Как живут женщины в странах ислама: 5 личных историй

На заре советской власти наших героинь нарекли бы освобожденными женщинами Востока (ок, и Юга). Сейчас их называют прогрессистками и современными женщинами. Каково это – расти в восточной семье, как это – жить в прямом соприкосновении с мусульманской традицией?

Нигина Сайфуллаева

Краткая справка: Нигина – кинорежиссер, сценарист. За картину «Как меня зовут» получила на «Кинотавре» спецдиплом жюри. Называлась премия так: «За легкое дыхание и художественную целостность».

О запрете на бороды и некоторых особенностях женского существования в Таджикистане

Я родилась в Таджикистане, в Душанбе, в 1985 году и уехала в 1991-м. Это время было скорее советским – ничего радикально восточного не происходило. У меня была очень светская русскоговорящая семья. Семья в широком таджикском смысле слова. То есть все триста довольно светских человек. Да, мальчикам делали обрезание, готовили плов, чай пили из пиалок, но в парандже никто не ходил, женщины работали (моя мама – так и вовсе в Доме моделей, бабушка была писательницей), все курили сигареты, ходили по гостям и все такое прочее.

У нас не было никакой тирании. У меня очень живой и веселый папа. Религии тоже не было. Сейчас ситуация немного меняется в Таджикистане, но власть пытается оберегать светскость государства. Из совсем такого внешнего примера – там запрещены бороды. Так как это признак именно радикального религиозного мусульманина.

Безусловно, девочкам нельзя встречаться с мальчиками до замужества, их назовут джаляб («шалава») и замуж будет уже очень сложно выйти. А это основа основ. Но я уехала в слишком раннем возрасте, чтобы выбирать себе какой-то особый свободный путь. Этот выбор сделала за меня мама, когда увезла в Москву.

По таджикским меркам в Москве я вела себя как полная джаляб. Но по московским – это была нормальная такая живая юность. «Дети-кухня-религия» – это я скорее сейчас, после рождения сына. Шучу, конечно, но в общем обстоятельства заставляют жить поскромнее.

Вообще жизнь в каждой стране обусловлена целым комплексом взаимосвязанных процессов. И люди, которые там живут, ощущают ситуацию естественной и никуда от нее не бегут. Во всяком случае, большинство. Даже в доверительных беседах я вижу, что моих сестер и братьев не травмирует то, что их супругов выбрали не они сами, а родители. Когда я попыталась настаивать на своем, то брат мне сказал: «Разве может мама сделать что-то плохое для своего сына?»

В итоге этот разговор обернулся драмой. Потому что он таки прислушался ко мне и женился на девушке, которую выбрал сам, – на яркой, свободной, с характером и прочими атрибутами.

Родители ее не одобряли, но согласились. В итоге она ужасно поступила с нашей семьей, брак распался, и я как бы оказалась не права в своей свободолюбивой позиции. Второй его брак, где жену выбрал мой папа, оказался идеальным.

Начитанная, с юмором, но скромная и покладистая девушка из приличной интеллигентной семьи оказалась очень впору не только моему брату, но и родителям. И все счастливы. Тогда я и поняла, что традиции и комплекс условий и правил нельзя изменить вот так точечно, в одном элементе.

Ну и ситуацию всегда можно оправдать. Так, например, сестры мне говорили о плюсах того, что мужа она видит на свадьбе условно третий раз в жизни. Типа, вы в России женитесь спустя несколько лет и уже успеваете надоесть друг другу, приесться, а у нас в браке самое горячее начинается. Все в новинку, флирт, романтика. Ну, звучит по-своему убедительно. Но лишь в том случае, если мама с папой не ошиблись с выбором.

Залина Маршенкулова

Кратская справка: Залина – журналистка, блогер, медиаактивистка, феминистка. Создательница гениального сайта диких новостей Breaking Mad, автор телеграм-канала «Женская власть».

Тернистый путь дочери кабардинца к феминизму

Мой отец – кабардинец, мама русская. И хотя я не росла в Кабардино-Балкарии (была там раза три от силы), все равно отец пытался привнести в мою жизнь элементы мусульманской культуры. При этом, надо сказать, он отнюдь не ортодоксальный, а вполне европеизированный человек. Учился, работал в Москве, здесь же встретил маму.

Мне определенно повезло: удалось избежать строго патриархального воспитания. Да, пока папа жил с нами, он наставлял меня: «учись готовить», «принеси и подай». Классическое отношение к женщине как к служанке присутствовало. Но в его защиту скажу, что это свойственно и многим российским мужчинам, я бы не списывала все на этническое происхождение.

Отпор сексизму я дала в 14 лет, заявила: «Не надо применять ко мне все эти мусульманские примочки!» – буйной и свободолюбивой я была всегда. Отец удивился, но спорить не стал. Я пошла работать уже в 14 лет, для меня всегда была важна независимость ото всех, я работала в местной газете на Ямале и еще массовиком-затейником, то есть я отлично училась и работала на двух работах.

Я сама себе купила выпускное платье и туфли, очень этим гордилась и горжусь. Вообще я с детства заявляла, что класть хотела на семейное счастье, для меня всегда важнее всего была самореализация.

Разумеется, в ответ постоянно прилетала эта старая добрая хрень типа «выйдешь замуж – по-другому запоешь». Ну вот я замужем девять лет, и ничего не изменилось. По-прежнему ненавижу готовить, не готовлю и не собираюсь – а муж это делать обожает (в юности как раз обещала выйти замуж за повара).

Как я пришла к феминизму? В какой-то момент меня задолбали сексисские публикации типа «10 способов сделать мужчину счастливым» – и я решила создать телеграм-канал про реальных женщин, не вписывающихся в рамки «милая и самая послушная», для женщин, которые хотят сделать счастливыми себя.

Или посмотрите на мой проект Breaking Mad – агрегатор безумных новостей, сайт с черным юморком. Многие долгое время думали, что им заправляет мужчина. Когда выяснилось, что я женщина, читатели (70 % – мужчины) негодовали, писали «а мы думали, ты наш бро».

В телеграме мне чаще всего пишут читательницы, которым мешают жить родственники. Самая распространенная история: женщина разводится с тираном, и родственники с обеих сторон ее гнобят. Такие истории подчеркивают нулевой статус женщины в обществе.

А мужчины чаще всего спрашивают, как перестать воспринимать женщину как собственность... Вообще сейчас, конечно, есть некоторый положительный сдвиг. Многие поняли тупость сексистской рекламы, выучили термин «слатшейминг» и призывают прекратить травлю жертв насилия.

Даже некоторые активные пользователи твиттера, самой циничной, по моему мнению, соцсети, и те встают на сторону феминисток. Два года назад невозможно было представить, что эти мизантропы поддержат антипатриархальные флешмобы.

Таус Махачева

Краткая справка: Таус – художница. Лауреат Премии Кандинского, премии «Будущее Европы», всероссийского конкурса «Инновация». Работы Махачевой хранятся в музее Tate Modern (Лондон), в музее современного искусства MUHKA (Антверпен), Московском музее современного искусства, а также в частных собраниях в РФ и за рубежом.

Детство у меня было счастливое, юность – чуть менее... В восточной семье, наверное, как и в западной, самое главное – это столкновения, которые происходят уже скорее в юности. С семьей, с самим собой. Проблемы были, но не по части третирования меня как девушки.

Я выросла в собственном свободном мире. Помню, к примеру, один из своих разговоров с дедушкой, когда я спросила: «Дедушка, за кого мне лучше выйти замуж? За аварца?» Он говорит: «Ну да, за аварца». – «А если не за аварца?» – «Ну за дагестанца». – «А если не за дагестанца?» – «Ну за россиянина». – «А если не за россиянина?» Он говорит: «За человека – было бы хорошо».

Мне кажется, когда ты растешь с таким дедушкой, то все у тебя будет отлично. Между прочим, сам он, конечно, был женат на бабушке, которая была чистокровной аваркой.

Важный момент был, когда я поступила в Лондонский институт искусства и дизайна. Сказала маме: «Вот, поступила. И не хочу больше учиться на экономиста». – «Да, поезжай», – ответила она. Всегда буду благодарна маме за то, что ей хватило мужества согласиться. Более того, моя семья сильно помогла мне, мы все понимаем, какие это расходы – учиться за границей.

Что касается проблем, которые создаются женщинам на Востоке и Юге, то, знаете, я сталкивалась с закостенелым представлением о роли не только женщины, но и мужчины. Мне кажется, надо говорить о закостенелом представлении, не разделяя эти два мира, – люди противоположного пола там тоже поставлены в определенные рамки.

Большой вопрос, что тяжелее – ряд запретов для женщин или ожидания (которые связаны у окружающих со взрослеющими мужчинами). Я, например, знаю мужчин, которые женились на ком им было сказано. И это только одна из мужских драм в Дагестане.

Развитие свободной творческой души в нашей республике – это в первую очередь не гендерная проблема, а трудности, связанные с системой поддержки искусства в стране.

Она не реформировалась эффективным образом с советских времен, когда у нас были творческие союзы, писательские дачи, хорошие зарплаты, продвигались публикации, были весомы гонорары за книги. Выдавались мастерские... Сейчас такого нет, как мы знаем, зато есть свобода высказывания.

Если вернуться к вопросам женского пространства, то, пожалуй, лучшим обозначением моей позиции будет художественная практика, а точнее, мое альтер эго (или как я иногда ее называю – моя подруга): Супер Таус.

Супергероиня из Дагестана, которая тихо, молча делает удивительные вещи: мимоходом освобождает дорогу от гигантского валуна или ставит памятник двум смотрительницам Марии Коркмасовой и Хамисат Абдулаевой – эти женщины в 1990-е годы предотвратили кражу полотна Родченко из дагестанского музея.

Сила Супер Таус и есть сила женщин, которых я вижу вокруг себя в Дагестане. По-моему, собственные страхи всегда намного больше парализуют, нежели самая страшная реальность.

Алиса Ганиева

Краткая справка: Алиса – писательница, литкритик, редактор. Лауреат премий «Триумф», «Дебют», финалистка «Русского Букера». Участница списка самых талантливых молодых жителей Москвы, составленного британским изданием The Guardian.

Я росла в семье, которую, наверное, можно было бы назвать советско-интеллигентской, родители трудились в Академии наук. Да и Махачкала, где прошло мое детство, в период перестройки была еще вполне культурным городком. Туда и БГ приезжал на квартирники, и Смоктуновского еще помнили (тот начинал свою карьеру в местном драматическом театре). Но среда постепенно менялась. И помимо общероссийского наступления гопничества за счет хлынувших в город переселенцев шла массовая маргинализация народа.

Девочек в Дагестане держали в черном теле, на палочном воспитании, чтобы они бесконечно работали: мололи, драили, месили, таскали. Моя мама в этом смысле разрывалась. С одной стороны, в мозг ее была вшита программа: сделать из дочери гостеприимную хозяйку, чтобы хинкал у нее получался пышный, а пирог чуду тонкий, чтобы налево не ходила, род не позорила и чтобы, получив диплом, достойно вышла замуж за дальнего родственника. Это было мастхэвом – чтобы обязательно за родственника, на худой конец за человека со своего района.

Дальше. Юбки выше колена – это был позор. На танцы ходить нельзя. Дискотеки в Махачкале были только дневные, но любая на них побывавшая девочка автоматически считалась шлюхой.

Я в такие места не рвалась, да и выглядела в старших классах малоаппетитно – доска да жерди вместо ног. Тем не менее передвигаться по городу одной было всегда не по себе – прохожие парни могли попытаться задеть.

Да, я постоянно сталкивалась с закостенелыми представлениями о месте и роли женщины. Мужчины сидят – женщины подают. Если они после омовения, то и здороваться с тобой за руку не будут, чтобы не загрязниться и не испортить совершенного ритуала.

Не слишком все изменилось и сейчас – и я не боюсь об этом говорить. И вот результат: дагестанские близкие не понимают меня. Папы уже нет, но он до последнего болезненно реагировал на злобную критику, которую ему на меня выливали всякие приятели (общественные деятели, политики, чиновники, журналисты Дагестана).

Они меня кляли, а он переживал и писал мне увещевания. Мама сейчас живет в Махачкале и радуется моим успехам, но, как только подходит очередной критик и рассказывает ей, что я ненавижу свою родину, что я аморальна или еще чего-нибудь, она сразу начинает оправдываться, открещиваться – очень боится общественного осуждения. Ведь выходит, раз я не патриотичная и безнравственная, значит, она меня такой воспитала. В общем, ее настроение и поддержка колеблются в зависимости от чужого мнения.

Ей главное, чтобы я поскорее родила ребенка, уже не важно от кого, хоть от банка спермы. Один из дядей, брат покойного папы, и вовсе попросил меня поменять фамилию.

С его семьей я не общаюсь, и они клянут меня по углам: предательница Дагестана, безбожница, лесбиянка (совсем уж дикая фантазия, будь я лесбиянкой, я бы этого не скрывала) и т. д.

Но есть и те, кто поддерживает. Мой брат Омар, мои две двоюродные сестры Патя и Джамиля, мой дядя из Кизляра. Вот, пожалуй, все.

Манижа

Краткая справка: Манижа – музыкант, исполнительница и сочинительница этно-поп-композиций на русском и английском языках. Обладательница довольно удивительной страницы в «Википедии» и 278 тыс. подписчиков в «Инстаграме».

О насаждаемых ценностях, которые навсегда останутся с тобой

Я родилась в 1991-м в Душанбе – там как раз начиналась гражданская война. Все вокруг рушилось, в том числе мечты и устои. А в семье была атмосфера безопасности, защищенности. Так что особых проблем у меня в моем маленьком мире не было. Там я была свободна, я стала тем, кем хотела, – музыкантом.

Однако я сталкивалась (и до сих пор сталкиваюсь) с неприятием мусульманского сообщества: дальние родственники и приближенные к семье люди все еще не воспринимают меня как правильного человека что ли. Вроде как я занимаюсь каким-то постыдным делом.

Я всегда себя чувствовала белой вороной. Когда была старшеклассницей, мне приходилось возвращаться домой до семи вечера – железное было правило. Я не ходила на свидания, не общалась с мальчиками. При этом училась в обычной московской школе, сидела за одной партой с беременными одноклассницами.

Кругом подростки, все гуляют, на город опускается вечер, а ты сидишь дома. Сидишь и сидишь. Но, знаете, в 21-летнем возрасте (когда мне предоставили полную свободу и я улетела учиться в Англию) я вдруг обнаружила, что ценности, которые мне привили, только укрепились. Я их приняла как свою особенность.

Например, уважение к ближнему, к старшим для меня действительно превыше всего. Или такой момент: я всю жизнь обращаюсь к маме на «вы». Просто не могу по-другому. Еще один пример. Я действительно не готова вести разгульный образ жизни.

И от большинства коллег по сцене отличаюсь: музыкант Манижа – не певица в коротком платье и на каблуках. Хотя мне постоянно советуют выглядеть именно так ради роста рейтинга и популярности. Но это не мое. Я смогу добиться успеха иначе, это я знаю точно.

Вообще моя пробивная активность – наследственное: прабабушка была первой женщиной в восточных республиках СССР, скинувшей паранджу и прямо заявившей о желании работать, а не сидеть тихо в своей комнате.

Сейчас это восприняли бы как манифест, а тогда у нее просто отобрали детей – выбирай, либо дети, либо работа. Прабабушка в итоге добилась всего, чего хотела. Она дошла до очень высокой должности и даже сумела вернуть себе детей.

В следующем поколении активность нарастала. Моя мама получила три высших образования, а сейчас работает как психотерапевт и дизайнер, у нее свой бренд Modardesigns.

При этом она успела вырастить пятерых детей – великая женщина. Или вот бабушка, к которой я каждое лето ездила в Таджикистан. Невероятно сильная и красивая, она всегда приучала нас, детей, к труду. Пол не разрешала мыть шваброй, только тряпкой, руками. Просила меня, например, почистить бассейн. А я, московская белоручка, в ответ: «В смысле? Я туда не полезу!»

Через четыре минуты я выгребала оттуда грязь лопатой, ревела и думала, как же все это несправедливо. Теперь же я полна благодарности к бабуле – отличная была закалка. «Никто за тебя ничего не сделает, только сама», – грозя ладонью, воспитывала она.