Как наши детские травмы влияют на отношения
Сочетание любви и брака — явление совсем недавней истории. И оно нестабильно. В прошлом люди связывали свои жизни без любви — зато их семьи были стабильны. Романтическая любовь вспыхивала к мужу или жене изредка и случайно.
Сегодня мы сами выбираем партнёров. Но, оказывается, «свободный» выбор партнёра — это продукт нашего подсознания, у которого свои планы. А оно хочет стать цельным и залечить детские травмы. С этой целью у него всегда при себе собственная подробная картина идеальной пары.
Публикуем некоторые мысли из книги «Как найти любовь, которую стоит сохранить» — авторов Харвилл Хендрикс и Хелен Хант, супругов-психотерапевтов, чьи книги переиздаются более 30 лет, и создателей Имаго-психотерапии, которая помогла тысячам людей найти любовь и сохранить отношения — о том, как наши детские травмы влияют на отношения, которые мы строим.
Всё дело в привязанности
Привязанность остаётся приоритетом младенца примерно первые полтора года жизни. Если всё идёт хорошо, сигналы ребёнка правильно воспринимаются и на них реагируют — его кормят, берут на ручки, пеленают и разговаривают с ним, — то у него развивается чувство, что он отдельное существо в безопасном мире и обладает достаточными силой и средствами, чтобы получить необходимое. Он «надёжно связан». Кажущийся незначительным, это критичный момент. Чувство безопасности, установленное на этом этапе, задаёт тон остальной части нашего путешествия по жизни. Это основа нашей реакции на жизненные опасности и удовольствия.
К счастью, примерно у половины людей всё происходит как надо. Каким-то образом, со всеми требованиями, пропущенными сигналами, личными проблемами, отвлекающими факторами и кризисами, неделей гриппа и не полностью удовлетворёнными желаниями любовь и добрые намерения многих родителей побеждают. У детей формируется надёжная привязанность.
Но как быть с теми детьми, чьи родители «недостаточно хорошо» заботятся, не присутствуют рядом эмоционально или физически с достаточной последовательностью и теплотой, чтобы возникла надёжная привязанность? По некоторым оценкам, к этой категории относится от трети до половины всех детей. Для них нет никакой гарантии ответа, удовлетворения потребностей. Таких младенцев называют «ненадёжно» или «тревожно» привязанными. Бесшовная ткань их бытия разорвалась, они потеряли контакт со своим первоначальным радостным состоянием.
Вот где пускают корни проблемы — неадекватные копинг-механизмы. Младенцы тоскуют по этому жизненно важному состоянию расслабленной радости, которое утратили, и пытаются восстановить его, приспосабливаясь, насколько возможно, к неидеальной заботе. В ответ на неё младенец создаёт внутренний образ родителя, который авторы называют имаго, и образ себя, который включает его представление о себе в контексте своей ситуации или «мира». Этот образ его внутреннего и внешнего мира, часто разделённый между «хорошими» и «плохими» чертами себя и других, в свою очередь, влияет на поведение ребёнка по отношению к родителям и определяет, какой копинг-механизм у него разовьётся.
В зависимости от того, как родители реагируют на его потребности, механизм выживания на каждой стадии развития будет поляризоваться, принимая одну из двух форм. Один младенец справляется, уменьшая свои привязанности в мире, другой — преувеличивая свои реакции. Так воспроизводится древнее эволюционное наследие — сокращение или взрыв энергии в ответ на угрожающие стимулы. Авторы книги характеризуют таких детей, прибегающих к двум этим реакциям, как минимизатора и максимизатора, описывая два полюса организации характера, встречающиеся в большинстве пар. Посмотрим, как эти механизмы проявляются на стадии привязанности.
Привязывающийся ребёнок: страх отчуждения
В ответ на недостаточное внимание на стадии привязанности младенец адаптируется путём либо цепляния, либо отстранения.
Если мать непоследовательна — иногда достаточно приветлива, но в других случаях эмоционально холодна или отсутствует, — у ребёнка разовьётся навязчивая реакция цепляния. Родители могут быть постоянно занятыми, эгоцентричными или злыми. Их настроение и расписание колеблются. Они непредсказуемы. Возможно, их не устраивает роль родителя, и они пытаются следовать какой-то жёсткой формуле, о которой читали в книгах, оказывая необходимые услуги, но по собственным графику или прихоти. Они могут регулярно брать младенца на руки и кормить его, но не тогда, когда он плачет или суетится, требуя внимания. Очевидно, что потребности малыша для такого родителя — бремя. Не способный обрести элементарную веру в то, что его потребности будут удовлетворены, ребёнок чувствует, что только непрекращающиеся требования сохранят ему жизнь.
В ответ на ненадёжные или непоследовательные отношения мозг младенца подаёт сигнал тревоги, говорящий о том, что он в опасности. Поскольку мать иногда всё-таки приходит, младенец продолжает пытаться, чувствуя: если он просто сообразит, что делать — плакать достаточно громко или долго, реагировать определённым образом, — то всё получится. Так устанавливается паттерн стресса, непоследовательной реакции, преувеличения и сомнения, формирующий тревожного ребёнка. У цепляющегося ребёнка двойственное отношение к матери. Измученный её непредсказуемой доступностью, он пристрастился к тому, чтобы привлекать её внимание и находить способ заставить её отреагировать. В то же время он злится, что его потребности не удовлетворяются. Половину времени он плачет и держится за непредсказуемую мать, а вторую половину отвергает, отталкивает её, даже когда она ласкова. Младенец стоит перед дилеммой, потому что объект боли и удовольствия один и тот же. В результате, ощущая удовлетворение одних своих потребностей и разочарование в других, он начинает вырабатывать амбивалентное (одновременно хорошее и плохое) отношение к себе.
Взрослый: цепляние
Как в случае с травмами на всех стадиях, если ситуация не изменится в более позднем детстве или в подростковом возрасте, у ребёнка произойдёт «застревание». Его защитные механизмы закрепятся в характере и проявятся во взрослой жизни как основа личности. Он станет тем, кого авторы книги называют цепляющимся. Его скрытые за сфабрикованным «я» инфантильные потребности живы, и они вместе с выученными механизмами защиты будут влиять на выбор партнёра, ожиданий от него и то, как он будет относиться к удовлетворению своих потребностей. Основной жалобой на отношения с ним будет такая: «Ты никогда не бываешь рядом, когда мне это нужно».
Непривязанный ребёнок: страх отказа
Некоторые родители постоянно эмоционально холодны и нерегулярно доступны физически. Для них бремя — не потребности ребёнка, а сам ребёнок. Такие родители воспитывают отстранённого, непривязанного ребёнка. В отличие от цепляющегося, он боится привязанности, в которой так отчаянно нуждается, потому что все попытки привязаться оканчиваются эмоциональной болью. В отличие от цепляющегося, которого пугает отсутствие контакта, «непривязанный» ребёнок решает не приближаться к матери. Если она вообще присутствует, то обычно подавлена, незаинтересована и эмоционально отстранена. Напуганная ответственностью за ребёнка, поглощённая своими проблемами или личными приоритетами, она эмоционально отвергает его. Поскольку контакт приводит не к удовлетворению потребностей (в том числе принятию), а к эмоциональной боли, младенец «принимает» судьбоносное решение: избегать контакта любой ценой. «Я плохой, объект (родитель) плохой, мои потребности плохие», — «рассуждает» он, устанавливая у себя в голове образ плохого родителя, а с другой стороны, где формируется образ своего «я», запечатлевается плохое самообладание потребностями. Это рассуждение приводит к примитивной, но эффективной защите: «У меня нет потребностей». Родитель отверг его, поэтому он отвергает родителя и, наконец, свою жизненную силу. Он не плачет. Он, кажется, доволен тем, что его кормят всякий раз, когда приносят еду. Кажется, ему все равно, берут ли его на руки, разговаривают ли с ним. Но пока потребности изгнаны из сознания, мозг постоянно находится в состоянии тревоги, потому что отвергнутые потребности необходимы для выживания. Чтобы заглушить тревогу, непривязанный ребёнок становится холодным душой и телом, значительно сужая — сводя к минимуму — свою жизненную энергию. Чтобы сдержать её до конца, он конструирует ложное «я», которое выглядит независимым, но на самом деле контрзависимо. Мир восхищается его независимостью, но он живёт практически один в своей крепости, решив избежать боли из-за того, что его могут отвергнуть.
Взрослый: избегающий
Как и в случае компульсивно-зависимого ребёнка, если эти паттерны не скорректировать в более позднем детстве или в подростковом возрасте (а это маловероятно, поскольку родители обычно не меняются), они проявятся во взрослых близких отношениях. Ребёнок становится тем, кого авторы называют избегающим. Избегающие склонны вступать в отношения с цепляющимися по вполне предсказуемым причинам. Дело не в том, что у избегающих нет потребностей, — скорее, они давно отказались от их удовлетворения и утратили связь со своими желаниями. Бóльшая часть их самих глубоко закопана, особенно восприимчивая, чувствующая сторона и способность к эмоциональной радости и телесным удовольствиям. Их скрытые потребности в контакте заставляют выбирать партнёров с чрезмерными потребностями в нём, что обеспечивает избегающих контактом, нужду в котором они сознательно отрицают. Следовательно, им никогда не приходится протягивать руку к своим партнёрам первыми, поскольку острая потребность партнёров в контакте удовлетворяет их потребность, пусть они её и отрицают. Но контакт все равно приносит боль. Для избегающего потребность в привязанности — тайная жажда, а для цепляющегося — постоянное требование.
