«В МОЕМ АКЦЕНТЕ НИКОГДА НЕ БЫЛО ФАЛЬШИ»: последнее интервью Андрея БЫЧКОВА
27 октября пришла трагическая новость – не стало старейшего костромского депутата Андрея БЫЧКОВА, одного из самых уважаемых местных политиков, настоящего политического «тяжеловеса». Андрей Иванович часто общался с журналистами, но по-настоящему откровенных интервью у него почти не было. Разговорился он, пожалуй, лишь раз – и это стало его последним откровенным интервью — на пороге своего 60-летия. Тогда он, ничего не скрывая, ответил на вопросы журналиста Галины РУБАНКОВОЙ. С разрешения автора мы публикуем этот текст с небольшими сокращениями. «В институт приехал в фуфайке» — Среди фотографий из вашего семейного альбома меня особенно поразила одна, на которой вы с братом — оба в новых кирзовых сапожках. Дистанция от этого маленького мальчика Андрюши из брянской деревни до сегодняшнего Андрея Ивановича Бычкова, огромна. — Послевоенное детство…. Одежде радовались. Естественно, кирзовые сапоги это уже получше чем резиновые, или просто — почти босиком ходили, в галошах каких-то. Поэтому сапоги покупали всегда к школе, росли-то мальчишки быстро. Но напрасно вы думаете, что кирзовые сапоги для меня пройденный этап. И сегодня у меня есть и резиновые, и кирзовые. Андрей Бычков в детстве. — Андрей Иванович, зачем вам сейчас кирзовые сапоги?! — Ну как же, в огороде работать, когда сыро бывает. — Ну а ботинки от Гуччи у вас есть? — Нет, дорогими вещами я никогда не увлекался, потому что, как бы сказать… Хотя, может, и государственные должности большие занимал, но я не привык выделяться, тратить огромные деньги на моду или там фирму определенную. Я как рядовой гражданин покупал то, что было в магазинах. — Ой! Уж так и рядовой. Да вы и в брежневские времена уже были не рядовой, а номенклатурный работник. Председатель райисполкома разве в простых магазинах отоваривался? — У нас в Костромском районе спецмагазинов для номенклатуры никогда не было. Если было в обкоме партии, в облисполкоме, то для их работников, и большей частью продовольственные заказы. А так действительно вы правы, что в период 1970-80 годов были дефицитные товары, которые можно было купить только в лесоторговых базах, в магазинах потребкооперации. — Есть еще одна фотография — первомайская демонстрация 1968 года, вы такой красивый, в драповом пальто – лучше все одеты. Как артист! Другие студенты попроще. — Не знаю, может, и как артист, но в институт я в фуфайке приехал. И первый год практически весь первый семестр в ней и проходил. Потом уже заработал на пальто, когда нас послали на картошку в учхоз «Костромской», и нам платили деньги, и еще несколько мешков картошки мы в общежитие привезли, чтобы питаться всю зиму. Потом родителям наконец-то стали платить какие-то деньги, потому что наш колхоз был преобразован в совхоз. Вот так и купили мое первое пальто. В стройотряде. — Вы не обижаетесь, что я вас об этом спрашиваю? Дело ведь не в «барахлизме», а в том, что вещь может быть символом, и памятью. И вообще можно составить историю жизни любого человека из его вещей. — Я это понимаю. И согласен с тем, что историю любого человека можно проследить по его вещам. Но я не «барахольщик». Жена меня постоянно ругает, что мало костюмов. Костюмов пять, наверное, у меня есть. Некоторые из них светлые, их зимой не будешь надевать. Рубашек много. Помню хорошие были нейлоновые, помочил, одел, и гладить не надо (смеется). Плащи болоньевые, все гонялись за ними. Я сожалею о том, что отец не мог купить мне гармонь, которую я хотел. Так до сих пор и не умею играть на гармони или баяне. Я первый велосипед купил, только когда уже сам заработал в колхозе после девятого класса. В школу приходилось ходить за четыре километра. Дорога плохая, колеи разбиты, пески. Я проехал весь путь и нигде не слез, еду довольный – думаю, как быстро я научился ездить. На повороте, не доезжая до дома двадцать метров, упал и тетради слетели в грязь. «Жену спрашивали: а что – своих парней-то нету?» — А машина у вас сейчас какая, раз уж мы решили сравнивать ваши достижения? — Да есть машина, есть, но я хочу сказать не об этом. Достижения? Главное, я считаю, то, что благодаря настойчивости родителей удалось получить хорошее образование. Всю жизнь старался учиться и сегодня учусь. Это родителями было заложено, и я всегда старался их не подвести. В последние годы они со мной жили. Вообще к людям старшего поколения всегда уважительно относился, стараюсь им помочь. В том числе и используя свои властные полномочия. Наши старики прожили очень трудную жизнь. — Андрей Иванович, а ваши дети? Они ведь тоже ваше достижение – трое детей. — Дети тоже все получили высшее образование, все работают, живут самостоятельно. Дочь и сын – в Костроме, средняя дочь – в Москве, поскольку замуж вышла за москвича. Андрей Бычков с семьей. — В фильме «Москва слезам не верит» есть такая фраза «Чтобы стать женой генерала, надо выйти замуж за лейтенанта». — Очень правильно! — Вот и ваша супруга выходила замуж за студента, а потом он стал — председателем облдумы. Скажите прямо – есть в этом какая- то заслуга вашей жены Татьяны Михайловны? — Есть, и очень большая. Мы вместе учились в караваевском сельхозинституте, она тоже по специальности зоотехник. Мне пришлось работать в местности, где она родилась, и все знали ее родителей и вообще родословную – как порядочнейших людей. Мне нельзя было их семью подводить. Андрей Бычков признавал, что без жены не добился бы таких успехов. — Наверняка, когда вы приехали по распределению с молодой женой к ней на родину, деревенские пристально приглядывалась к вам: «Кого это Таня привезла? Не пьяница ли, не вор ли, не грубиян?» — Точно, было такое. Когда только мы познакомились, приехали к ней в деревню на праздник. Они посмотрели и говорят: «Ой, Тань, не надо, он откуда-то издалека приехал, еще обманет. Что, своих парней нету?». Я еще и разговаривал так не по-русски. В общем, советовали ей со мной не связываться. Но потом я на практику туда приехал, полгода отработал. А в то время попасть «за реку» (так называли колхоз Малининой и соседние крепкие хозяйства – «заречные») было совсем не просто. А меня без всякого взяли на должность главного специалиста, уже зная, как я полгода там работал. И не случайно парторгом через небольшое время выбрали. Потом председателем колхоза работал семь лет – с теми же самыми людьми, которые поначалу считали меня чужаком. «Я принимал отел, доярки не знали, что делать» — Глядя на вас в этом в кабинете, не подумаешь, что вы вот так прямо работали с настоящими коровами. — С самыми настоящими, не сомневайтесь. Начинал в совхозе «Горьковский», жили в деревне в четырех километрах от центральной усадьбы, водопровода не было – за водой для домашней скотины я ходил на ферму – километр с лишним. Телефон – там же. Прихожу на ферму – а доярки не знают что делать, корова тяжело телится, ветеринара нету, приходилось самому помогать. Принимал отел. Это тоже поднимает авторитет среди народа. — А дома у вас животные были? — Всегда держали. Держали поросенка, утром покормишь и вечером с работы пришли – еще раз покормили. Родители жены держали корову, теленка, я опять поросят завел – к ним в Костромской районе тогда подозрительно относились, но я без сала не мог. Кур позже держали. — Андрей Иванович, вот вы упомянули, а я вас давно хотела спросить: вы от своего белорусского акцента не пытались избавиться? — Даже не пытался. В Костроме я не раз встречал своих земляков из соседних с Любовшо деревень, из нашего района. У них акцента нет такого, я не знаю, почему он у меня остался. Не работал над собой!(смеется). — Были бы вы актером – вас бы быстро отправили к логопеду и выдрессировали! Получается, он вам не мешал. А, может быть, наоборот, даже помогал? Как своеобразный знак качества – «Я — человек из народа». — Кострома, Костромской район — окают. Про меня поначалу всегда думали – белорус или хохол! Но ведь важно не только с каким произношением ты говоришь, но и что ты говоришь. Я никогда не кривил душой. Если говорил что накажу – наказывал, и всегда за дело. Если обещаю помочь – держу слово. Вот чего в моем говоре никогда не было – это поддельности какой-то, фальши. — Вы как-то рассказывали, как вам в советское время чуть ли не из партии хотели исключить за то, что вы в колхозе картошку продавали по 30-40 копеек за килограмм, а надо было по 7-9 копеек сдавать. — В наше время вам за такую хозяйственность, наоборот, надо премию давать. А вот вы сами себе за что бы выговор дали? И благодарность себе – за что бы вынесли? — Даже не пойму – вы хотите, чтобы я серьезно отвечал? Или шуткой? О чем я жалею? Наверное, о том, что мало уделял внимания детям, когда они были маленькие. Хотя они хорошими, работящими людьми выросли. Но ведь это уже не изменишь, да, может, я бы и не стал ничего менять — такая работа была. За что бы я еще себе объявил выговор? Упущена была кадровая политика в Костромском районе. Наверное, моя вина в том, что я как председатель райисполкома должен был больше заниматься кадрами, которые могли бы многие хозяйства удержать на плаву в наше время. — Давайте тогда вспомним, за что вам надо благодарность объявлять. Ведь главные человеческие и мужские задачи вы за свою жизнь выполнили – дочерей и сына вырастили, целый лес деревьев посадили, домов колхозникам настроили. И не только домов, а даже мост. — Это правда. Тот мост у Яковлевского, о котором вы говорите – он и сегодня стоит. Это моя удача. Если бы тогда не построили, то позже бы уже не удалось, денег не стало. Тогда деревянный мост совсем рухнул, глубина реки 6 метров, ширина – 100. А по нему стадо коров в 800 голов два раза в день перегнать на пастбище надо. Трактора проваливались. Целые деревни оказались бы отрезаны. А новый построили – бетон! Стоит! — Этим точно можно гордится. — (смеется) Еще скажите — именем моим назвать!