Мал пиджачок, да дорог

Эпоха дефицита: тот, кто родился и большую часть жизни прожил в Советском Союзе, отлично понимает, о каких временах идет речь в истории, которую мы предлагаем вам сейчас прочесть.

В моем платяном шкафу висит почти новый пиджак, который я не ношу, поскольку в него не влезаю. И чем дальше, тем меньше шансов, что когда-нибудь влезу. Но и избавиться от него не могу, рука не поднимается, ведь один его вид рождает в голове мысли, а в душе — надежды. Короче, мал пиджачок, да дорог. Куплен он был в Германии, в городе Лейпциге, во время командировки. Год приобретения точно не назову, но отчетливо помню, что в Европе только что ввели в оборот единую валюту; боящиеся фальшивок кассиры шарахались от купюры в пятьдесят евро и спрашивали, нет ли помельче. Короче, лет двадцать назад это было.

Еще я помню, как кружил по пятиэтажному универмагу, выискивая таблички с нужным словом. По-английски оно пишется: «discount», по-немецки: «rabatt», а по-нашему — ну, конечно же, «скидка»! К тому времени знакомый шопоголик уже одарил меня афоризмом: «Лучше маленькая скидочка, чем большое спасибо», так что с этой песней я шел и по жизни, и по универмагу. Пока не добрался до длинной вешалки, где среди уцененной мужской одежды висел тот самый пиджак.

До сих пор не понимаю, почему на него сделали скидку. Пиджачок был что надо. Однобортный, в меру приталенный, с неширокими лацканами, на двух пуговицах и с двумя шлицами, он вписывался одновременно и в моду, и в классику. Но главное — сине-коричневая клетка. Как раз в то время дизайнеры признали допустимым сочетание двух этих цветов в мужском костюме; прежде соединение, скажем, синих брюк с коричневыми туфлями считалось образцом дурного вкуса. Так что обнаруженный пиджак можно было надевать как с коричневыми и бежевыми, так и с синими и голубыми брюками. Ну, и с джинсами, конечно.

В примерочной я оглядел себя во всех ракурсах. Это была больше чем одежда, это была судьба. Пиджак молодил и элегантил, превращал в баловня судьбы, объекта мужской зависти и женского интереса. Было лишь одно «но»: он оказался на два размера меньше нужного. Покупать не имело смысла, не купить не было сил.

Прямо там, в примерочной, пришло решение: подогнать себя под пиджак, стать достойным его. Похудеть, подтянуться, избавиться от вредных привычек, а заодно, что уж мелочиться, заработать на новую машину, подняться по служебной лестнице, отрегулировать личную сферу… Словом, я выбрал ту жизнь, которую предложил пиджак.

Чем кончилась эта отважная затея, расскажу позже. А пока считаю нелишним порассуждать на вполне философскую тему, а именно — о шопинге и его адептах, — как выразился неизвестный остроумец, «шопенгауэрах». Вы как знаете, а у меня нет сомнений в терапевтическом эффекте от этого достойного занятия. Не зря же существует термин «оздоровительный шопинг». Истоки его профессионализма восходят к концу эры великого дефицита, и я хорошо помню, какой это драйв: в магазине «Лейпциг» ухватить галстук, через месяц в «Бухаресте» отстоять очередь за сорочкой в тон, спустя пару недель достать в «Ядране» подходящие туфли… Так за полгода, если повезет, соберешь полный комплект и будешь стильным парнем. А потом открылись границы и начался массовый зарубежный шопинг. Будучи в этом деле полными неофитами, мы, что называется, учились на марше.

Впервые за границу я попал уже не мальчиком, в начале восьмидесятых. Райком комсомола устроил тур в Польскую народную и Германскую демократическую республики. Соответственно, командировочные выдали в злотых и марках. Жена полистала купюры и составила список покупок. Мне предстояло на отпущенные средства одеть с ног до головы всю семью и привезти подарки знакомым. У списка было приложение, где обозначались в сантиметрах параметры жены и рост нашего трехлетнего сына, а также контуры их же ступней, исполненные методом карандашной обводки наступившего на бумагу оригинала.

— Зачем ты складываешь рубашки? — спросила жена. — Одну надень в дорогу, а на первой же остановке купишь дюжину новых. Там же все копейки стоит и очередей никаких.

К прибытию в Варшаву моя рубашка (как сейчас помню, румынского производства, малоприятного горохового цвета) слегка утратила свежесть, и я отправился в универмаг. Там, как и предсказала жена, не было очередей, зато стоимость сорочек в разы превосходила ожидания. Приобретение всего пары рубашек ставило под удар программу закупок.

Ладно, решил я, в столице все дороже, подождем провинцию. Но в Кракове, Познани и Лодзи цены не отличались от варшавских. Мысленно посылая жене угрозы, я носил все ту же рубашку, замечая, что товарищи по туру стали как-то недобро ко мне принюхиваться.

Оставалась надежда на ГДР. Но ни Франкфурт-на-Одере, ни Росток, ни даже самый продвинутый в социалистическом альянсе Берлин не решили проблему. Рубашки упорно не дешевели, я натурально стал зомби и метался по магазинам, но в те времена не было ни скидочных распродаж, ни секонд-хендов. Жаба душила страшно. Единственное, на что я не жалел денег, так это на входящий в обиход мужской дезодорант, но то, как вы понимаете, была вынужденная, крайняя мера.

Вернувшись, я все в той же гороховой рубашке предстал перед домашними. Играющему на полу сыну были выданы яркие немецкие ботиночки, семь пар. Супруга получила недорогую бижутерию. «А себе что привез?» — ревниво спросила она. «Опыт, — ответил я и кинул ей рубашку. — Простирни».

Это была суровая, но чрезвычайно полезная школа. И когда в последующей жизни мне приходилось крутиться, как заведенному, или на лету принимать решения, или делать что-либо через силу, — всякий раз я благодарил свой первый шопинг. Хотя такого слова мы, безъязыкие, тогда просто не знали.

И вот теперь с грустью наблюдаю, как исчезают из жизни отдельно взятые умения и навыки. Причем сугубо отечественные, подтверждающие редкостную нашу смекалку и целеустремленность. Ну, к примеру, навык, оказавшись за границей, при минимуме командировочных средств и незнании иностранных языков, в крайне сжатые сроки приобрести для дома и семьи множество нужных товаров. Где они теперь, люди-птицы, размахивающие, словно крыльями, сумками и пакетами и стремительно пикирующие в направлении торговых точек?..

Однако пора вернуться к герою рассказа — пиджаку германского производства, выставленному на продажу по вдвое сниженной цене. Эта цена была мне по карману, и пиджак уложили в большой яркий пакет. Согласно концепции, он мне — точнее, я ему — должен был стать впору через полгода, к концу весны — началу лета. Лето, ах, лето, о твоем приближении напоминают все, кто кровно заинтересован в массовом похудении — от производителей пищевых добавок до фитнес-тренеров. К твоему началу даже приурочен новый официальный праздник — День здорового питания и отказа от излишеств в еде.

Мог ли подумать Олег Митяев, что сочиняет девиз всенародной кампании похудения: «Держитесь, люди, скоро лето!» И люди держатся, из последних сил держатся, мысленно залепляя рот скотчем (не путать клейкую ленту с виски) после шести часов вечера и выдавливая из себя литры пота в саунах и на беговых дорожках. Не щадя живота своего, опробуют все виды похудательной инквизиции. Они знают: каждый год лето дается человеку один раз, и прожить его надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожранные годы.

Во имя какого божества приносят они это массовое жироприношение? Во имя Аполлона! Чем не цель?

И она была мной достигнута! Ровно через полгода я с победным «оба-на» впорхнул в клетчатое облачение. Пиджак сидел как влитой. В тот же день он был презентован на юбилее приятеля и даже на небедных гостей произвел сильное впечатление. О том, что он куплен на распродаже, я, естественно, не сказал. Пиджак я носил не снимая до наступления жары. А когда настала осень, я вожделенно вынул пиджак из шкафа, и — о, горе мне! — он снова стал мал. Вернее, я стал ему велик.

Что поделаешь, такие уж мы люди, наши мотивации направлены на достижение цели, но не на ее удержание. Мы не американцы, изнуряющие себя диетами, закаливанием и антидепрессантами, чтобы иметь товарный вид. Ибо, как говорят тамошние работодатели, если ты не нужен себе, зачем ты нужен нам? Мы не израильтяне, которые наматывают километро-часы по прибрежному песку, чтобы укрепить сердечно-сосудистую систему, — в стране, окруженной противниками, вкус жизни иной, и прожить долгий век почетно.

Наши стимулы краткосрочны, хотя в каком-то смысле изощреннее. К примеру, один знакомый сказал: «Вот будет Великий пост — скину десяток килограммов». Пост он понимает как диету, разработанную специально к курортному сезону.

Короче говоря, сегодня почти не надеванный пиджак всеми своими клетками умоляет меня найти стойкие долгосрочные мотивации, чтобы добиться нашей с ним физической близости. А я вспоминаю песню Окуджавы о портном, перешивающем пиджак.

«Одна забота наяву

В его усердье молчаливом:

Чтобы я выглядел счастливым

В том пиджаке. Пока живу».

Я бы тоже с готовностью перешил пиджак, но проблема в том, что ни один портной не сможет увеличить его на два размера. Остается надеяться на свою силу воли. Чтобы все-таки выглядеть счастливым. Пока живу.

ЭКСПЕРТ

Бесконтрольная закупка

Елена Ложкина, дизайнер:

Всецело солидарна с автором этих заметок в том, что эпоха товарного голода и идущий следом период первоначального накопления заграничного гардероба сформировали особую породу людей. Они обладали мастерством, для овладения которым требовалась мобилизация душевных и физических сил. Эти виртуозы с отточенным комбинационным мышлением и стальной волей бросали вызов судьбе, которая настаивала: «Бери, что дают». А они хотели брать то, что нравится.

У меня осталось в памяти много занятных сцен из жизни шопоголиков. Например, один знакомый, весьма платежеспособный человек, приехал в Милан приодеться. Но в храмах моды на улицах Спига и Монтенаполеоне его крепко достал липуче-назойливый персонал, и он радостно совершил бесконтрольную закупку в восьмиэтажном универмаге, где были объявлены пудовые скидки. Радость, однако, оказалась недолгой: аккурат к закрытию магазинов началась забастовка таксистов, и бедолаге пришлось переть десяток пакетов в свой отель через весь город.

Пришли иные времена, и мастерство магазинного сыска обесценилось, а шопоголики-туристы были выброшены на обочину буржуазией, для которой в новомодных бутиках продавцы-консультанты собирали элегантный гардероб.

Но осталось одно утешение: стоило новому русскому проявить творческую самостоятельность, как канареечная рубашка с брюками хаки или зеленый костюм с белыми узконосыми ботинками являли миру бездну дурного вкуса, присущего завоевателям российских земель.

А что касается рассказанной здесь истории с пиджаком, то я уверенно заявляю, что автор не является первооткрывателем. Покупка одежды меньшего размера — это старинный стимул сбросить лишние килограммы. И вообще, желание одеться красиво, по-новому, иной раз становится толчком для преобразования всей жизни.

Так что классическая строка: «И кроме свежевымытой сорочки, скажу по совести, мне ничего не надо» абсолютно не жизнеспособна. К тому же ее автор Владимир Маяковский, судя по фотографиям, лукавил, — он был весьма элегантным мужчиной.