94-ом году началась реструктуризация угольной промышленности, закрытие шахт, в результате только в Кузбассе 150 тыс. шахтёров оказались на улице. Естественно, мы объединялись и боролись за свои права. В 99-ом году мои коллеги, с которыми я работал в шахте, предложили меня выдвинуть в депутаты Государственной Думы третьего созыва. Я тогда выдвигался как самовыдвиженец. Шёл независимым кандидатом. Получил 54% поддержки, и стал депутатом одномандатником. В 4-ом созыве избирался одномандатником от «Единой России». Сейчас в Смоленской области я опять избирался как депутат-одномандатник. При этом ещё и возглавлял список. — Про «Единую Россию» хочу спросить. Как вы относитесь к тому, что её хоронят? Я когда готовился к интервью очень часто слышал такое мнение, в том числе и от коллег ваших. — Скорее всего, Вы это слышали от наших оппонентов. Я об этом читаю практически перед каждыми выборами. Но результаты голосования показывают, что поддержка партии «Единая Россия» по-прежнему высокая. При этом, конечно, есть и претензии, и замечания к нашей работе, без этого невозможно. Ведь, как говорят, не ошибается тот, кто ничего не делает. Но ведь практически никто не предлагает ничего конкретного. Заметьте, что в период пандемии в регионах работали волонтёрские центры организованные, прежде всего, «Единой Россией» и МГЕР. При этом Всероссийская политическая партия «Единая Россия» существует 19 лет, и только на выборах 2007 года партия получила большинство в Государственной Думе. А в 2003 году партия получила 37,5% поддержки. Поэтому у «Единой России» есть все перспективы и дальше участвовать в политической жизни страны в качестве ведущей политической силы. — Помните свои ощущения при спуске в забой в первый раз? — Да. Первый раз я спустился в шахту с отцом, когда мне было 9 лет. Да и в первом классе на Новый год у меня был костюм шахтёра, так что моя будущая профессия была предопределена. Потом в 83 году я пришёл одним из первых на шахту работать (шахта «Есаульская» начала работу в 1984 году). Трудовая книжка в отделе кадров у меня была 4-я или 5-я по списку. Очень хорошо помню своих коллег, с которыми начинал работать, и всех, с кем я продолжал работать все 16 лет на одной шахте. — А после того, как стали депутатом — общаетесь с ними? — Да. Я практически никогда не менял свой телефон. Очень многие товарищи, с которыми я работал на шахте, до сих пор знают мой номер. Мы друг друга поздравляем с праздниками, они пишут, у них всегда есть возможность мне позвонить. Я не прерываю никаких отношений с шахтой, которой сегодня уже более 35 лет. В позапрошлом году приезжал туда, общался. — Слушайте, а дистанция в разговорах с коллегами бывшими есть? — С моей стороны нет. Они тоже встречаются со мной точно также, и разговаривают со мной: «Привет, Серёга». Никакого почитания, к счастью. У кого-то из них, конечно, есть ко мне претензии как к власти. Ну, мы в нормальном диалоге их обсуждаем. — А в последний раз с кем разговаривали, помните? — 4-5 дней назад раз я разговаривал по телефону с Читой. У одного одноклассника был вопрос по предпринимательству, он хотел проконсультироваться. — А картина откуда у вас? — Мне её подарил Вячеслав Викторович с Демидовым Иваном. Это пермского художника картина, они купили её и решили мне подарить. Я её повесил, как будто я со своими коллегами нахожусь. У меня не только картина. Вон, видите, шахтовый телефон висит. Он работает как городской. У меня есть шахтёрские лампы, шахтёрские награды, разные сувениры. Даже медведь есть в каске шахтёра. Всё о шахте напоминает. Но этот кабинет достаточно политизированный. В нём очень долгое время работал Евгений Максимович Примаков, а потом Вячеслав Викторович Володин. Здесь ничего не менялось со времён Примакова, кроме, может быть, штор. — В работе шахтёра и в работе политика есть что-то общее? — Ответственность. В шахте вы работаете с коллективом, это ответственность безопасности, ответственность поддержки. Есть несчастные случаи, к сожалению, но, Слава Богу, их всё меньше и меньше. Такая же ответственность должна быть у политика за принимаемые решения, за действия. — А у вас на шахте друзья погибали? — Погибали. На шахте Есаульская была большая авария. Я уже не работал. Я приезжал. Погибали те, с кем вместе работал и в одной бригаде, и в одном звене. К сожалению, такие случаи в моей жизни были. Это всегда тяжело, даже, если вы не работали вместе, а просто были знакомы. У меня погибали и те с кем я учился. Ребята работали на шахте Юбилейная, там был очень серьёзный взрыв. Погиб человек, с которым мы учились в одной группе. — А вы думали про то, как можно поменять что-то, чтобы такого больше не происходило? — Конечно многое сделано. Большую работу проводил Тулеев Аман Гумирович, губернатор Кемеровской области. Он остановил разрушительное закрытие шахт в Кузбассе, начал строительство новых современных безопасных шахт с дегазацией. Там новые технологии, новое оборудование. Мы вместе обсуждали и вносили изменения в нормативные акты. Все правила безопасности на шахте — написаны кровью шахтёров. Каждая авария расследуется и делается всё, чтобы подобное исключить в дальнейшем. Но очень часто срабатывает человеческий фактор. Я вам говорил о той же ответственности. Из-за проступка одного человека могут пострадать несколько. Сейчас ужесточаются меры входа в шахту, масса сигнализаторов стоят. Сегодня уже есть примеры безлюдной выемки угля, когда всё делает техника, а управление идёт с поверхности. Смертность очень серьёзно снизилась. Раньше на 1 миллион добычи угля погибал человек, сегодня этот коэффициент намного ниже. — Если взять годовой отпуск от работы и заняться чем-то интересным — что бы это было? — Путешествие по нашей стране. Я по работе проехал практически всю страну, но, как правило, приезжал на 1-2 дня и не успевал ни посмотреть, ни погрузиться в край. А у нас есть что посмотреть. Детей взял бы с собой, обязательно. — Книжку не думаете написать? — Нет, хотя предложения такие поступали. Я не сторонник, когда кто-то из депутатов пишет книгу. Не знаю, может быть, ко мне это придёт через какое-то время. Сейчас писать мемуары у меня желания нет. Не тот возраст. — А что вы хотите оставить после себя? — Я не знаю, что можно оставить. Я думаю, что память в людях, которым удалось помочь. А тем людям, кому не удалось помочь — по крайней мере, что мы с ними встретились. Хотелось бы всё-таки что-то доброе и светлое оставить, чтобы люди не очень на меня обижались за что-либо. — Что вы детям говорите про смысл жизни? — С Ангелиной у нас такого глубокого разговора не было, но смысл жизни, в моём понимании, — всё-таки оставаться человеком. Моя любимая книга Каверина «Два капитана», я считаю, что там очень чётко изложен смысл жизни и позиция каждого человека. Если вы слукавили — жизнь вас накажет. Я живу по принципу «Добро побеждает зло». В этом вижу смысл жизни. — Никогда не лукавили? — Честно, не думаю, что лукавил умышленно. Были моменты, когда старался как-то смягчить ситуацию, может быть, не всё сказать, но считаю, что потом время на свои места всё расставит. Меня так учили. Один из первых учителей моих — начальник участка на Есаульской Лисин Сергей Александрович. Очень много мне в жизни подсказывал. На днях ему исполнилось 90 лет. Я звонил ему, поздравлял с днем рождения. Он мне очень много в жизни дал хороших наставлений. — Например? — Научиться говорить «Нет». Не оставлять ложных надежд и каких-то там завуалированных «Давай, приди завтра, давай послезавтра». Если нет — значит нет. Если тебе не положено, значит — не положено. Тогда не возникнет ситуаций, когда кто-то придёт, а ты не можешь отказать, потому что он скажет: «Слушай, ты же здесь сделал, а здесь — не сделал. Ты же здесь смог, а почему здесь не смог?». Честным быть легче. Второе ещё помню — он мне сказал: «Если у тебя есть возможность, то всегда помогай». Если есть возможность, хоть малейшая, помочь — помогаю. — Последний вопрос. Почему у вас кнопочный телефон? — Мне удобно. Для всего остального есть айпад. Я им пользуюсь регулярно. У меня на нём почта, пока на работу еду, читаю её. Мне на айпад ребята всё необходимое сбрасывают, плюс Фб на нём есть, и Инстаграм, и всё остальное. Мне удобно. А телефон кнопочный — чисто, чтобы позвонить или отправить смс-ку «Перезвоню». — Спасибо. — Вам спасибо. (пауза) Знаете, единственное, о чём я жалею в жизни — у меня в один год умерли и мама, и папа. А на следующий год родилась дочка. Я очень жалею, что она не успела застать дедушку с бабушкой. И что они не успели застать её.